.. Куда это годится, в самом деле, до сих пор еще не платили за вторую половину апреля!.. — проговорил кто-то, но Икэнобэ остановил его:
— С места говорить запрещается! Во всяком случае, комсомольцы должны возглавить борьбу за расширение производства... Нет возражений против этого?
Икэнобэ подвел итоги обсуждения вопроса.
Араки сидел задумавшись.
До сих пор еще на заводе нет коммунистической ячейки. Поэтому и создалось такое ненормальное положение, при котором комсомольцам одним приходится брать на себя руководящую роль. Если считать, что Тидзива и Такэноути со своими приспешниками представляют собой правую группировку в профсоюзе, то комсомольцы являются движущей силой левой группировки.
К входной двери на велосипеде подъехал Касавара. Он с озабоченным видом вошел в комнату.
— Араки-кун! Телеграмма из «Объединенного штаба».
«Объединенным штабом» называлась созданная рабочими после февральской борьбы организация профсоюзных комитетов одиннадцати предприятий, располо-
женных в районе Канто и принадлежащих компании «Токио-Электро». Штаб-квартира этой организации находилась при профсоюзном комитете главного завода компании.
Телеграмма извещала об экстренном созыве представителей профсоюзных комитетов заводов компании «Токио-Электро».
Некоторое время Араки и Касавара совещались в углу комнаты, потом, сунув телеграмму в рукав, Араки подошел к Икэнобэ и попросил слова.
— Ввиду того что мне нужно срочно выехать в Токио, я хотел бы, товарищи, добавить сейчас несколько слов к резолюции, которую вы собираетесь принять...
Араки, опустив голову и сложив на груди руки, говорил медленно, как будто подбирая слова:
— То, что я скажу, еще нигде не опубликовано и известно только «Объединенному штабу» профсоюза... Но кое-какие слухи об этом уже просочились... Вот сейчас я получил телеграмму об экстренном созыве совещания... Отсюда можно сделать вывод, что атмосфера еще больше накаляется. В связи с этим я хочу поделиться с вами своими соображениями... А именно — я полагаю, что выдвигаемый компанией проект реэвакуации предприятий и программа так называемого «упорядочения производства» представляют собой не что иное, как проект массовых увольнений и сокращения объема производства...
Выдвинутый компанией проект «упорядочения производства» находился еще в стадии разработки, но на совещании «Объединенного штаба» в прошлом месяце уже приступили к обсуждению контрмер.
— По всей вероятности, это всё скоро будет опубликовано... По цехам действительно распускались слухи, что якобы из-за профсоюза развелось много прогульщиков и лентяев. Эта пропаганда могла иметь успех безусловно только в той обстановке неорганизованности, которая имела место в первый период после февральских событий. Но почему она особенно усилилась сейчас, несмотря на то, что благодаря воспитательной работе, которую проводит профсоюз, количество прогулов чрезвычайно сократилось? Ну, это, я думаю, вы и сами все понимаете... Движение за расширение объема производства, которое по своей инициативе начинает
теперь профсоюз, включает в себя и борьбу с нарушениями дисциплины и поможет разоблачить эту лживую пропаганду.
Араки кончил, и слово взял Касавара. — Это частная информация, поэтому я не имею права называть сейчас цифры и имена, но и на нашем заводе тоже готовится проект реэвакуации и составляются списки лиц, подлежащих увольнению...
— Тогда... тогда... зачем же откладывать?.. Нужно объявить об этом всем и бороться... — взволнованно сказал Кискэ Яманака.
Нобуко Кайсима, сидевшая рядом с ним, толкнула его, и он замолчал, тяжело дыша от волнения.
— Вот поэтому-то мы с Араки-кун сегодня вечером выезжаем в Токио на совещание «Объединенного штаба». В отличие от февраля, компания проводит теперь свои мероприятия в масштабе всей страны, ну, значит, и мы должны действовать таким же образом,— с озабоченным видом проговорил секретарь профсоюзного комитета Касавара. Помолчав немного, он продолжал:
— Выяснилась, наконец, эта история с военными рубашками. Есть и свидетель. Он присутствует здесь, поэтому я ограничусь пока только этим сообщением... В ближайшие дни от имени профсоюза предадим дело
гласности...
В одно мгновение взоры всех присутствующих обратились к Касавара. Речь шла о том, что в последнее время члены «Общества Тэнрю» и связанные с ними лица получили по чрезвычайно дешевой цене рубашки военного образца; это вызвало недовольство рабочих. — Кое-что нам сообщили об этом, а кое-что мы сами узнали из заявления Рэн Торидзава. Эти рубашки относятся к тем материальным ценностям, которые несколько влиятельных на заводе лиц, сговорившись, утаили... Часть этих ценностей была вывезена с гор и спрятана в амбарах одного дома...
Все удивленно посмотрели на Рэн. До сих пор Рэн, прислонившись к плечу Хацуэ, сидела неподвижно и не поднимала глаз. Она спокойно, как будто речь шла о чем-то совершенно для нее постороннем, заявила:
— У нас дома, в амбарах, есть какие-то вещи, которые компания сдала на хранение... Я не знаю, что это за вещи, но видела, как с завода часто приходили люди и уносили что-то с собой... Это я готова подтвердить где угодно...
Сгущались вечерние сумерки. Спускаясь с насыпи, тянувшейся вдоль реки Тэнрю, Рэн шла, как ребенок ухватившись за рукав Синъити.
Синъити никогда еще не видел Рэн такой подавленной.
— Что с тобой?
Синъити замедлил шаг, но Рэн ничего не ответила и отвернулась.
После собрания, распрощавшись у дома Араки, все разошлись в разные стороны. Синъити выбрал уединенную дорогу вдоль реки и собирался проводить Рэн до общежития. Но когда они подошли к висячему мостику, Рэн с капризной гримаской протестующе покачала головой. Они двинулись дальше, огибая скалы и спускаясь по насыпям, разделявшим поля, которые уступами сбегали к реке.
— Тебе тяжело стало жить в общежитии? Да? Рэн остановилась, повернувшись лицом к реке, и продолжала молчать, чуть приподняв плечи. Она печально стояла на камнях в своем белом коротком пальто и красной юбке.
Синъити чувствовал на себе ответственность за то, что Рэн перешла в общежитие. Поступок этот согласовался с его представлением о классовой морали, но треножная мысль о том, выдержит ли Рэн, заставляла Синъити страдать.
— Ты больше не можешь там оставаться? Рэн неопределенно качнула головой.
— Тогда что же?
Синъити снова пошел вперед, чувствуя, что Рэн крепко держится за его рукав. Он немного растерялся. Почему это у женщин такие сложные, непонятные чувства и переживания? И потом настроение у них постоянно меняется... Синъити впервые видел Рэн такой кроткой, присмиревшей. Никогда еще он не разговаривал с ней так легко и просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— С места говорить запрещается! Во всяком случае, комсомольцы должны возглавить борьбу за расширение производства... Нет возражений против этого?
Икэнобэ подвел итоги обсуждения вопроса.
Араки сидел задумавшись.
До сих пор еще на заводе нет коммунистической ячейки. Поэтому и создалось такое ненормальное положение, при котором комсомольцам одним приходится брать на себя руководящую роль. Если считать, что Тидзива и Такэноути со своими приспешниками представляют собой правую группировку в профсоюзе, то комсомольцы являются движущей силой левой группировки.
К входной двери на велосипеде подъехал Касавара. Он с озабоченным видом вошел в комнату.
— Араки-кун! Телеграмма из «Объединенного штаба».
«Объединенным штабом» называлась созданная рабочими после февральской борьбы организация профсоюзных комитетов одиннадцати предприятий, располо-
женных в районе Канто и принадлежащих компании «Токио-Электро». Штаб-квартира этой организации находилась при профсоюзном комитете главного завода компании.
Телеграмма извещала об экстренном созыве представителей профсоюзных комитетов заводов компании «Токио-Электро».
Некоторое время Араки и Касавара совещались в углу комнаты, потом, сунув телеграмму в рукав, Араки подошел к Икэнобэ и попросил слова.
— Ввиду того что мне нужно срочно выехать в Токио, я хотел бы, товарищи, добавить сейчас несколько слов к резолюции, которую вы собираетесь принять...
Араки, опустив голову и сложив на груди руки, говорил медленно, как будто подбирая слова:
— То, что я скажу, еще нигде не опубликовано и известно только «Объединенному штабу» профсоюза... Но кое-какие слухи об этом уже просочились... Вот сейчас я получил телеграмму об экстренном созыве совещания... Отсюда можно сделать вывод, что атмосфера еще больше накаляется. В связи с этим я хочу поделиться с вами своими соображениями... А именно — я полагаю, что выдвигаемый компанией проект реэвакуации предприятий и программа так называемого «упорядочения производства» представляют собой не что иное, как проект массовых увольнений и сокращения объема производства...
Выдвинутый компанией проект «упорядочения производства» находился еще в стадии разработки, но на совещании «Объединенного штаба» в прошлом месяце уже приступили к обсуждению контрмер.
— По всей вероятности, это всё скоро будет опубликовано... По цехам действительно распускались слухи, что якобы из-за профсоюза развелось много прогульщиков и лентяев. Эта пропаганда могла иметь успех безусловно только в той обстановке неорганизованности, которая имела место в первый период после февральских событий. Но почему она особенно усилилась сейчас, несмотря на то, что благодаря воспитательной работе, которую проводит профсоюз, количество прогулов чрезвычайно сократилось? Ну, это, я думаю, вы и сами все понимаете... Движение за расширение объема производства, которое по своей инициативе начинает
теперь профсоюз, включает в себя и борьбу с нарушениями дисциплины и поможет разоблачить эту лживую пропаганду.
Араки кончил, и слово взял Касавара. — Это частная информация, поэтому я не имею права называть сейчас цифры и имена, но и на нашем заводе тоже готовится проект реэвакуации и составляются списки лиц, подлежащих увольнению...
— Тогда... тогда... зачем же откладывать?.. Нужно объявить об этом всем и бороться... — взволнованно сказал Кискэ Яманака.
Нобуко Кайсима, сидевшая рядом с ним, толкнула его, и он замолчал, тяжело дыша от волнения.
— Вот поэтому-то мы с Араки-кун сегодня вечером выезжаем в Токио на совещание «Объединенного штаба». В отличие от февраля, компания проводит теперь свои мероприятия в масштабе всей страны, ну, значит, и мы должны действовать таким же образом,— с озабоченным видом проговорил секретарь профсоюзного комитета Касавара. Помолчав немного, он продолжал:
— Выяснилась, наконец, эта история с военными рубашками. Есть и свидетель. Он присутствует здесь, поэтому я ограничусь пока только этим сообщением... В ближайшие дни от имени профсоюза предадим дело
гласности...
В одно мгновение взоры всех присутствующих обратились к Касавара. Речь шла о том, что в последнее время члены «Общества Тэнрю» и связанные с ними лица получили по чрезвычайно дешевой цене рубашки военного образца; это вызвало недовольство рабочих. — Кое-что нам сообщили об этом, а кое-что мы сами узнали из заявления Рэн Торидзава. Эти рубашки относятся к тем материальным ценностям, которые несколько влиятельных на заводе лиц, сговорившись, утаили... Часть этих ценностей была вывезена с гор и спрятана в амбарах одного дома...
Все удивленно посмотрели на Рэн. До сих пор Рэн, прислонившись к плечу Хацуэ, сидела неподвижно и не поднимала глаз. Она спокойно, как будто речь шла о чем-то совершенно для нее постороннем, заявила:
— У нас дома, в амбарах, есть какие-то вещи, которые компания сдала на хранение... Я не знаю, что это за вещи, но видела, как с завода часто приходили люди и уносили что-то с собой... Это я готова подтвердить где угодно...
Сгущались вечерние сумерки. Спускаясь с насыпи, тянувшейся вдоль реки Тэнрю, Рэн шла, как ребенок ухватившись за рукав Синъити.
Синъити никогда еще не видел Рэн такой подавленной.
— Что с тобой?
Синъити замедлил шаг, но Рэн ничего не ответила и отвернулась.
После собрания, распрощавшись у дома Араки, все разошлись в разные стороны. Синъити выбрал уединенную дорогу вдоль реки и собирался проводить Рэн до общежития. Но когда они подошли к висячему мостику, Рэн с капризной гримаской протестующе покачала головой. Они двинулись дальше, огибая скалы и спускаясь по насыпям, разделявшим поля, которые уступами сбегали к реке.
— Тебе тяжело стало жить в общежитии? Да? Рэн остановилась, повернувшись лицом к реке, и продолжала молчать, чуть приподняв плечи. Она печально стояла на камнях в своем белом коротком пальто и красной юбке.
Синъити чувствовал на себе ответственность за то, что Рэн перешла в общежитие. Поступок этот согласовался с его представлением о классовой морали, но треножная мысль о том, выдержит ли Рэн, заставляла Синъити страдать.
— Ты больше не можешь там оставаться? Рэн неопределенно качнула головой.
— Тогда что же?
Синъити снова пошел вперед, чувствуя, что Рэн крепко держится за его рукав. Он немного растерялся. Почему это у женщин такие сложные, непонятные чувства и переживания? И потом настроение у них постоянно меняется... Синъити впервые видел Рэн такой кроткой, присмиревшей. Никогда еще он не разговаривал с ней так легко и просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94