Ей вспомнилось, как на вокзале в Окая, размахивая флажком с яркокрасным кругом солнца, она провожала новобранцев; среди них был и Мотоя. Хацуэ была членом молодежной группы поселка Торидзава, и когда кто-нибудь из ее поселка уезжал на фронт, частенько ходила с фабрики на вокзал провожать их.
— Хоть бы и наш братец поскорее вернулся домой! Томоко говорила о брате Торадзиро, втором сыне
старика Тосаку, находившемся в Маньчжурии в Кван-тунской армии. Ходили слухи, будто все солдаты этой армии были взяты в плен советскими войсками.
Хацуэ доставала из котла прыгавшие в кипятке коконы и связывала обрывавшуюся нитку. Она испытывала жгучий стыд. И зачем только она тогда флажком махала и так легкомысленно, ни о чем не задумываясь, пела: «Возвращайтесь с победой, храбрецы!»? Ей было невыразимо тяжело. Хацуэ не сумела бы объяснить, была ли эта война справедливой или несправедливой, для чего и кто ее начал, но сейчас ей казалось, будто кто-то жестоко в чем-то ее упрекает. «Перед кем же я виновата? Кто помог бы мне разобраться в том, что у меня на душе?» — думала Хацуэ.
— Хацу-тян, Хацу-тян, ты дома? — За оградой мелькнула белая соломенная шляпка, и во двор стремительно влетела Кику Яманака. Поглощенная своими мыслями Хацуэ заметила ее, только когда Кику очутилась прямо перед ней.
— Послушай-ка, послушай! Говорят, наш завод снова начинает работать! — задыхаясь, сообщила девушка.
На Кику были рукавицы и таби — как видно, она прибежала прямо с поля.
— Возле насыпи я встретила Такэноути-сэнсэй... (Девушки по-прежнему добавляли к имени Такэноути почтительное «сэнсэй», как привыкли называть его на фабрике.) И вот, понимаешь, он сказал, что хозяева решили снова открыть завод... И чтобы мы были готовы выехать сразу, как придет телеграмма...— Кику нако-
нец уселась на террасе, она чуть не захлопала в ладоши от радости. —Нет, ты подумай только, как это хорошо! Мне уже так опротивело таскать навоз, так опротивело, мочи нет!
Кику так же как и Хацуэ было двадцать три года, но у девушки было забавное круглое личико, маленький рост, и, может быть, поэтому она выглядела моложе. Подхватив на руки Тиё-ити, она начала забавлять его, высоко подбрасывая мальчика и приговаривая: «Полетели, полетели!» Девушка была радостно возбуждена и время от времени принималась мурлыкать какую-то песенку.
— Что это ты поешь? — спросила Томоко, услышав незнакомый мотив.
— Да не знаю, вчера только выучила...
Забавное личико Кику приняло серьезное выражение, и она спела куплет из песни «Лодочник с реки То-нэ». Исполняя эту легкомысленную любовную песенку, она нарочно раскачивалась всем телом в такт мелодии и, закончив петь, неожиданно высунула язык. Девушки громко рассмеялись.
— Что-то от твоей песенки уши вянут, — покачала головой Хацуэ. Кику, надув губы, ответила:
— Самая модная песня. Правда, Тиё-бо? — она снова высоко подкинула ребенка. — Полетели, полетели! Теперь свобода! Пой что хочешь! Делай что хочешь!.. Полетели! Полетели!
На террасе стало весело.
В это время во двор вошла краснощекая девушка в пестром кимоно, повязанная платком.
— Разрешите передать вам тетрадь взносов на организацию осеннего праздника, — заговорила девушка. На румяном лице ее густым слоем лежала пудра. — Просим и вас, молодежь из Чащи, высказаться, — по-деревенски церемонно поклонившись, произнесла она и положила перед Хацуэ две тетрадки. Девушка возглавляла молодежь Холмов, а Хацуэ была председательницей молодежной группы Чащи. Семьдесят дворов восточной части поселка Торидзава делились на три группы: Чащу, Ложбину и Холмы.
По вопросу об устройстве осеннего праздника мнения расходились.
Парни, особенно резервисты, состоявшие в организации, возражали против развлечений в такое тяжелое для страны время. Но в конце концов верх одержали те, кто говорил, что «капитуляция — капитуляцией, а праздник — праздником».
— Что такое? Не все согласны? — воскликнула Кику, передавая ребенка председательнице молодежной группы Холмов и перелистывая вторую тетрадь. — Ой-ой, смотрите, даже Киё Фудзимори и тот «за»...
С этой второй тетрадью дело обстояло не так просто.
Как только кончилась война, в поселке Торидзава была распущена местная молодежная секция «Ассоциации помощи трону», председателем которой был Кин-таро Торидзава. Но на том же собрании, на котором было объявлено о ликвидации секции, была создана новая организация, получившая наименование «Молодежная группа поселка Торидзава». Председателем ее стал помещик, старший унтер-офицер Москэ Торидзава, а одним из двух его помощников — Тадаити Такэноути. Однако в последнее время в поселке пошли разговоры о том, что в организации по существу всё осталось по-старому, изменилось только одно название, и что надо созвать общее собрание, распустить организацию и создать ее заново, построив на новых, демократических началах. Эти требования выдвигала небольшая группа молодых рабочих, вернувшихся в поселок с заводов Токио и Нагоя. Их никак нельзя было назвать влиятельными членами организации, но, странное дело, голоса их всё-таки оказались достаточно вескими, чтобы добиться постановления о созыве общего собрания. Решению этому способствовало следующее удивительное обстоятельство: председательница западной секции Рэн Торидзава тоже присоединилась к тем, кто требовал перестройки организации в новом духе. Ну, а раз Рэн хотела этого, значит, и брат ее, очевидно, держался того же мнения. Поэтому и Тадаити Такэноути, одному из руководителей организации, пришлось поддержать это
требование — недаром его прозвали «тенью Кин-таро».
В тетради, которую разнежили по деревне, многие высказывались за перестройку организации, некоторые— их было меньшинство—против, но больше всего было таких записей: «Безразлично» или «Никакого мнения на этот счет не имею». Всё же расхождения во мнениях объяснялись, несомненно, тем, что среди молодежи было много бывших резервистов, а главное, поименный опрос смутил многих, и они предпочли уклониться от прямого ответа.
— А ты, Итти-тян, за или против?
— По правде говоря, мне всё равно, — не задумываясь, отвечала председательница молодежной группы Холмов, покачивая на коленях ребенка.
Хацуэ тоже довольно равнодушно относилась к результатам этой затеи. Конечно, можно было согласиться с Рэн Торидзава и с теми, кто настаивал на перестройке. Но что это будет за «перестройка»? Хацуэ не понимала, что означает слово «демократия». Она думала только, что если это что-нибудь такое же блестящее и элегантное, как сама Рэн-тян, то вряд ли ей, Хацуэ, будет от этого много пользы... Да, она виновата, что махала флажком тогда на вокзале... Допустим, они покончат со всем старым, а что будет представлять собой это новое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Хоть бы и наш братец поскорее вернулся домой! Томоко говорила о брате Торадзиро, втором сыне
старика Тосаку, находившемся в Маньчжурии в Кван-тунской армии. Ходили слухи, будто все солдаты этой армии были взяты в плен советскими войсками.
Хацуэ доставала из котла прыгавшие в кипятке коконы и связывала обрывавшуюся нитку. Она испытывала жгучий стыд. И зачем только она тогда флажком махала и так легкомысленно, ни о чем не задумываясь, пела: «Возвращайтесь с победой, храбрецы!»? Ей было невыразимо тяжело. Хацуэ не сумела бы объяснить, была ли эта война справедливой или несправедливой, для чего и кто ее начал, но сейчас ей казалось, будто кто-то жестоко в чем-то ее упрекает. «Перед кем же я виновата? Кто помог бы мне разобраться в том, что у меня на душе?» — думала Хацуэ.
— Хацу-тян, Хацу-тян, ты дома? — За оградой мелькнула белая соломенная шляпка, и во двор стремительно влетела Кику Яманака. Поглощенная своими мыслями Хацуэ заметила ее, только когда Кику очутилась прямо перед ней.
— Послушай-ка, послушай! Говорят, наш завод снова начинает работать! — задыхаясь, сообщила девушка.
На Кику были рукавицы и таби — как видно, она прибежала прямо с поля.
— Возле насыпи я встретила Такэноути-сэнсэй... (Девушки по-прежнему добавляли к имени Такэноути почтительное «сэнсэй», как привыкли называть его на фабрике.) И вот, понимаешь, он сказал, что хозяева решили снова открыть завод... И чтобы мы были готовы выехать сразу, как придет телеграмма...— Кику нако-
нец уселась на террасе, она чуть не захлопала в ладоши от радости. —Нет, ты подумай только, как это хорошо! Мне уже так опротивело таскать навоз, так опротивело, мочи нет!
Кику так же как и Хацуэ было двадцать три года, но у девушки было забавное круглое личико, маленький рост, и, может быть, поэтому она выглядела моложе. Подхватив на руки Тиё-ити, она начала забавлять его, высоко подбрасывая мальчика и приговаривая: «Полетели, полетели!» Девушка была радостно возбуждена и время от времени принималась мурлыкать какую-то песенку.
— Что это ты поешь? — спросила Томоко, услышав незнакомый мотив.
— Да не знаю, вчера только выучила...
Забавное личико Кику приняло серьезное выражение, и она спела куплет из песни «Лодочник с реки То-нэ». Исполняя эту легкомысленную любовную песенку, она нарочно раскачивалась всем телом в такт мелодии и, закончив петь, неожиданно высунула язык. Девушки громко рассмеялись.
— Что-то от твоей песенки уши вянут, — покачала головой Хацуэ. Кику, надув губы, ответила:
— Самая модная песня. Правда, Тиё-бо? — она снова высоко подкинула ребенка. — Полетели, полетели! Теперь свобода! Пой что хочешь! Делай что хочешь!.. Полетели! Полетели!
На террасе стало весело.
В это время во двор вошла краснощекая девушка в пестром кимоно, повязанная платком.
— Разрешите передать вам тетрадь взносов на организацию осеннего праздника, — заговорила девушка. На румяном лице ее густым слоем лежала пудра. — Просим и вас, молодежь из Чащи, высказаться, — по-деревенски церемонно поклонившись, произнесла она и положила перед Хацуэ две тетрадки. Девушка возглавляла молодежь Холмов, а Хацуэ была председательницей молодежной группы Чащи. Семьдесят дворов восточной части поселка Торидзава делились на три группы: Чащу, Ложбину и Холмы.
По вопросу об устройстве осеннего праздника мнения расходились.
Парни, особенно резервисты, состоявшие в организации, возражали против развлечений в такое тяжелое для страны время. Но в конце концов верх одержали те, кто говорил, что «капитуляция — капитуляцией, а праздник — праздником».
— Что такое? Не все согласны? — воскликнула Кику, передавая ребенка председательнице молодежной группы Холмов и перелистывая вторую тетрадь. — Ой-ой, смотрите, даже Киё Фудзимори и тот «за»...
С этой второй тетрадью дело обстояло не так просто.
Как только кончилась война, в поселке Торидзава была распущена местная молодежная секция «Ассоциации помощи трону», председателем которой был Кин-таро Торидзава. Но на том же собрании, на котором было объявлено о ликвидации секции, была создана новая организация, получившая наименование «Молодежная группа поселка Торидзава». Председателем ее стал помещик, старший унтер-офицер Москэ Торидзава, а одним из двух его помощников — Тадаити Такэноути. Однако в последнее время в поселке пошли разговоры о том, что в организации по существу всё осталось по-старому, изменилось только одно название, и что надо созвать общее собрание, распустить организацию и создать ее заново, построив на новых, демократических началах. Эти требования выдвигала небольшая группа молодых рабочих, вернувшихся в поселок с заводов Токио и Нагоя. Их никак нельзя было назвать влиятельными членами организации, но, странное дело, голоса их всё-таки оказались достаточно вескими, чтобы добиться постановления о созыве общего собрания. Решению этому способствовало следующее удивительное обстоятельство: председательница западной секции Рэн Торидзава тоже присоединилась к тем, кто требовал перестройки организации в новом духе. Ну, а раз Рэн хотела этого, значит, и брат ее, очевидно, держался того же мнения. Поэтому и Тадаити Такэноути, одному из руководителей организации, пришлось поддержать это
требование — недаром его прозвали «тенью Кин-таро».
В тетради, которую разнежили по деревне, многие высказывались за перестройку организации, некоторые— их было меньшинство—против, но больше всего было таких записей: «Безразлично» или «Никакого мнения на этот счет не имею». Всё же расхождения во мнениях объяснялись, несомненно, тем, что среди молодежи было много бывших резервистов, а главное, поименный опрос смутил многих, и они предпочли уклониться от прямого ответа.
— А ты, Итти-тян, за или против?
— По правде говоря, мне всё равно, — не задумываясь, отвечала председательница молодежной группы Холмов, покачивая на коленях ребенка.
Хацуэ тоже довольно равнодушно относилась к результатам этой затеи. Конечно, можно было согласиться с Рэн Торидзава и с теми, кто настаивал на перестройке. Но что это будет за «перестройка»? Хацуэ не понимала, что означает слово «демократия». Она думала только, что если это что-нибудь такое же блестящее и элегантное, как сама Рэн-тян, то вряд ли ей, Хацуэ, будет от этого много пользы... Да, она виновата, что махала флажком тогда на вокзале... Допустим, они покончат со всем старым, а что будет представлять собой это новое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94