Он положил на подушку фотографию Рэн и принялся рассматривать ее. Удивительное дело — лицо Рэн на карточке как будто менялось в зависимости от тех чувств, которые он испытывал. Сейчас Рэн, слегка; откинувшись назад, смотрела на него строго и отчужденно, и в уголках ее изогнутых, губ как будто затаилась насмешка.
— Господин офицер! — крикнул вдруг Фурукава.
Синъити чуть не подскочил от неожиданности. Фурукава, наверное, снилась война, он что-то бормотал во сне, выпростав из-под одеяла голую волосатую ногу.
— Тише ты! Напугал...—Синъити встал и поправил на нем одеяло. Фурукава всё еще продолжал шевелить губами.
Синъити погасил лампу и некоторое время лежал в темноте с открытыми глазами. «Э, да так можно совсем раскиснуть!» — подумал он. Синъити вдруг охватило беспокойство. Да приедет ли она вообще?
Паровозные свистки, скрежет буферов сцепляемых вагонов, голос, объявлявший по радио название станции, раздавались, казалось, над самым ухом. На станции Ками-Сува было паровозное депо, и даже ночью здесь не прекращалось движение.
Внезапно со стуком раздвинулись сёдзи соседней комнаты. Это Цутии, с узлом за плечами, спешил попасть на первый поезд, отправляющийся в Токио. В Токио жили жена и дети Цутии.
Крепко сжимая в руке фотографию Рэн, Синъити продолжал лежать с широко открытыми глазами; крадущиеся шаги послышались за стенкой у самого его изголовья; шаги удалялись по направлению к лестнице.
Первая мысль Синъити, когда он проснулся, была о лежавших под подушкой брошюрах. Да, да, сегодня же утром нужно вернуть их Накатани... По лицу Синъити скользили проникавшие сквозь сёдзи солнечные лучи, и он медлил открыть глаза.
Сегодня из-за отсутствия электроэнергии завод не работал. Это было похоже на внезапно прекратившееся движение. Казалось, время остановилось, и даже самое понятие времени исчезло... В особенности это было чувствительно в конце месяца, когда деньги уже давно были истрачены.
— Который час? — Синъити раскрыл наконец глаза и взглянул на соседнюю постель.
Фурукава, подставив голую спину лучам солнца, усиленно теребил свою рубаху.
— Что это ты делаешь? — спросил Синъити. Фурукава весело повернулся к нему с улыбкой на озорном курносом лице. Он бил вшей.
— Перестань, слышишь? — Синъити, как ужаленный, вскочил с постели, но его ждал еще больший сюрприз. В изголовье постели Фурукава на раскрытых страницах тоненькой книжечки валялись огрызок яблока и папиросные окурки. Несомненно, это был первый номер «Акахата»!
— Послушай! — голос Синъити звучал необычно
сердито, и Фурукава с удивлением посмотрел на него. — Откуда ты это взял?
Брови Фурукава опустились, и лицо приняло несчастное выражение.
— Прости, пожалуйста, — проговорил он с виноватым видом, как ребенок, которого бранят.
— Ну, знаешь ли... — Синъити не находил слов. Ведь это была тайна. Накатани давал читать эти брошюры только немногим избранным людям.
— Ты прочел это?
— Угу, прочел, — ответил Фурукава, продолжая держать в руках рубашку и недоумевая, почему Синъити придает этому такое значение.
Синъити был поражен: если Фурукава прочитал брошюры, то как он может быть так спокоен?!
— Ну и что же ты обо всем этом думаешь?
— Да там что-то совсем непонятное... — ответил Фурукава, глядя на свою рубашку.
Услышав этот равнодушный ответ, Синъити облегченно вздохнул и в то же время почему-то почувствовал себя оскорбленным.
— А я вот хотя и не всё понял, но только... — начал было Синъити после некоторой паузы.
Но Фурукава, казалось, уже успел позабыть об этом. Он вышел на балкон и, насвистывая, преспокойно стряхнул через перила яблочные огрызки и окурки с брошюры.
— Я вообще, знаешь ли, терпеть не могу всех этих коммунистов и тому подобное...
Он бросил брошюру в комнату и, перегнувшись через перила, закричал:
— Эй, девушка, девушка, постой-ка, минуточку! Снизу доносились женские голоса.
— Иди-ка сюда скорее! — оглядываясь на Синъити, Фурукава жестом поманил его на балкон. Потом, заложив пальцы в рот, засвистел, поглядывая на девушек.
Когда Фурукава начинал заигрывать с женщинами, Синъити невольно краснел. Дзиро Фурукава всегда был сорви-голова, но после пребывания на фронте он стал таким отчаянным и неуравновешенным, что Синъити временами испытывал почти тревогу в его присутствии,
Предоставив Фурукава проводить время по своему усмотрению, Синъити направился в столовую.
В столовой общежития, на первом этаже, было полно народу. Когда в доме была гостиница, это полутемное помещение — здесь даже днем горело электричество — служило кухней. На цементном полу был сооружен длинный дощатый помост, заменявший стол.
У двух женщин, обслуживавших столовую, дел было по горло: в дни, когда завод стоял из-за отсутствия электроэнергии, рабочие сразу получали весь свой дневной рацион — и завтрак и обед.
— Доброе утро! — приветствовал Синъити Оноки, садясь напротив него. Оноки завтракал, постукивая палочками о край своей чашки.
— Да какая тут рыбная ловля, когда встаешь так поздно! — продолжая разговор, заметил доводчик Хонда. Это был человек лет тридцати, семья его жила в Токио. Он сидел в шинели, облокотившись о стол, глаза его покраснели, видимо от бессонной ночи. Похоже было, что все они провели ночь за игрой в маджан.
— Ерунда! Нам бы вечерком _порыбачить минут тридцать — и хватит с нас!
Обвязавшись платками и нахлобучив поверх них фуражки, Оноки и еще двое-трое рабочих собирались на рыбную ловлю. Это называлось у них «мероприятием по усиленному питанию». Однако по внешнему виду молодого шлифовальщика Уцуми, который, положив весь свой дневной рацион в деревянную коробочку для завтрака, привязывал ее к поясу, никак нельзя было сказать, чтобы он «усиленно питался». Он был бледен и всё время покашливал. На завод Уцуми ходил через два дня на третий — один день работал, а два дня занимался рыбной ловлей. И если ему удавалось наловить хотя бы 200 моммэ карасей или ельцов, он выручал за них в три, а то и в пять раз больше, чем зарабатывал на заводе.
— Видишь ли, император тоже несет ответственность... А что касается Коноэ... — заикаясь, говорил Иноуэ.
В группе любителей маджана уже некоторое время спорили, обсуждая эту проблему.
Торопливо захватывая палочками из чашки темный рис, смешанный с ботвой редьки, Синъити прислушивался к спору, как вдруг в разговор вмешался Фурукава:
— Что вы тут мелете? Да как бы ни поступил император...
Вырвав у поварихи черпак, Фурукава налил себе супу и с чашкой в руке подошел к столу.
Услышав слова Фурукава, доводчик Хонда поднял голову.
— Плевать я хотел на твоего императора!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94