Нелепо было явиться на это собрание, а не остаться — тоже было неловко, и они ждали только удобного момента, чтобы уйти. Но директор не отставал.
— Ладно, подойди к нему, — улыбаясь, шепнул На-катани. Они не предполагали, что Сагара настроен враждебно, и считали это просто причудой любившего выпить директора.
Когда Араки, шагая через тарелки и бутылки, подошел к директору, тот, отстранив мастера, сам налил ему вина. Полная рука директора, державшая бутылку, дрожала, а желтоватые глазки так и сверкали за стеклами очков, как будто хотели просверлить мастера насквозь.
— Выпей! Ты что же, никак собрался переметнуться к нашим врагам?
Араки молча держал в руке стакан.
— Это ты подослал ко мне сегодня шайку головорезов, а? —продолжал Сагара, прислонясь спиной к столбу, подпиравшему потолок.
— Вы ошибаетесь. Ничего подобного я не делал! — гневно возразил Араки, но директор перебил его:
— Нет, давай уж поговорим начистоту... Признайся, ведь ты коммунист, так ведь? — Сагара сказал это довольно громко.
Араки не был членом коммунистической партии. Он хотел объяснить, хотел сказать, что он не коммунист, но растерялся. На голос директора разом обернулись старший мастер гранильного цеха Тидзива и старший мастер Сима, имевший звание «младшего служащего второго разряда».
— Что такое? Коммунист? — бритая голова Сима с лысеющим лбом придвинулась к Араки, обдавая его запахом винного перегара. Но вдруг Сима качнуло в сторону, и на его месте оказался Тидзива.
— Вот это интересно! Оказывается, Араки-кун — коммунист? Любопытно! Ну, да я коммунистов не боюсь. Послушай, Араки-кун! Давай-ка устроим диспут... Так, так, Араки-кун... Ваш «хозяин» Кюити Току-да отрицает монархический строй... Отлично, отлично. Значит, он отрицает монархию? Но в таком случае...
Голова Тидзива очутилась возле самой груди Араки. Араки попал в затруднительное положение. Доказывать, возражать было бесполезно. Накатани и еще несколько друзей Араки поднялись со своих мест, но подойти близко не могли. Араки сидел, весь внутренне сжавшись, но не опускал глаз перед устремленными на него враждебными взглядами. Директор хохотал, выпятив нижнюю губу.
— Господин директор, господин директор! —Такэ-ноути усиленно пытался обратить на себя внимание директора, словно собираясь выступить в роли умиротворителя, но Сагара, казалось, не замечал его.
Со всех сторон раздавались реплики. Тидзива, что-то непрерывно выкрикивая, наступал на Араки и мотал головой, как будто кланяясь ему. За спиной Тидзива бесновался Сима, крича: «Бей государственного изменника!» Кто-то удерживал его.
Большинство присутствовавших здесь были ярыми защитниками существующего государственного строя Японии. Среди демобилизованных, еще носивших военную форму, конечно, должны были быть и такие, которые не испытывали враждебных чувств по отношению к компартии, но вся структура компании «Токио-Элек-тро» всегда сильно смахивала на военную организацию, и поэтому им нелегко было открыть рот. «Младшие служащие компании», вышедшие из рабочих, являлись, так сказать, нижними чинами. Дальше шли окончившие школу компании: старшие мастера, начальники цехов, начальники отделов, советники, директора... В каждом звании существовали, кроме того, первый и второй разряды, и стоило только один раз споткнуться, как дальнейшее продвижение по службе становилось уже невозможным.
— Прочь! —раздался вдруг чей-то голос над головой Араки, и перед ним появился поручик Комацу в офицерском мундире. Углы его рта были опущены, глаза устремлены в одну точку, всё тело сотрясалось от сильной дрожи. Пинком ноги он отшвырнул шумевшего Сима, схватил за воротник и отбросил в сторону Тидзива, что-то пронзительно кричавшего.
— Ты!— встряхнув за плечо Араки, Комацу заставил его подняться и пристальным взглядом уставился ему в лицо. — Слушай, ты!..
В комнате воцарилась гнетущая тишина. — Ну, если я ошибся, то тем лучше... тем лучше... —заговорил несколько мягче директор, когда грубое вмешательство Комацу заставило замолчать всех присутствующих. Ему не хотелось, чтобы его считали зачинщиком этого скандала. — Однако скажу заранее: я человек, выросший на предприятиях компании, не люблю коммунистов. Я не допущу, чтобы на заводе Кава-дзои появились коммунисты. Это мое твердое решение.
Все смотрели на Араки, который уже вернулся на свое место и сидел, сложив на груди руки и опустив голову. Нобуёси Комацу, упираясь локтями в высоко поднятые колени, медленно раскачивался из стороны в сторону.
Выйдя на темный заводский двор, Араки и Накатани некоторое время стояли молча. Оба чувствовали, что идея «сбора предложений» окончательно рухнула.
— Ну, я зайду ненадолго в цех.— Накатани распрощался с Араки и направился к галерее, ведущей в цехи.
Араки всё еще был в возбужденном состоянии. Он шагал один в темноте, и самые разнообразные мысли беспорядочно теснились в его голове. Ему не раз случалось спорить с директором по работе, но сегодняшнее их столкновение было совсем иного рода. Сегодня ему был брошен открытый вызов. Араки представлял себе лица старухи-матери, жены и детей, он вспоминал улыбающиеся лица рабочих, занятых сбором «пожеланий», и лица делегатов, вернувшихся в цех после того, как директор выгнал их из своего кабинета...
— Держись, Араки! — с усмешкой сказал он самому себе.
Это случилось в тот момент, когда он уже хотел повернуть на огонек, мерцавший из окна проходной. Араки услышал чьи-то поспешные шаги, догонявшие его... Внезапный удар чуть не сбил его с ног. У него потемнело в глазах, и он пошатнулся.
Когда Араки снова твердо встал на ноги, вокруг никого уже не было, только ветер свистел во мраке. Он схватился рукой за лицо — что-то липкое, теплое текло у него между пальцами.
Синъити Икэнобэ вынул из зажимов крохотный металлический стерженек, провел по нему пальцем и покачал головой. Направив на станок свет лампы, закрепленной на длинном рычаге, он приложил к стержню
микрометр, потом взял лупу и принялся разглядывать деталь.
Всё как будто в порядке: на маленьком кусочке тускло блестевшей стали — двенадцать миллиметров в длину и одна треть миллиметра в диаметре — изъянов не было. Но когда, отложив лупу, Икэнобэ закрыл глаза и еще раз провел по стерженьку кончиком мизинца, он опять покачал головой: след резца, правда едва заметный, все-таки ощущался.
Синъити вздохнул, положил стержень. Сняв с головы синий целлулоидный козырек, защищавший глаза от света, он присел к столу и опустил голову на руки.
«Устал», — подумал он. В ушах у него звенело. Он закрыл глаза, но спать ему не хотелось.
На холодной бетонной площадке был устроен дощатый настил, на котором стояли в ряд шесть небольших токарных станков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Ладно, подойди к нему, — улыбаясь, шепнул На-катани. Они не предполагали, что Сагара настроен враждебно, и считали это просто причудой любившего выпить директора.
Когда Араки, шагая через тарелки и бутылки, подошел к директору, тот, отстранив мастера, сам налил ему вина. Полная рука директора, державшая бутылку, дрожала, а желтоватые глазки так и сверкали за стеклами очков, как будто хотели просверлить мастера насквозь.
— Выпей! Ты что же, никак собрался переметнуться к нашим врагам?
Араки молча держал в руке стакан.
— Это ты подослал ко мне сегодня шайку головорезов, а? —продолжал Сагара, прислонясь спиной к столбу, подпиравшему потолок.
— Вы ошибаетесь. Ничего подобного я не делал! — гневно возразил Араки, но директор перебил его:
— Нет, давай уж поговорим начистоту... Признайся, ведь ты коммунист, так ведь? — Сагара сказал это довольно громко.
Араки не был членом коммунистической партии. Он хотел объяснить, хотел сказать, что он не коммунист, но растерялся. На голос директора разом обернулись старший мастер гранильного цеха Тидзива и старший мастер Сима, имевший звание «младшего служащего второго разряда».
— Что такое? Коммунист? — бритая голова Сима с лысеющим лбом придвинулась к Араки, обдавая его запахом винного перегара. Но вдруг Сима качнуло в сторону, и на его месте оказался Тидзива.
— Вот это интересно! Оказывается, Араки-кун — коммунист? Любопытно! Ну, да я коммунистов не боюсь. Послушай, Араки-кун! Давай-ка устроим диспут... Так, так, Араки-кун... Ваш «хозяин» Кюити Току-да отрицает монархический строй... Отлично, отлично. Значит, он отрицает монархию? Но в таком случае...
Голова Тидзива очутилась возле самой груди Араки. Араки попал в затруднительное положение. Доказывать, возражать было бесполезно. Накатани и еще несколько друзей Араки поднялись со своих мест, но подойти близко не могли. Араки сидел, весь внутренне сжавшись, но не опускал глаз перед устремленными на него враждебными взглядами. Директор хохотал, выпятив нижнюю губу.
— Господин директор, господин директор! —Такэ-ноути усиленно пытался обратить на себя внимание директора, словно собираясь выступить в роли умиротворителя, но Сагара, казалось, не замечал его.
Со всех сторон раздавались реплики. Тидзива, что-то непрерывно выкрикивая, наступал на Араки и мотал головой, как будто кланяясь ему. За спиной Тидзива бесновался Сима, крича: «Бей государственного изменника!» Кто-то удерживал его.
Большинство присутствовавших здесь были ярыми защитниками существующего государственного строя Японии. Среди демобилизованных, еще носивших военную форму, конечно, должны были быть и такие, которые не испытывали враждебных чувств по отношению к компартии, но вся структура компании «Токио-Элек-тро» всегда сильно смахивала на военную организацию, и поэтому им нелегко было открыть рот. «Младшие служащие компании», вышедшие из рабочих, являлись, так сказать, нижними чинами. Дальше шли окончившие школу компании: старшие мастера, начальники цехов, начальники отделов, советники, директора... В каждом звании существовали, кроме того, первый и второй разряды, и стоило только один раз споткнуться, как дальнейшее продвижение по службе становилось уже невозможным.
— Прочь! —раздался вдруг чей-то голос над головой Араки, и перед ним появился поручик Комацу в офицерском мундире. Углы его рта были опущены, глаза устремлены в одну точку, всё тело сотрясалось от сильной дрожи. Пинком ноги он отшвырнул шумевшего Сима, схватил за воротник и отбросил в сторону Тидзива, что-то пронзительно кричавшего.
— Ты!— встряхнув за плечо Араки, Комацу заставил его подняться и пристальным взглядом уставился ему в лицо. — Слушай, ты!..
В комнате воцарилась гнетущая тишина. — Ну, если я ошибся, то тем лучше... тем лучше... —заговорил несколько мягче директор, когда грубое вмешательство Комацу заставило замолчать всех присутствующих. Ему не хотелось, чтобы его считали зачинщиком этого скандала. — Однако скажу заранее: я человек, выросший на предприятиях компании, не люблю коммунистов. Я не допущу, чтобы на заводе Кава-дзои появились коммунисты. Это мое твердое решение.
Все смотрели на Араки, который уже вернулся на свое место и сидел, сложив на груди руки и опустив голову. Нобуёси Комацу, упираясь локтями в высоко поднятые колени, медленно раскачивался из стороны в сторону.
Выйдя на темный заводский двор, Араки и Накатани некоторое время стояли молча. Оба чувствовали, что идея «сбора предложений» окончательно рухнула.
— Ну, я зайду ненадолго в цех.— Накатани распрощался с Араки и направился к галерее, ведущей в цехи.
Араки всё еще был в возбужденном состоянии. Он шагал один в темноте, и самые разнообразные мысли беспорядочно теснились в его голове. Ему не раз случалось спорить с директором по работе, но сегодняшнее их столкновение было совсем иного рода. Сегодня ему был брошен открытый вызов. Араки представлял себе лица старухи-матери, жены и детей, он вспоминал улыбающиеся лица рабочих, занятых сбором «пожеланий», и лица делегатов, вернувшихся в цех после того, как директор выгнал их из своего кабинета...
— Держись, Араки! — с усмешкой сказал он самому себе.
Это случилось в тот момент, когда он уже хотел повернуть на огонек, мерцавший из окна проходной. Араки услышал чьи-то поспешные шаги, догонявшие его... Внезапный удар чуть не сбил его с ног. У него потемнело в глазах, и он пошатнулся.
Когда Араки снова твердо встал на ноги, вокруг никого уже не было, только ветер свистел во мраке. Он схватился рукой за лицо — что-то липкое, теплое текло у него между пальцами.
Синъити Икэнобэ вынул из зажимов крохотный металлический стерженек, провел по нему пальцем и покачал головой. Направив на станок свет лампы, закрепленной на длинном рычаге, он приложил к стержню
микрометр, потом взял лупу и принялся разглядывать деталь.
Всё как будто в порядке: на маленьком кусочке тускло блестевшей стали — двенадцать миллиметров в длину и одна треть миллиметра в диаметре — изъянов не было. Но когда, отложив лупу, Икэнобэ закрыл глаза и еще раз провел по стерженьку кончиком мизинца, он опять покачал головой: след резца, правда едва заметный, все-таки ощущался.
Синъити вздохнул, положил стержень. Сняв с головы синий целлулоидный козырек, защищавший глаза от света, он присел к столу и опустил голову на руки.
«Устал», — подумал он. В ушах у него звенело. Он закрыл глаза, но спать ему не хотелось.
На холодной бетонной площадке был устроен дощатый настил, на котором стояли в ряд шесть небольших токарных станков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94