«...Меновая стоимость — основное отношение между товарами, или же способность товаров обмениваться друг на друга...»
Перелистывая страницы, Дзиро улыбался.
«Абстрактное —нечто отвлеченное... Конкретное — имеющее форму, реальное...»
Объяснения в словаре тоже были трудны для понимания, но зато те строчки, в которых Дзиро сумел разобраться, производили удивительное впечатление — так бывает, когда налетит ветер и рассеет туманную пелену.
Дзиро казалось, что он должен тотчас же всё усвоенное им проверить на собственном опыте. Он многое видел, многое испытал в жизни, но все впечатления от пережитого были беспорядочно перепутаны в его сознании. Однако стоило ему по-настоящему разобраться в каком-нибудь явлении, как всё вокруг словно озарялось ярким светом.
И тем не менее, как это всё странно...
Вот, например, тот, кто написал эту книгу, или хотя бы хозяин книжной лавки... Оказывается, людей, давно уже знающих истину, на свете немало. Но раз так, то почему же они молчали? Почему они сидели сложа руки и хладнокровно наблюдали весь этот несправедливо устроенный мир?
Рискуя попасть под телеги, лавируя между велосипедами, Дзиро дошел до железнодорожного переезда и вдруг наткнулся на необычное для него зрелище.
Какой-то человек, прислонившись спиной к станционной ограде, хрипло выкрикивал в рупор:
— Газета «Акахата», орган японской компартии! Рядом с ним девушка, держа под мышкой пачку газет, звонила в маленький колокольчик и кричала:
— Вышел из печати одиннадцатый номер газеты «Акахата»! Цена — одна иена!
Оба, мужчина и девушка, были невысокого роста, коренасты и удивительно похожи друг на друга — очевидно, отец и дочь. На девушке, очень хорошенькой, было надето яркое хаори в цветах и красный передник. Дзиро показалось, будто девушка звонит в колокольчик специально для него.
— Дайте пять номеров!
И отец и дочь были коммунисты. Этого седого человека в европейском костюме звали Сётаро Кодзима, ему было поручено возглавить работу по созданию коммунистической организации в этом районе.
Фурукава протянул девушке бумажку в пять йен, решив купить газеты для Икэнобэ, Оноки и других товарищей, и когда девушка по ошибке подала ему вместо пяти номеров только один, он еще раз повторил: «Я прошу пять!» Но едва он развернул газету, как сейчас же изменившимся голосом проговорил:
— Впрочем, нет, хватит одного!
На самой середине развернутой страницы была нарисована карикатура, а под ней написано: «Военный преступник — император Хирохито».
У Дзиро перехватило дыхание.
«Император Хирохито! Император Хирохито!» — шептал он про себя, поспешно направляясь к дому. Войдя в комнату, он уселся на постель и снова развернул одиннадцатый номер «Акахата».
У Дзиро было такое чувство, словно ему нанесли удар в самое сердце. По правде говоря, он сейчас впервые узнал, что его величество императора зовут «Хирохито». Как-то это не укладывалось в голове! У императора— и вдруг личное имя!
«Военный преступник — император Хирохито», — гласила короткая надпись; других пояснений к карикатуре не было. Да это было и не нужно...
Дзиро хотел было уже порвать газету, но рука его почему-то дрогнула и застыла в воздухе.
Он рассердился на того, кто нарисовал эту карикатуру.
Казалось, опрокинутый пинком ноги с грохотом рушится алтарь, воздвигнутый в душе Дзиро. Он смотрел на рисунок, закусив губу, словно превозмогая боль.
Однако несмотря на то, что душа его была уязвлена, Дзиро не чувствовал в себе энергии для того, чтобы отразить этот удар. Секунда проходила за секундой, протянутая к газете рука немела и опускалась.
Что это значит? Почему он колеблется? Дзиро вспомнил, как совсем недавно спорил с Иноуэ об императоре. Тогда Дзиро с кулаками набросился на такого же, как он, демобилизованного солдата только за то, что тот крикнул: «Плевать я хотел на твоего императора! По его милости началась эта война!»
В сознании Дзиро Потсдамская декларация, «Наёмный труд и капитал» существовали отдельно от представлений об императоре. Связь между войной и капиталистами он уже постиг, но император, казалось ему, ничем не был связан с капиталистами. Это никак не укладывалось в голове Дзиро, ему нелегко было сразу разобраться во всем происходящем.
Дзиро почудилось, что лицо императора на карикатуре изменяется. Император постепенно исчезал — на его месте появился равнодушный человек по имени Хирохито.
И вдруг, заслоняя императора, перед Дзиро возник образ погибшей в огне матери. Мать представилась ему так ясно, словно она была здесь, рядом с ним. Худая, с резко очерченным подбородком, она что-то кричит ему, широко раскрывая рот...
Губы Дзиро задрожали. И хотя он еще не совсем оправился от потрясения, вызванного карикатурой на императора, но она почему-то больше не интересовала его.
Карикатура па императора снова возвратилась на серую шершавую бумагу, и только лицо матери всё еще четко вырисовывалось перед ним. Дзиро пошевелил рукой и, подперев подбородок, глубоко вздохнул.
В дождливый полдень конца января 1946 года на заводе Кавадзои проходило общее собрание по созданию профессионального союза.
Во всех цехах остановились машины; даже в конторе почти никого не оставалось, кроме десятка старших служащих и директора.
Из проходной время от времени выходили служащие охраны и тревожно поглядывали на другой конец заводского двора, застилаемого косыми струями дождя, перемешанного с ледяной крупой, где зябко ежилось под низко нависшим небом старинное, но еще прочное здание, в котором обычно устраивались собрания.
Здесь, где когда-то процветали Кадокура — короли японской шелковой промышленности, — на предприятии, с которым были связаны первые их успехи, впервые за
более чем полувековую его историю создавался сейчас профессиональный союз.
На сцене на председательском месте сидел Сатору Тидзива. Вчера поздно вечером он вернулся из Токио, куда ездил вместе с Араки, чтобы наладить связь с профсоюзной организацией главного завода компании, объявившего забастовку. Тидзива сидел вполоборота, закинув руку за спинку стула, и казался совершенно спокойным. Глядя на него, можно было подумать, будто он давным-давно знал, что всё получится именно так, как это происходит сегодня. Тидзива словно и не удивляло, что за какие-нибудь несколько дней события сделали его одним из организаторов профсоюза, и никто из присутствовавших в зале тоже, по-видимому, не находил в этом ничего странного.
И действительно, выдвижение Тидзива было до некоторой степени закономерно. На заводе Кавадзои следовали установкам профсоюзной организации главного завода, где в профсоюз вошли даже старшие мастера и начальники цехов. И хотя среди служащих было меньше членов профсоюза, чем среди рабочих, но старые традиции, согласно которым один мастер стоил нескольких десятков рабочих, всё еще существовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94