А умирать никому не хочется... Хайдаркул тем временем продолжал:
— Тяжелее всего для меня сознавать, что я в ответе за твою кровь...
— Почему вы? Такова моя судьба, брат, судьба! Человек родится, растет, становится взрослым, и наступает день, когда он умирает. Это может быть и дома, и в поле, и в... тюрьме... Смерть горька, никогда сладкой не бывает...
Хайдаркул перевел разговор на другое. Ему хотелось хоть немного утешить преданного друга.
— И все же знай и помни: мы не зря жили на этом свете. Бескорыстно служили обществу, людям... Жизнь за них отдать готовы были. Мы никого не обижали, а, наоборот, охраняли от обид как могли. Я всю жизнь свою посвятил революции. А когда она свершилась, я остался на посту, на страже ее завоеваний, интересов народных... Много новых забот и задач появилось... Опять пришлось бороться с теми, кто о себе только думает, жажде! личной власти. Но дни их сочтены. Мы можем отойти в сторону, спокойно встретить свой конец. У людей появляются новые желания и надежды...
Сайду Пахлавану тоже захотелось утешить товарища.
— Может, вам суждено дожить до свершения и этих надежд и желаний. Неужели люди, возглавляющие у нас Советскую власть, допустят, чтобы вы погибли от руки какого-то негодяя Махсума? Уверен, что они примут меры.
— Если узнают, то, конечно, постараются спасти нас... Но когда придет помощь... бог знает...
Опять замолчали.
— Скажите,— спросил вдруг Сайд,— неужели руководящие товарищи не знали, что за птица Асад Махсум?
— Э, Друг, не так-то легко распознать человека! Я вот прожил пятьдесят пять лет на свете, скольких людей перевидал, всяких, разных!..
И снова ошибаюсь. Правильно народ говорит: «Иметь сто друзей — мало, а одного врага — много». Одна паршивая овца все стадо портит. Один Асад Махсум может причинить такой вред, что потом сотне людей придется исправлять. А раскусить его с самого начала не удалось. Замаскировался! Под маской и проник в наши ряды. Захватив какой-нибудь высокий пост, такие люди начинают воду мутить. И действуют до тех пор, пока их не разоблачат и не осудят. Но до того такое натворят, что долго не расхлебаешь. Ни перед чем не останавливаются, сметают все на своем пути, чтобы захватить власть. Отца и мать, жену и детей принесут в жертву, всю страну разорят ради своих низменных целей!
Нервы Хайдаркула были напряжены до предела. Ему хотелось говорить, говорить, говорить... Поведать все, что он знает о жизни, о людях, о мире. В его разгоряченном мозгу ярко вспыхивали воспоминания.
На мгновение он умолк, потом продолжал говорить, но уже немного спокойнее:
— Что такое Асад Махсум? Заржавленное оружие в чьих-то руках. Им распоряжаются тайные опытные, умные враги... Действуют они осторожно и сами остаются в тени. Они проникли и в Центральный Исполнительный Комитет, и в Совет назиров, и в назираты... Бесчестные люди! Они подрывают авторитет члена партии. Партийный билет для них просто средство для обеспечения легкой жизни, высокого поста... В действительности им нет дела до интересов партии, народа, Советской власти.
— Подумать только, кто совершил революцию и кто пользуется ее плодами! — воскликнул Сайд Пахлаван.
— Да, совершил революцию народ, а потом примазались паразиты... Конечно, не все члены бухарского правительства плохи, большинство из них преданно служат Советской власти. Но есть и другие... Я надеюсь, я даже уверен, что они будут скоро разоблачены. Народ Бухары заживет счастливо, в достатке... Никто не сможет повернуть колесо истории вспять! Пусть Асад убьет меня, тебя и еще сотни людей, он все равно не достигнет своей гнусной цели! Он приговорен самой историей, он будет уничтожен! Народ Бухары рука об руку с другими братскими народами пойдет вперед, к счастью!..
— Да, да,— горячо воскликнул Сайд Пахлаван, прерывая Хайдаркула.— Все одиннадцать ворот Бухары... нет, даже все двенадцать будут открыты для счастья... Ветер свободы ворвется в них...
— О да, все двенадцать ворот Бухары!.. Но сейчас еще многое не отстоялось... Дерутся за должности, чины, вместо того чтобы объединиться и бороться с настоящими врагами — басмачами, приверженцами эмира, старыми чиновниками. Им нет дела до нужд народа, до блага народа... они думают только о себе и растаскивают народное добро. Но трудовой народ — истинный хозяин государства, он не потерпит такого надругательства, выбросит всю эту нечисть и позаботится о благе народа. Не горюй, Саид-джан, темная ночь сменится ясным днем!
Сайд Пахлаван невольно взглянул на окошечко над дверью.
За ним стояла тьма. Но по звукам голосов и топоту ног во дворе можно было понять, что там большая суматоха. Громыхало оружие — очевидно, вооруженные воины бегали в мехманхану и обратно. Внимательно прислушавшись, узники услышали и конский топот, и скрип арбы. Люди во дворе громко перекликались, ругались, о чем-то спорили. Порой все голоса перекрывал мощный, устрашающий бас Махсума, отдававшего распоряжения.
— Странно! — сказал Хайдаркул.— Они как будто уходят... Неужели они узнали, что должно произойти этой ночью!
— Ничего странного! Вы ведь сами сказали, что у Асада всюду свои люди. По-моему, Низамиддин один из них...
— Возможно,— сказал, подумав, Хайдаркул,— иногда и у меня возникало подозрение. Но о том, что намечалось в эту ночь, он не знал.
— А может быть, и знал.
Во дворе раздался грохот, как от падения на землю тяжелого металлического предмета. И тут же узники услышали голос Окилова:
— Подлец, держал ты когда-нибудь в руках оружие?! Подними!
— Видно, пулемет тащат,— сказал Сайд Пахлаван.— Был один в запасе, стоял, смазанный, на складе. Против басмачей Асад ни разу его в ход не пускал.
— Значит, они готовятся к бою... Как бы наши не понесли большие потери... Ведь мы рассчитывали на внезапность нападения, а теперь они успеют подготовиться.
— Да, ведь и они хотят выжить.
— Коварство Асада Махсума известно. Если бы я был...
Его прервали глухие удары в заднюю стену подвала. Кто-то топором или мотыгой ломал ее. Неужели пришла помощь и они сейчас выйдут на свободу из этой страшной тюрьмы?! Смирившиеся было со своей тяжелой участью, они сразу воспрянули духом. Удары, рушившие стену, звучали для них ласкающей уши музыкой. Прислушивались они и к тому, что происходит за дверью.
«О если бы,— как заклятье, повторял про себя Хайдаркул,— если бы наши избавители поспели раньше, чем люди Асада!..»
Каждый удар в стену, каждый падающий комок глины приближал свободу — словно спадали одно за другим звенья цепей... И вдруг раздался повелительный голос Асада:
— У нас осталось полчаса... Необходимо за это время все закончить и расправиться с изменниками! Я ухожу на женскую половину.
Готовьте к выезду фаэтон!
— Не беспокойтесь, все будет сделано вовремя,— ответил голос Оки-лова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Тяжелее всего для меня сознавать, что я в ответе за твою кровь...
— Почему вы? Такова моя судьба, брат, судьба! Человек родится, растет, становится взрослым, и наступает день, когда он умирает. Это может быть и дома, и в поле, и в... тюрьме... Смерть горька, никогда сладкой не бывает...
Хайдаркул перевел разговор на другое. Ему хотелось хоть немного утешить преданного друга.
— И все же знай и помни: мы не зря жили на этом свете. Бескорыстно служили обществу, людям... Жизнь за них отдать готовы были. Мы никого не обижали, а, наоборот, охраняли от обид как могли. Я всю жизнь свою посвятил революции. А когда она свершилась, я остался на посту, на страже ее завоеваний, интересов народных... Много новых забот и задач появилось... Опять пришлось бороться с теми, кто о себе только думает, жажде! личной власти. Но дни их сочтены. Мы можем отойти в сторону, спокойно встретить свой конец. У людей появляются новые желания и надежды...
Сайду Пахлавану тоже захотелось утешить товарища.
— Может, вам суждено дожить до свершения и этих надежд и желаний. Неужели люди, возглавляющие у нас Советскую власть, допустят, чтобы вы погибли от руки какого-то негодяя Махсума? Уверен, что они примут меры.
— Если узнают, то, конечно, постараются спасти нас... Но когда придет помощь... бог знает...
Опять замолчали.
— Скажите,— спросил вдруг Сайд,— неужели руководящие товарищи не знали, что за птица Асад Махсум?
— Э, Друг, не так-то легко распознать человека! Я вот прожил пятьдесят пять лет на свете, скольких людей перевидал, всяких, разных!..
И снова ошибаюсь. Правильно народ говорит: «Иметь сто друзей — мало, а одного врага — много». Одна паршивая овца все стадо портит. Один Асад Махсум может причинить такой вред, что потом сотне людей придется исправлять. А раскусить его с самого начала не удалось. Замаскировался! Под маской и проник в наши ряды. Захватив какой-нибудь высокий пост, такие люди начинают воду мутить. И действуют до тех пор, пока их не разоблачат и не осудят. Но до того такое натворят, что долго не расхлебаешь. Ни перед чем не останавливаются, сметают все на своем пути, чтобы захватить власть. Отца и мать, жену и детей принесут в жертву, всю страну разорят ради своих низменных целей!
Нервы Хайдаркула были напряжены до предела. Ему хотелось говорить, говорить, говорить... Поведать все, что он знает о жизни, о людях, о мире. В его разгоряченном мозгу ярко вспыхивали воспоминания.
На мгновение он умолк, потом продолжал говорить, но уже немного спокойнее:
— Что такое Асад Махсум? Заржавленное оружие в чьих-то руках. Им распоряжаются тайные опытные, умные враги... Действуют они осторожно и сами остаются в тени. Они проникли и в Центральный Исполнительный Комитет, и в Совет назиров, и в назираты... Бесчестные люди! Они подрывают авторитет члена партии. Партийный билет для них просто средство для обеспечения легкой жизни, высокого поста... В действительности им нет дела до интересов партии, народа, Советской власти.
— Подумать только, кто совершил революцию и кто пользуется ее плодами! — воскликнул Сайд Пахлаван.
— Да, совершил революцию народ, а потом примазались паразиты... Конечно, не все члены бухарского правительства плохи, большинство из них преданно служат Советской власти. Но есть и другие... Я надеюсь, я даже уверен, что они будут скоро разоблачены. Народ Бухары заживет счастливо, в достатке... Никто не сможет повернуть колесо истории вспять! Пусть Асад убьет меня, тебя и еще сотни людей, он все равно не достигнет своей гнусной цели! Он приговорен самой историей, он будет уничтожен! Народ Бухары рука об руку с другими братскими народами пойдет вперед, к счастью!..
— Да, да,— горячо воскликнул Сайд Пахлаван, прерывая Хайдаркула.— Все одиннадцать ворот Бухары... нет, даже все двенадцать будут открыты для счастья... Ветер свободы ворвется в них...
— О да, все двенадцать ворот Бухары!.. Но сейчас еще многое не отстоялось... Дерутся за должности, чины, вместо того чтобы объединиться и бороться с настоящими врагами — басмачами, приверженцами эмира, старыми чиновниками. Им нет дела до нужд народа, до блага народа... они думают только о себе и растаскивают народное добро. Но трудовой народ — истинный хозяин государства, он не потерпит такого надругательства, выбросит всю эту нечисть и позаботится о благе народа. Не горюй, Саид-джан, темная ночь сменится ясным днем!
Сайд Пахлаван невольно взглянул на окошечко над дверью.
За ним стояла тьма. Но по звукам голосов и топоту ног во дворе можно было понять, что там большая суматоха. Громыхало оружие — очевидно, вооруженные воины бегали в мехманхану и обратно. Внимательно прислушавшись, узники услышали и конский топот, и скрип арбы. Люди во дворе громко перекликались, ругались, о чем-то спорили. Порой все голоса перекрывал мощный, устрашающий бас Махсума, отдававшего распоряжения.
— Странно! — сказал Хайдаркул.— Они как будто уходят... Неужели они узнали, что должно произойти этой ночью!
— Ничего странного! Вы ведь сами сказали, что у Асада всюду свои люди. По-моему, Низамиддин один из них...
— Возможно,— сказал, подумав, Хайдаркул,— иногда и у меня возникало подозрение. Но о том, что намечалось в эту ночь, он не знал.
— А может быть, и знал.
Во дворе раздался грохот, как от падения на землю тяжелого металлического предмета. И тут же узники услышали голос Окилова:
— Подлец, держал ты когда-нибудь в руках оружие?! Подними!
— Видно, пулемет тащат,— сказал Сайд Пахлаван.— Был один в запасе, стоял, смазанный, на складе. Против басмачей Асад ни разу его в ход не пускал.
— Значит, они готовятся к бою... Как бы наши не понесли большие потери... Ведь мы рассчитывали на внезапность нападения, а теперь они успеют подготовиться.
— Да, ведь и они хотят выжить.
— Коварство Асада Махсума известно. Если бы я был...
Его прервали глухие удары в заднюю стену подвала. Кто-то топором или мотыгой ломал ее. Неужели пришла помощь и они сейчас выйдут на свободу из этой страшной тюрьмы?! Смирившиеся было со своей тяжелой участью, они сразу воспрянули духом. Удары, рушившие стену, звучали для них ласкающей уши музыкой. Прислушивались они и к тому, что происходит за дверью.
«О если бы,— как заклятье, повторял про себя Хайдаркул,— если бы наши избавители поспели раньше, чем люди Асада!..»
Каждый удар в стену, каждый падающий комок глины приближал свободу — словно спадали одно за другим звенья цепей... И вдруг раздался повелительный голос Асада:
— У нас осталось полчаса... Необходимо за это время все закончить и расправиться с изменниками! Я ухожу на женскую половину.
Готовьте к выезду фаэтон!
— Не беспокойтесь, все будет сделано вовремя,— ответил голос Оки-лова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103