Она сидела позади Карима, накинув паранджу, а лицо закрыв белым кисейным покрывалом. Напротив нее устроилась Раджаб-биби в старенькой парандже с опущенным чашмбандом. В задней части арбы сложены были узлы, мешки и хурджины.
— Если бы мы выехали ночью,— сказала Ойша,— мы теперь были бы уже дома.
— Хорошо, что твой дядя нас не пустил. В такое время ехать ночью по степи — безумие!
— Нет, на дорогах спокойно,— сказал Карим.— Особенно на дороге в Гиждуван, туда постоянно ездят солдаты Асада Махсума. Но днем, конечно, ехать лучше... Как хорошо за городом! Воздух так чист и прохладен... пыли нет. От арыков свежесть... Каков-то сейчас наш канал Пирмаст? Давно уже я его не видел... Доедем, сейчас же искупаюсь!
— Если богу будет угодно,— промолвила Раджаб-биби.
Кариму вчера не удалось освободиться пораньше. А потом он искал арбу. Когда же нашел и хотел увезти Ойшу с матерью в Гиждуван, то Хайдаркул их не пустил, пришлось ему с арбакешем заночевать на маленьком дворике и отправиться в путь лишь рано утром. Хайдаркула еще раньше, в четыре часа, разбудили, он попрощался с сестрой, племянницей, Каримом и ушел.
Глядя по сторонам дороги, обсаженной деревьями, Карим наслаждался утренней свежестью садов. Крепкая, сильная лошадь с грохотом тащила новую скрипучую арбу. Карим с его огненным темпераментом, энергичный и деятельный, был в то же время немного поэтом. Иногда в воображении он рисовал себе чудесное будущее: уничтожив на земле всех угнетателей и кровопийц, он строил цветущие города, насаждал плодовые сады, чтобы влюбленные могли наслаждаться жизнью, чтобы базары были полны, чтобы каждый мог без усилий найти и получить все, что ему нужно, чтобы путь на Гиссар был открыт, чтобы он со своей дорогой Ойшой мог сесть в фаэтон и отправиться на родину отца и деда, путешествовать по горам... чтобы везде он был с Ойшой, только с ней.
Он был влюблен, страстно влюблен в Ойшу. Весь пыл своего молодого сердца он отдал ей. Он был уверен, что на свете нет девушки красивее, обаятельнее ее. Раджаб-биби давно уже стала ему второй матерью: когда после смерти отца он остался сиротой, эта добрая женщина смотрела за ним, выхаживала его с любовью и лаской. В ее семье, которая была для него приютом любви и доброты, нравственной чистоты и человечности, он был одновременно и сыном, и зятем, и единственным мужчиной — их защитой. Теперь, после отчаяния и безнадежности, после всех пережитых ужасов, он вновь нашел свою возлюбленную, и сердце его переполнилось счастьем. Все казалось ему прекрасным: сады и виноградники вдоль дороги, чистое ясное небо, чириканье птиц, скрип арбы, сам арба-кеш, его привычная посадка, его чалма пепельного цвета с выпущенным кончиком, похожим на мышиный хвост, длинный кнут, спокойные движения... и лошадь, ее золотистая масть, и широкая дорога, арыки, каменные мосты, кишлаки... Всем своим существом он чувствовал, что позади него, совсем близко сидела его возлюбленная, ощущал тепло ее тела, тонкий аромат ее... Он наслаждался и невольно вполголоса начал петь песню на слова Хафиза:
Чашу дай, о виночерпий! Отопью один глоток,
Чтобы прах моей печали хоть на миг стряхнуть я мог.
Дымом вздоха, что прорвался из пылающей груди, Всех презренных нечестивцев я дотла сегодня сжег!
Ойша тоже была увлечена не меньше Карима. Сердце ее билось сильно, глаза сияли, мысли были заняты будущим... Вот они приедут в Гиж-дуван, приведут в порядок двор и дом, начнут готовиться к свадьбе... Их той будет красный той, все будет по-новому... Первая свадьба нового времени! Ойша позовет всех своих подруг, Карим пригласит своих товарищей. Посредине двора протянут веревку — по одну сторону сядут девушки, по другую юноши... Будут танцевать, петь, веселиться... На айване повесят свадебный занавес, и она будет там с Каримом. После свадьбы Ойша распрощается с матерью и уедет в Бухару. Никогда больше она не расстанется с Каримом... Оба они пойдут учиться, станут грамотными... Потом поедут в Самарканд, в Ташкент, повидают свет...
Что касается Раджаб-биби, то она сейчас думала, сколько потребуется на свадьбу пудов риса, баранов, лепешек. Если продать золотые серьги и браслет, подаренные ей когда-то мужем, хватит ли? Карим говорит, что он возьмет все расходы на себя. Кариму его начальник дал денег на свадьбу. Но если Карим истратит все деньги на той, что он будет делать после свадьбы? Пусть уж лучше оставит их на устройство будущей жизни. Так каждый из них, занятый своими мыслями, не замечал ни времени, ни расстояния, которое они проехали. Солнце уже взошло и заливало все вокруг горячими лучами, когда их арба подъехала к мосту Мехтар Косы-ма. Дорога была пустынна, и в небольшом поселке возле моста не было никаких признаков жизни. «Удивительно, что могло случиться? Здесь всегда бывало людно»,— говорил сам себе арбакеш. Арба въехала на улицу поселка. Караван-сараи были заперты, лавки наглухо закрыты деревянными щитами. Арбакеш, остановив арбу около знакомой чайханы, позвал:
Кузибай, эй, Кузибай! Где вы? Кузибай высунул голову из-за двери, сказал:
Проезжай, Самандар! Гони лошадь дальше... вам лучше отдохнуть
Почему?
Что случилось?
Всю ночь красные бились с басмачами... Я только под утро уснул.
Нет ни чаю, ни кипятка... Дай немного успокоиться, друг! Когда будешь возвращаться, я открою чайхану.
Карим, которому не терпелось поскорее добраться до Гиждувана, сказал арбакеш у:
— Хорошо, едем дальше! Лошадь еще не устала, мы тоже не голодны. Отдохнем в Вабкенте!
Арбакеш погнал лошадь. Слова чайханщика и вид его почему-то вызвали у него неясные подозрения, но он не сказал ничего.
Арба миновала безлюдный поселок, запертые лавки, пустые чайханы, въехала на мост. Колеса ее, скрипя по песку и камням, уже съезжали с моста, как вдруг снизу, от реки, выбежал на середину дороги человек в маске, с ружьем в руках и закричал грозно:
— Стой! Останови лошадь!
Карим сунул руку за пазуху, вытащил револьвер, но не успел выстрелить — смелый арбакеш, не испугавшись разбойника, стегнул лошадь. Она поскакала вперед — прямо на человека с ружьем. Он отскочил в сторону и выстрелил. Женщины закричали. Карим, обернувшись назад, выстрелил два раза и успел увидеть, что разбойник упал. Испуганная лошадь, заржав, помчалась вскачь. Еще несколько человек, тоже в масках, выбежали из низины на дорогу и, стреляя, бежали за арбой. Арбакеш, натянув поводья, изо всей мочи стегал лошадь. Карим приказал женщинам нагнуться и стрелял из револьвера по разбойникам. Они почти уже ускользнули от преследователей, как вдруг лошадь резко свернула с дороги и бросилась в сторону реки. От этого рывка арбакеш и Карим, сидевшие на передке арбы, свалились на землю. Ойша с матерью, хватаясь за арбу, закричали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Если бы мы выехали ночью,— сказала Ойша,— мы теперь были бы уже дома.
— Хорошо, что твой дядя нас не пустил. В такое время ехать ночью по степи — безумие!
— Нет, на дорогах спокойно,— сказал Карим.— Особенно на дороге в Гиждуван, туда постоянно ездят солдаты Асада Махсума. Но днем, конечно, ехать лучше... Как хорошо за городом! Воздух так чист и прохладен... пыли нет. От арыков свежесть... Каков-то сейчас наш канал Пирмаст? Давно уже я его не видел... Доедем, сейчас же искупаюсь!
— Если богу будет угодно,— промолвила Раджаб-биби.
Кариму вчера не удалось освободиться пораньше. А потом он искал арбу. Когда же нашел и хотел увезти Ойшу с матерью в Гиждуван, то Хайдаркул их не пустил, пришлось ему с арбакешем заночевать на маленьком дворике и отправиться в путь лишь рано утром. Хайдаркула еще раньше, в четыре часа, разбудили, он попрощался с сестрой, племянницей, Каримом и ушел.
Глядя по сторонам дороги, обсаженной деревьями, Карим наслаждался утренней свежестью садов. Крепкая, сильная лошадь с грохотом тащила новую скрипучую арбу. Карим с его огненным темпераментом, энергичный и деятельный, был в то же время немного поэтом. Иногда в воображении он рисовал себе чудесное будущее: уничтожив на земле всех угнетателей и кровопийц, он строил цветущие города, насаждал плодовые сады, чтобы влюбленные могли наслаждаться жизнью, чтобы базары были полны, чтобы каждый мог без усилий найти и получить все, что ему нужно, чтобы путь на Гиссар был открыт, чтобы он со своей дорогой Ойшой мог сесть в фаэтон и отправиться на родину отца и деда, путешествовать по горам... чтобы везде он был с Ойшой, только с ней.
Он был влюблен, страстно влюблен в Ойшу. Весь пыл своего молодого сердца он отдал ей. Он был уверен, что на свете нет девушки красивее, обаятельнее ее. Раджаб-биби давно уже стала ему второй матерью: когда после смерти отца он остался сиротой, эта добрая женщина смотрела за ним, выхаживала его с любовью и лаской. В ее семье, которая была для него приютом любви и доброты, нравственной чистоты и человечности, он был одновременно и сыном, и зятем, и единственным мужчиной — их защитой. Теперь, после отчаяния и безнадежности, после всех пережитых ужасов, он вновь нашел свою возлюбленную, и сердце его переполнилось счастьем. Все казалось ему прекрасным: сады и виноградники вдоль дороги, чистое ясное небо, чириканье птиц, скрип арбы, сам арба-кеш, его привычная посадка, его чалма пепельного цвета с выпущенным кончиком, похожим на мышиный хвост, длинный кнут, спокойные движения... и лошадь, ее золотистая масть, и широкая дорога, арыки, каменные мосты, кишлаки... Всем своим существом он чувствовал, что позади него, совсем близко сидела его возлюбленная, ощущал тепло ее тела, тонкий аромат ее... Он наслаждался и невольно вполголоса начал петь песню на слова Хафиза:
Чашу дай, о виночерпий! Отопью один глоток,
Чтобы прах моей печали хоть на миг стряхнуть я мог.
Дымом вздоха, что прорвался из пылающей груди, Всех презренных нечестивцев я дотла сегодня сжег!
Ойша тоже была увлечена не меньше Карима. Сердце ее билось сильно, глаза сияли, мысли были заняты будущим... Вот они приедут в Гиж-дуван, приведут в порядок двор и дом, начнут готовиться к свадьбе... Их той будет красный той, все будет по-новому... Первая свадьба нового времени! Ойша позовет всех своих подруг, Карим пригласит своих товарищей. Посредине двора протянут веревку — по одну сторону сядут девушки, по другую юноши... Будут танцевать, петь, веселиться... На айване повесят свадебный занавес, и она будет там с Каримом. После свадьбы Ойша распрощается с матерью и уедет в Бухару. Никогда больше она не расстанется с Каримом... Оба они пойдут учиться, станут грамотными... Потом поедут в Самарканд, в Ташкент, повидают свет...
Что касается Раджаб-биби, то она сейчас думала, сколько потребуется на свадьбу пудов риса, баранов, лепешек. Если продать золотые серьги и браслет, подаренные ей когда-то мужем, хватит ли? Карим говорит, что он возьмет все расходы на себя. Кариму его начальник дал денег на свадьбу. Но если Карим истратит все деньги на той, что он будет делать после свадьбы? Пусть уж лучше оставит их на устройство будущей жизни. Так каждый из них, занятый своими мыслями, не замечал ни времени, ни расстояния, которое они проехали. Солнце уже взошло и заливало все вокруг горячими лучами, когда их арба подъехала к мосту Мехтар Косы-ма. Дорога была пустынна, и в небольшом поселке возле моста не было никаких признаков жизни. «Удивительно, что могло случиться? Здесь всегда бывало людно»,— говорил сам себе арбакеш. Арба въехала на улицу поселка. Караван-сараи были заперты, лавки наглухо закрыты деревянными щитами. Арбакеш, остановив арбу около знакомой чайханы, позвал:
Кузибай, эй, Кузибай! Где вы? Кузибай высунул голову из-за двери, сказал:
Проезжай, Самандар! Гони лошадь дальше... вам лучше отдохнуть
Почему?
Что случилось?
Всю ночь красные бились с басмачами... Я только под утро уснул.
Нет ни чаю, ни кипятка... Дай немного успокоиться, друг! Когда будешь возвращаться, я открою чайхану.
Карим, которому не терпелось поскорее добраться до Гиждувана, сказал арбакеш у:
— Хорошо, едем дальше! Лошадь еще не устала, мы тоже не голодны. Отдохнем в Вабкенте!
Арбакеш погнал лошадь. Слова чайханщика и вид его почему-то вызвали у него неясные подозрения, но он не сказал ничего.
Арба миновала безлюдный поселок, запертые лавки, пустые чайханы, въехала на мост. Колеса ее, скрипя по песку и камням, уже съезжали с моста, как вдруг снизу, от реки, выбежал на середину дороги человек в маске, с ружьем в руках и закричал грозно:
— Стой! Останови лошадь!
Карим сунул руку за пазуху, вытащил револьвер, но не успел выстрелить — смелый арбакеш, не испугавшись разбойника, стегнул лошадь. Она поскакала вперед — прямо на человека с ружьем. Он отскочил в сторону и выстрелил. Женщины закричали. Карим, обернувшись назад, выстрелил два раза и успел увидеть, что разбойник упал. Испуганная лошадь, заржав, помчалась вскачь. Еще несколько человек, тоже в масках, выбежали из низины на дорогу и, стреляя, бежали за арбой. Арбакеш, натянув поводья, изо всей мочи стегал лошадь. Карим приказал женщинам нагнуться и стрелял из револьвера по разбойникам. Они почти уже ускользнули от преследователей, как вдруг лошадь резко свернула с дороги и бросилась в сторону реки. От этого рывка арбакеш и Карим, сидевшие на передке арбы, свалились на землю. Ойша с матерью, хватаясь за арбу, закричали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103