..
— С каким персом?
— Ну, такой есть перс-перекупщик, лавочник, такой бородатый... ну, который вам деньги в долг дал... Так вот, солдаты над ним насмехались... Да! Еще там был тот человек, который вчера пришел вечером на бахчу... Ну, тот, с револьвером, который ушел к Найму в дом. Он и еще один, в кожаной куртке, пошли в дом к персу-перекупщику... Человек с револьвером на меня накричал.
— За что?
— Я просто остановился и рассматривал картинку, а он сказал: «Погоняй своего осла, деревенщина!»
— Какую картинку?
— На большой бумаге нарисовали и к стене прилепили на улице. Ну, я посмотрел.
— Раз она на улице, значит, ее для того и повесили, чтобы все смотрели... Да! А тому человеку жалко стало, накричал на тебя.
Ну, пусть, бог с ним! Спасибо, что ты целым вернулся. Нет, он мне сразу показался дурным человеком... А другой в кожаной куртке, говоришь? Господи, помилуй нас! Хорошо, что не тронули тебя... Ну, а кого еще ты там видел?
- Дядю Хайдаркула видел... Одет по-военному... он с солдатами там. Он сказал, чтобы вы приготовили для солдат фруктов, дынь, сена и ячменя для коней, а они приедут и увезут все, деньги заплатят и мануфактуры дадут.
Ну что ж,— сказал, задумавшись, отец.— Надо сказать аксакалу, м думаю, он не откажет.
Войдя в кишлак, Сайд направился прямо к дому. А как же дыни?
Какие дыни?
Давайте пойдем на бахчу, еще дынь наберем... дынь отвезу —опять мешок денег привезу!
Оставь что, сынок,— решительно сказал отец.— Недаром говорит! «Пусть половина лепешки, да зато душа спокойна». Хватит на сегодня! Слава богу, что тебе никакого вреда не причинили,— война не шутка, сынок!
Мирак удивился, но не мог ничего возразить, только пробормотал:
— Я бы отвез... и все было бы хорошо...
— Скажи и за то спасибо!
...Прошло пять дней. Пять дней, полных беспокойства, пять дней страха и надежд. Что-то будет? Неужели и эмир бухарский, со всем его великолепием, будет свергнут? Неужели революционеры Бухары победят, свяжут эмира, вздернут его на виселицу? Тогда что же будут делать муллы? А приближенные эмира, те, что носят золотые пояса, куда пойдут?
Сайд Пахлаван, покопавшись в домашнем хламе, отыскал свою табакерку, заброшенную им четыре года назад, и опять стал закладывать под язык нас. Он плохо спал по ночам. Даже к работе как будто остыл, ходил часа на два в поле, задавал работу Мираку и возвращался в кишлак, садился у входа в мечеть и ждал вестей из Бухары. Вечером, придя домой, ел что-нибудь и снова брался за табак.
— Да что вы так сокрушаетесь, отец? — говорила ему жена.— От судьбы не уйдешь! Что со всеми будет, то и с нами! У нас ни особенного имущества, ни богатства нет, чтобы так беспокоиться!
— Э, что богатство? — сказал, махнув рукой, Сайд Пахлаван.— Я о дочери тревожусь... Бухара горит... по ночам с холма зарево видно... Там пожары... Что с нашей дочерью?
— Бог их сохранит!
— Бог-то бог...
— Дом нашей дочери у Лесного базара, там площадь широкая, открытая,— сказала женщина.— И от Арка далеко, и от хауза Девон-беги — от всех главных мест далеко.
А большевики, говорят, не трогают бедняков. Если и спалили они, так, верно, Арк... Место высокое — вот зарево и видно... Бог даст, наши дети живы и здоровы будут.
— Однако,— сказал Сайд Пахлаван, продолжая свою мысль,— на бога надейся, а за куст держись, говорят. Будь что будет, а я завтра отправлюсь в Бухару, повидаю их и вернусь.
— Но ведь вы же говорите — война,— сказала озабоченно женщина.— Бухара горит, говорите, как же вы туда пойдете?
— Не ездите в Бухару, отец! — вмешался в разговор Мирак.— Позвольте мне поехать в Каган, я еще мешок дынь отвезу. Если увижу дядю Хайдаркула, узнаю, что в Бухаре. Он все знает и расскажет мне.
Сайд Пахлаван с радостью и гордостью смотрел на сына, который уже мог давать советы отцу, но сказал совсем другое:
— Мать, у нас хороший сьш. Если мне суждено теперь умереть, я покину мир без сожаления.
Мирак смутился, опустил голову.
— Сын правильно предлагает,— сказала мать.— Пусть поедет. Каган близко, паренек никому в глаза не бросится, никто его не тронет... Ему лучше съездить и привезти известия... — Нет, мать, нельзя! — сказал Пахлаван решительно.— Никуда Мирак не поедет!
На этом разговор и кончился. Но Пахлаван долго не спал в эту ночь, все раздумывал.
Наутро в кишлак приехали несколько красноармейцев с командиром. Им нужны были фрукты, дыни и сено для лошадей. Командир, бородатый и в очках, узнал Мирака и поздоровался с ним дружески.
— Паренек у вас хороший,— сказал он отцу.— Почему тогда еще дыни не привез? Ребята в тот день ждали тебя, а ты не привез дынь, так они с сухими губами и в бой пошли. Хорошо, что победили, а то на твоей душе был бы грех!
— Солдаты взяли Бухару?
— Да, в Бухаре теперь Советская власть, эмир сбежал.
— О-о-о! Вот здорово! — сказал радостно Мирак и обратился к отцу: — Вот видите, эмир убежал, красные солдаты сильнее его оказались!
— Понял, сын, все понял,— сказал Пахлаван и обратился к командиру: — Поздравляю с победой!
— Спасибо!
— Это друг дяди Хайдаркула! — представил командира Мирак.— Он у меня дыню купил...
— Очень хорошо! — сказал Пахлаван.— Ну, тогда приглашай гостей на бахчу, угощай дынями!
— Пожалуйте! — сказал Мирак.— Наша бахча недалеко, пойдемте. Но гости отказались.
Аксакал кишлака не мог не выполнить просьбу солдат. С помощью Сайда Пахлавана и других дехкан он собрал несколько мешков дынь, две арбы люцерны, несколько мешков соломы. Командир заплатил за все дороже, чем следовало, дал чаю и сахару, и солдаты, распрощавшись, уехали. Провожая их, Мирак спросил, можно ли ему завтра поехать в Бухару? Командир ответил, что ехать можно, но лучше все же повременить дней пять-шесть, тогда станет спокойнее. Потом он написал что-то на бумажке и дал Мираку, сказав, что, если в Бухаре его кто-нибудь задержит, пусть он покажет эту бумагу.
Мирак довольный пришел домой, показал отцу и матери бумагу. Они решили, что через неделю отец и сын поедут в Бухару.
В назначенный день Сайд Пахлаван проснулся рано, еле добудился Мирака, и, легко позавтракав, они отправились на бахчу. Сорвав несколько спелых больших дынь, уложили их в хурджин и, гоня осла перед собой, поехали в Бухару.
Мы не пойдем по большой дороге,— сказал Сайд Пахлаван.— пойдем мимо кишлака Кари и через Джугихону к воротам Мазара ворота Кавола разрушены.
Хорошо, папа,— сказал Мирак, а пройдя немного, задумчиво спросил Сколько же теперь ворот в Бухаре?
— Ворот в Бухаре много, сынок! — сказал Сайд Пахлаван.— Ворота Мазара, Самаркандские ворота, ворота Намазгох, ворота Углон, Каракульские ворота, ворота Шейха Джалола и еще другие... Всего одиннадцать ворот! Говорят, что есть еще двенадцатые ворота, которые уже много лет заперты.
— Почему же они заперты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— С каким персом?
— Ну, такой есть перс-перекупщик, лавочник, такой бородатый... ну, который вам деньги в долг дал... Так вот, солдаты над ним насмехались... Да! Еще там был тот человек, который вчера пришел вечером на бахчу... Ну, тот, с револьвером, который ушел к Найму в дом. Он и еще один, в кожаной куртке, пошли в дом к персу-перекупщику... Человек с револьвером на меня накричал.
— За что?
— Я просто остановился и рассматривал картинку, а он сказал: «Погоняй своего осла, деревенщина!»
— Какую картинку?
— На большой бумаге нарисовали и к стене прилепили на улице. Ну, я посмотрел.
— Раз она на улице, значит, ее для того и повесили, чтобы все смотрели... Да! А тому человеку жалко стало, накричал на тебя.
Ну, пусть, бог с ним! Спасибо, что ты целым вернулся. Нет, он мне сразу показался дурным человеком... А другой в кожаной куртке, говоришь? Господи, помилуй нас! Хорошо, что не тронули тебя... Ну, а кого еще ты там видел?
- Дядю Хайдаркула видел... Одет по-военному... он с солдатами там. Он сказал, чтобы вы приготовили для солдат фруктов, дынь, сена и ячменя для коней, а они приедут и увезут все, деньги заплатят и мануфактуры дадут.
Ну что ж,— сказал, задумавшись, отец.— Надо сказать аксакалу, м думаю, он не откажет.
Войдя в кишлак, Сайд направился прямо к дому. А как же дыни?
Какие дыни?
Давайте пойдем на бахчу, еще дынь наберем... дынь отвезу —опять мешок денег привезу!
Оставь что, сынок,— решительно сказал отец.— Недаром говорит! «Пусть половина лепешки, да зато душа спокойна». Хватит на сегодня! Слава богу, что тебе никакого вреда не причинили,— война не шутка, сынок!
Мирак удивился, но не мог ничего возразить, только пробормотал:
— Я бы отвез... и все было бы хорошо...
— Скажи и за то спасибо!
...Прошло пять дней. Пять дней, полных беспокойства, пять дней страха и надежд. Что-то будет? Неужели и эмир бухарский, со всем его великолепием, будет свергнут? Неужели революционеры Бухары победят, свяжут эмира, вздернут его на виселицу? Тогда что же будут делать муллы? А приближенные эмира, те, что носят золотые пояса, куда пойдут?
Сайд Пахлаван, покопавшись в домашнем хламе, отыскал свою табакерку, заброшенную им четыре года назад, и опять стал закладывать под язык нас. Он плохо спал по ночам. Даже к работе как будто остыл, ходил часа на два в поле, задавал работу Мираку и возвращался в кишлак, садился у входа в мечеть и ждал вестей из Бухары. Вечером, придя домой, ел что-нибудь и снова брался за табак.
— Да что вы так сокрушаетесь, отец? — говорила ему жена.— От судьбы не уйдешь! Что со всеми будет, то и с нами! У нас ни особенного имущества, ни богатства нет, чтобы так беспокоиться!
— Э, что богатство? — сказал, махнув рукой, Сайд Пахлаван.— Я о дочери тревожусь... Бухара горит... по ночам с холма зарево видно... Там пожары... Что с нашей дочерью?
— Бог их сохранит!
— Бог-то бог...
— Дом нашей дочери у Лесного базара, там площадь широкая, открытая,— сказала женщина.— И от Арка далеко, и от хауза Девон-беги — от всех главных мест далеко.
А большевики, говорят, не трогают бедняков. Если и спалили они, так, верно, Арк... Место высокое — вот зарево и видно... Бог даст, наши дети живы и здоровы будут.
— Однако,— сказал Сайд Пахлаван, продолжая свою мысль,— на бога надейся, а за куст держись, говорят. Будь что будет, а я завтра отправлюсь в Бухару, повидаю их и вернусь.
— Но ведь вы же говорите — война,— сказала озабоченно женщина.— Бухара горит, говорите, как же вы туда пойдете?
— Не ездите в Бухару, отец! — вмешался в разговор Мирак.— Позвольте мне поехать в Каган, я еще мешок дынь отвезу. Если увижу дядю Хайдаркула, узнаю, что в Бухаре. Он все знает и расскажет мне.
Сайд Пахлаван с радостью и гордостью смотрел на сына, который уже мог давать советы отцу, но сказал совсем другое:
— Мать, у нас хороший сьш. Если мне суждено теперь умереть, я покину мир без сожаления.
Мирак смутился, опустил голову.
— Сын правильно предлагает,— сказала мать.— Пусть поедет. Каган близко, паренек никому в глаза не бросится, никто его не тронет... Ему лучше съездить и привезти известия... — Нет, мать, нельзя! — сказал Пахлаван решительно.— Никуда Мирак не поедет!
На этом разговор и кончился. Но Пахлаван долго не спал в эту ночь, все раздумывал.
Наутро в кишлак приехали несколько красноармейцев с командиром. Им нужны были фрукты, дыни и сено для лошадей. Командир, бородатый и в очках, узнал Мирака и поздоровался с ним дружески.
— Паренек у вас хороший,— сказал он отцу.— Почему тогда еще дыни не привез? Ребята в тот день ждали тебя, а ты не привез дынь, так они с сухими губами и в бой пошли. Хорошо, что победили, а то на твоей душе был бы грех!
— Солдаты взяли Бухару?
— Да, в Бухаре теперь Советская власть, эмир сбежал.
— О-о-о! Вот здорово! — сказал радостно Мирак и обратился к отцу: — Вот видите, эмир убежал, красные солдаты сильнее его оказались!
— Понял, сын, все понял,— сказал Пахлаван и обратился к командиру: — Поздравляю с победой!
— Спасибо!
— Это друг дяди Хайдаркула! — представил командира Мирак.— Он у меня дыню купил...
— Очень хорошо! — сказал Пахлаван.— Ну, тогда приглашай гостей на бахчу, угощай дынями!
— Пожалуйте! — сказал Мирак.— Наша бахча недалеко, пойдемте. Но гости отказались.
Аксакал кишлака не мог не выполнить просьбу солдат. С помощью Сайда Пахлавана и других дехкан он собрал несколько мешков дынь, две арбы люцерны, несколько мешков соломы. Командир заплатил за все дороже, чем следовало, дал чаю и сахару, и солдаты, распрощавшись, уехали. Провожая их, Мирак спросил, можно ли ему завтра поехать в Бухару? Командир ответил, что ехать можно, но лучше все же повременить дней пять-шесть, тогда станет спокойнее. Потом он написал что-то на бумажке и дал Мираку, сказав, что, если в Бухаре его кто-нибудь задержит, пусть он покажет эту бумагу.
Мирак довольный пришел домой, показал отцу и матери бумагу. Они решили, что через неделю отец и сын поедут в Бухару.
В назначенный день Сайд Пахлаван проснулся рано, еле добудился Мирака, и, легко позавтракав, они отправились на бахчу. Сорвав несколько спелых больших дынь, уложили их в хурджин и, гоня осла перед собой, поехали в Бухару.
Мы не пойдем по большой дороге,— сказал Сайд Пахлаван.— пойдем мимо кишлака Кари и через Джугихону к воротам Мазара ворота Кавола разрушены.
Хорошо, папа,— сказал Мирак, а пройдя немного, задумчиво спросил Сколько же теперь ворот в Бухаре?
— Ворот в Бухаре много, сынок! — сказал Сайд Пахлаван.— Ворота Мазара, Самаркандские ворота, ворота Намазгох, ворота Углон, Каракульские ворота, ворота Шейха Джалола и еще другие... Всего одиннадцать ворот! Говорят, что есть еще двенадцатые ворота, которые уже много лет заперты.
— Почему же они заперты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103