-- Хорошо,— сказала из-за двери мать эмира.— А какие известия о его высочестве? Где он?
— Его высочество, говорят, находится в Душанбе, а может быть, в Гиссаре... Кончится война, и его высочество где-нибудь остановится... и потом вас отправят к нему... Но сейчас прежде всего нужны мир и спокойствие. В окрестностях Бухары множество сарбазов, львят его высочества, понапрасну проливают кровь, беспокоят людей. Мирзо Муиддин говорит, что от этого нет ничего, кроме вреда и убытков. Мы хорошо знаем, что ее высочество, государыня-матушка, женщина мудрая. Поэтому мы написали от вашего имени обращение, чтобы все эти маленькие группы сдавались мне, и мы создадим сильную и могучую армию и сможем делать что захотим. А если мы будем вот так поодиночке проливать братскую кровь, то придут русские и уничтожат всех. Если такое обращение вы одобряете, то было бы хорошо, чтоб вы поставили под ним вашу благословенную печать.
— А собрав армию, что ты хочешь делать?— спросила мать эмира.
Асад Махсум опять удивился. Он-сказал себе: «Те, кто считает эту
старуху наивной и глупой, такие же дураки, как и я... Вот полюбуйтесь, чего хочет строптивая старуха! Открой ей все свои цели и намерения! Нет, мамаша, эту тайну еще никто не знает и не может знать!»
— Стране нельзя быть без войска,— сказал Асад неопределенно.— Если мы будем сильнее, на нас не нападут.
— Ты посадишь опять эмира Алимхана на его трон?
Асад все больше изумлялся. Если он скажет: «Ты говоришь ерунду, эмир больше не увидит Бухару и во сне»,— то старуха не поставит печать под обращением, а если он скажет: «Да, я посажу эмира на его трон»,— то это будет ложь; это может дойти до ушей больших людей, и получится нехорошо. Поэтому он сказал:
— Там видно будет, как пойдут дела. Но вы подпишите наше воззвание. Ваш авторитет в народе поднимется, народ, которому надоело кровопролитие, услышав ваше имя, будет молиться за вас. Очень хорошо будет.
— Ладно, где твоя бумага?
Асад протянул за дверь воззвание. Мать эмира позвала Оймулло:
— Прочитайте вот это. Ну-ка, что он тут написал!
Оймулло развернула бумагу и прочла воззвание. В нем от имени государыни-матери говорилось, что мятежные, с оружием в руках сражающиеся против Советской власти подданные эмира должны быстро сдаться бухарскому правительству, что бухарское правительство — справедливое и пекущееся о подданных и сама государыня-мать спокойно живет под покровительством этой власти. Бухарское правительство является правоверным.
А еще там что? — спросила недовольно мать эмира.— Что еще написано
Вот только это... потом место для вашей подписи и печати, госпожа! оказала Оймулло и протянула воззвание матери эмира.
Старуха взяла его дрожащими руками, с минуту смотрела на него и сказала:
— Ты, потерявший дорогу сын байсунского казия, ты ведь ел хлеб-соль в нашем доме! Не стыдно ли тебе и не грех ли просить, чтобы я поставила свою печать под этой лживой бумагой?
Сын байсунского казия увидел, что хитростью и обманом не подойдешь к этой старухе; он никак не предполагал в ней такого ума и проницательности.
Поэтому он сказал серьезно:
- Это не лживая бумага.
Справедливость твоей власти и заботу о подданных еще надо проверить. Оттого, что ты говоришь «халва», во рту сладко не будет.
- В воззвании надо это сказать
— А раз надо, значит, и можно!— пренебрежительно засмеялась мать эмира.
Асад уже готов был признать себя побежденным и уйти ни с чем. Но мать эмира заговорила по-другому и сама вывела его из затруднения.
— Ты мне сказал — и это правда,— что воины газавата разошлись по всему Бухарскому эмирату, каждый со своим маленьким отрядом воюет отдельно и их легко победить. Это нехорошо. Если ты хочешь их соединить, если ты не пожалеешь жизни для восстановления власти эмира, я могу дать тебе в руки такую грамоту, которая имеет силу перстня Сулеймана! Хочешь?
Это смелое и неожиданное предложение озадачило Асада — он не ждал его от невежественной старухи, доживающей свой век. Он подумал минуту и сказал:
— Под нашим воззванием нужно поставить вашу печать... ведь мне для этого и разрешили войти к вам и говорить с вами, иначе не позволили бы. А вот перстень Сулеймана, конечно, другое дело. Скажу вам, государыня-матушка, что вы с вашей проницательностью угадали сокровенную тайну моего сердца, но я верю, что она останется между нами. Сейчас моя единственная цель — собрать борцов за веру, объединить их. Если бог даст мне силы и вы, госпожа, благословите меня, я возьмусь за это дело.
— Ну ладно, я поставлю печать под твоим воззванием,— сказала мать эмира.— Но не показывай его курбаши Джаббару или кому-нибудь из крупных военачальников — они не поверят. Приходи завтра в это же время, я дам тебе совсем другую грамоту, ты будешь доволен. Но ты должен быть верен тому, что обещал, а то бог тебя накажет — погибнешь!
— Очень хорошо! — сказал Асад, думая про себя: «Ты только приложи печать и дай мне обещанную грамоту, остальное я уж сам знаю». Вслух он сказал:—Конечно, я буду верен обещанию Но завтра прийти я не смогу, не пустят... ведь меня могут заподозрить.
— Я напишу письмо Мирзо Муиддину, а завтра ты принесешь ответ от него.
— Хорошо,— сказал Асад и стал ждать письма. Мать эмира обратилась к Оймулло Танбур:
— Пиши! «Мирзо Муиддинбай! Мы довольны вашим гостеприимством, под сенью вашего покровительства мы живы и здоровы. Частокол ружей, поставленный вокруг Коплона, укрепляйте, а то как бы мы не убежали... Ну ладно, ваша воля! Если хотите быть милостивым, пришлите мне с подателем сего письма весточку о здоровье эмира Алимхана. Будет неплохо, если добавишь к этому корзинку гранатов.
Завтра буду ждать ответа. Государыня-мать».
Оймулло написала письмо и отдала его матери эмира. Та поставила печать и передала Асаду.
— А воззвание?— спросил Асад.
— Ах да, воззвание...— насмешливо сказала старуха и тоже поставила под ним печать.
Асад взял воззвание, поблагодарил и удалился. Тогда Оймулло Танбур обратилась к старухе.
— Государыня,— сказала она,— разрешите теперь и мне пойти домой. Мой муж, Тахир-ювелир, совсем истомился от тревоги за меня.
— И ты убегаешь?
— Я буду приходить навещать вас.
— Если не придешь, я напишу Мирзо Муиддину, он пошлет солдат, приведут под конвоем.
— Бог даст, в этом не будет нужды.
— Ладно, иди, разрешаю! Но сначала напишем нашу грамоту, приготовь перо и бумагу.
Оймулло поклонилась, вышла и вздохнула с облегчением.
Осенние ночи в окрестностях Бухары бывают иногда холодными. Особенно холодно на открытой равнине у моста Мехтар Косыма. От реки Зеравшан дул резкий ветер, заставляя дрожать легко одетых людей. На четыре-пять верст кругом не было ни деревца, ни кишлака, ни какого-нибудь жилья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103