Наши старометодные школы не могут дать людям те знания, о которых мы говорим. Например, учащиеся в них не получают необходимых знаний по арифметике, географии, геометрии, алгебре и другим современным наукам. И сам метод преподавания устарел. Ведь требуется десять — двенадцать лет, чтобы даже способный ученик научился читать и писать и стал более или менее сведущим в шариате. А в новой школе, в школе новометодной, все это изучают за шесть месяцев или за год. Видите, какая разница!
Все присутствующие закивали, подтверждая слова рыжего.
Но Асад Махсум зло усмехнулся.
— Очень признателен, благодарю, что разъяснили! -- сказал он с еле скрытой насмешкой.— Однако возражение мое было вызвано тем, что господин Мунши,— он указал на худощавого с козлиной бородкой,— сказал, что наше молодое поколение будет неграмотным... Это, конечно, неверно. Слава богу, наука из Бухары распространяется по всему свету. Бухара дает знания и тюркам и таджикам... Вы сами, здесь сидящие, и я также учились и стали образованными в Бухаре. И таких, как мы, слава богу, немало... Почему же теперь нам впадать в уныние и страх и к чему из-за такого малозначительного вопроса вызывать гнев двора и мулл? Не лучше ли нам оставить эти распри по поводу школ и стараться расширить наши ряды, чтобы организация младобухарцев стала сильной, сплоченной, отважной и могучей... Чтобы она могла взять в свои руки государство! Вот тогда...
— Нам не нужна государственная власть,— сказал Мунши.— Существующая власть — его высочества эмира — вполне приемлема для Бухарского эмирата, пусть только он немного уступит, даст дорогу нашей партии, предоставит возможности для развития нации, обуздает своих невежественных мулл — и этого будет достаточно. Мы выучим, сделаем грамотным и просвещенным наш народ, наше молодое поколение, и тогда оно само подумает о себе. Вот такова наша задача! По-моему, Махсум-джан, не надо сворачивать разговор в другую сторону, давайте нынче говорить только о школе, тем более что не все наши руководители смогли прийти.
— Хорошо, хорошо! — сказал Махсум.— Я ведь только сказал, что мы должны быть осторожнее и не драться попусту со сторонниками эмира... А впрочем, вы сами это знаете...
— Осторожность, конечно, необходима,— сказал ака Мирзо.— Надо найти такой путь, чтобы и овцы были целы, и волки сыты и чтобы наш друг Махсум не сердился.
— Да, да! — сказал Мунши.— Ведь мы для этого и беседуем! Мы хотим посоветоваться, как быть. Открывать ли новометодные школы тайком и дальше? Если открывать, то кто покроет расходы? И как содержать их в тайне?
Найму надоело слушать эти разговоры; под предлогом покурить чилим он вышел в прихожую и сидел там, болтая с Хаким-джаном. Когда собрание кончилось и из комнаты выходили Асад Махсум с Хафизом и хозяин дома, Наим дремал.
-- Вставай, пошли!—сказал ему Асад.— Здесь не место спать.
— Если не спать, то что же тут еще делать? — проворчал Наим. Асад, закусив губу, быстро вышел из крутого прохода к воротам.
На улице он обругал Найма.
— Хозяин дома ничего не слышал,— вступился Хафиз, чтобы предотвратить ссору.
В медресе, у себя в келье, Асад за чаем спросил Найма:
— Ну, видел джадидов? Что они — с рогами?
— Рогов у них нет,— сказал многозначительно Наим,— но я удивляюсь...
— Чему ты удивляешься?
— Удивляюсь,— сказал Наим,— что вы хотите с этими господами весь свет перевернуть, кричать с ними «да здравствует!». Моему маленькому умишку сдается, право, что они своего собственного осла не смогут вытащить из грязи, а не то что бороться с эмиром!
— Твои слова в известной мере справедливы,— сказал Махсум.— В самом деле, с теми людьми, которых ты видел, киселя не сваришь — куда уж тут затеять что-то большее! Но есть и настоящие джадиды, которые, стоя во главе дела, вытащат из грязи и своего осла и нашего с тобой!
— Мой ишак вышел из грязи! — сказал Наим.— Я с джадидами не желаю иметь никакого дела.
— Глупости! Хочешь ты или нет, а пойдешь со мной, куда я пойду!
— Во всяком случае, будьте осторожны, Махсум-джан! — сказал Хафиз.
Махсум понял намек и улыбнулся.
— Учиться в школе, сделаться грамотным — разве в этом все дело? И ты, Хафиз, и ты, Перец, говорите так о джадидах потому, что не понимаете политики. Вам достаточно, чтобы сегодняшний день был для вас хорош! И таких, как вы, много, а мы, играя в политику, сядем на вашу шею и будем ездить на вас.
— Скажите уж — сделаете нас ишаками...— сказал со смехом Наим.
— Да, сделаем вас ишаками,— повторил Махсум.
— Что ж, хорошо!
— Что хорошо?
— Ишак — животное вьючное,— сказал Наим,— его погоняют, покалывая палкой... Но если вы его уколете больно, он вас сбросит со своей шеи так, что от вас мокрое место останется. Поэтому слова Хафиза имеют смысл: будьте осторожны. Будете играть в политику, доведете народ до беды, тогда, боюсь, как бы он не сбросил вас самих в пропасть!
Улыбка исчезла с лица Махсума.
Ах ты, Перец! — сказал он серьезно.— В твоих словах есть доля правды! Эк нужно учесть да! — сказал Наим. Прошел почти год. И вот однажды Асад Махсум, довольный и весе-
лый, вошел в келью, где Хафиз и Наим Перец были заняты приготовлением плова, и, обратясь к ним, сказал:
— Бросьте все, сейчас плов-млов не нужен! Пошли!
— Куда еще? Что за спешка? — спросил Наим.
— Сейчас едем в Каган... Ну-ка, подымайтесь!
— Все твои несчастья на мою голову, Махсум-джан! — пошутил Наим. — Если мы собираемся ехать ко мне в Кули Хавок, то давайте возьмем с собой все для плова, потому что мои домашние, наверное, сварили похлебку с машем.
Пусть твой дом обрушится тебе на голову! - сказал Махсум полушутя-полусерьезно.— В Кагане будет большой той, мы поедем на той.
— Значит, будет угощенье?
— Такое будет угощенье, какого ты в жизни своей не видал! Может быть, тебе даже самому придется играть на бубне!
— Ну, коли так, дайте только знак — и мы бегом побежим.
Все трое вышли из кельи и, как велел Махсум, незаметно выбрались на улицу. Около медресе Говкушон они повернули к хаузу Девонбеги и пустились в путь.
Было начало весны — первые веселые дни Ноуруза. На чистом лазурном небе — ни облачка. Воздух был свеж и приятен, улицы полны людей. Особенно людно на площади Сесу — у трех углов и под куполом Саррофон, где сидели менялы; жизнь тут кипела, торговля в полном разгаре. Саррофон и примыкающие к нему торговые ряды считались центром бухарской торговли. Все новые магазины, все самые большие караван-сараи, все банки и другие финансовые учреждения были расположены неподалеку, вокруг этого центра. Поэтому в полдень на этих улицах толпился народ. Много фаэтонов и всадников. Сквозь эту шумную кипучую толпу можно было пройти незаметно.
Три наших друга пробрались через толпу незамеченными, дошли до Сенного базара, где торговали люцерной и где была биржа извозчиков, наняли парадный фаэтон, уселись и поехали на вокзал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103