Окрыленный этим обещанием, Сангин страстно мечтал о победе.
Орзукул, командовавший десятком воинов,— уроженец Бухары.
До революции он был водоносом. Как-то при расчете он поругался с одним из своих работодателей, коварным жестоким муллой. Свирепый мулла назвал его джадидом и грозил передать властям. Орзукул стукнул муллу кулаком так сильно, что тот свалился замертво. Нельзя было терять ни минуты, он бежал сначала в Каган, потом перекочевал в Самарканд, где и обосновался. Узнав, что Красная Армия набирает добровольцев, он тут же записался и в ее рядах победителем вошел в Бухару. Дом его оказался разоренным, мать умерла от голода. Каким только унижениям не подвергалась она! Сколько слез пролила!
Горе не сломило Орзукула. Стиснув зубы, он продолжал борьбу. С надеждой отомстить всем муллам и ишанам, всем притаившимся сторонникам эмира поступил он на службу к Асаду Махсуму.
У Орзукула была приятная внешность: среднего роста, смуглый, круглолицый, он носил небольшую бороду, особенно привлекали внимание его огромные, всегда немного грустные глаза.
— Сегодня к чилиму и прикоснуться не довелось, - сказал он, с трудом преодолевая зевоту.
— Э, начальник,— насмешливо откликнулся Тухтача, коверкая таджикские слова,— кто в уразу позволилусебе среди бела дня курить чилим, кто пример подавал?.. Или потому, что вы начальник...
— Брось,— прервал Орзукул.— Твоего начальника одолело желание курить.
— Вы и меня приучили к чилиму,— сказал Сашин,— вот теперь оба и мучаемся.
— И правильно! — воскликнул Тухтача.— Друг и в радости и в горе должен быть соучастником!
— Ты, значит, не друг нам...
— Почему так, почему? — затараторил Тухтача.
— Ты не испытываешь наших страданий, сам признался. Ты нам не товарищ!
— Нет, нет, нет, я товарищ! Я забочусь о своем начальнике... Не будь я Тухтача...
— Что мне с твоих забот! Терпение лопается ждать вечернего намаза. Тухтача хитро усмехнулся:
— Напрасно мучаетесь!.. Поговаривают, что во время рамазана и главный раис, и главный муфтий, и аглам употребляют насвай... он отбивает охоту курить. А вы...
— Нас — другое дело,— перебил Сангин,— бросишь незаметно под язык — и все в порядке, а с чилимом — возня, и то нужно, и другое... Вода забулькает — Асад Махсум проснется... упадет нам на голову...
— Не чилим курить, папирос... вода не надо...
— А где их достать? — раздраженно сказал Орзукул.— Такое предлагаешь, чего и у аттора не найдешь.
— У аттора нет, а в моем кармане, пожалуйста, есть...
Вот, папиросы «Шик», из Фитирбурга прямо...
Впечатление было потрясающее. Орзукул и Сангин быстро огляделись и, убедившись, что никто не подглядывает, схватили по папиросе, глаза их сверкали от жадности. Тухтача чиркнул спичкой, все трое закурили.
Затянувшись всласть, Орзукул спросил:
— Откуда это у тебя?
— В голове волка кости всегда найдутся!..— загадочно ответил Тухтача. А получил он их давно, в подарок от русского солдата.
Наступило молчание, каждый думал о своем.
— Удивительно устроен человек! Как бы ни был голоден, а чуть насытится — доволен. Папиросы, конечно, не заменяют чилим, но хоть отбивают тоску по нем. Спасибо, друг! Но кончайте курить поскорее, а не то Махсум увидит... Он и расстрелять за это способен!..
— Расстрелять? — изумился Сангин.— За курение?
— Ну да! В месяц рамазана нарушить пост...— сказал, посмеиваясь, Тухтача.
— Разве сам Махсум такой праведник? Да и кто об этом думает после революции?
Орзукул снова с опаской оглянулся и тихо сказал:
— Недаром его зовут Махсум. Он соблюдает закон: вина не пьет, в азартные игры не играет, по пять раз в день молится... В бога верит. Правда...
Тут Орзукул осекся и замолчал.
— Я эту «правду» знаю,— все так же насмешливо сказал Тухтача.— Вместо вина он пьет кровь... Пять раз намаз совершит, а потом пять раз прелюбодействует, чужих жен совращает!.. Верно я говорю?
— За такие слова, если Махсум узнает, он тебя повесит. Остерегись, он сейчас особенно лютует,— все так же тихо сказал Орзукул.
— Пусть лютует! Если станет меня допрашивать, скажу, что так творил наш десятник.
— Ну и ну! — воскликнул Орзукул.— Недаром говорится: «С кем поведешься, от того и наберешься... От луны посветлеешь, а от котла почернеешь». Чего хорошего ждать от тебя, негодник!
— Ваша правда! — сказал Сангин.— Но тебе не удастся оговорить Орзукула, я засвидетельствую, что это твои слова, и добавлю, что ты нам дал папиросы.
- Я говорил правду, вы это знаете. Согласились бы со мной и помалкивали... А то пугать стали: повесят, мол...
Услышав чьи-то шаги во дворе, все замолчали. Вскоре появился Сайд Пахлаван.
Здравствуйте, львята,- приветливо сказал он.— Какие новости?
Никаких новостей,— ответил Орзукул.— Может, вы нам их принесли?
В доме все спокойно. Наш «молодой» пребывает на женской половине. Окилов ушел. Исмат-джан у себя...
«Молодой» на женской половине? Я слышал, что у его новой жены ость муж,— сказал Сангин.
Правильно узбеки говорят: лошадь принадлежит тому, кто на ней езди г... Есть ли муж, нет ли — не важно!
Тут вскочил Тухтача.
— А ведь обещали, что при Советской власти насилия не будет... Сайд Пахлаван опасливо оглянулся.
— Эх, братец, нехорошо так! Ты ведь не только себе, но и всем нам повредить можешь. К чему зря болтать! Это не наше дело. Исполняй свои служебные обязанности, и все!
— Да, да,— подхватил Орзукул,— больно он свой язык распускает. Я ему твержу, твержу — напрасно!
— Ну хорошо, больше не буду. Не стану спрашивать, а если спросят, почему молчу, скажу, что голова мне дороже.
— Вот это дело! — обрадовался Сайд Пахлаван.— Слова должны быть к месту. Что, из наших басмачей появлялся кто-нибудь?
Орзукул понял тайный смысл вопроса.
— Нет,— сказал он, усмехнувшись.
— А чего им приходить? — проворчал Тухтача.— Наедятся на даровщину плова, хлеба и дрыхнут...
— А правда,— вмешался Сангин,— что будет с этими басмачами?
— Вообще их должны отпустить по домам, пусть занимаются своими делами. Но наш начальник задержит их... Видно, есть у него причина.
— Наверное, хочет присоединить к нам! — вызывающе воскликнул Тухтача.— Опять получат оружие в руки!..
Все укоризненно посмотрели на него, а Сайд Пахлаван даже головой покачал.
— Снова за свое принялся, болтун! Можно подумать, что Махсум тебе это сказал. Вот нахал, прости господи!
— Человек с умом и сам может догадаться,— спокойно сказал Тухтача.
— Да, похоже на то,— поддержал его Орзукул, — может, так и будет... Но нам-то что?
— Конечно,— согласился Сайд Пахлаван,— но болтать не нужно, особенно на службе... Так если кто из них придет, ведите ко мне.
Только Сайд Пахлаван вышел во двор, как с улицы донеслось цоканье копыт, подъехал фаэтон; Сангин и Тухтача с ружьями в руках встали по обе стороны ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Орзукул, командовавший десятком воинов,— уроженец Бухары.
До революции он был водоносом. Как-то при расчете он поругался с одним из своих работодателей, коварным жестоким муллой. Свирепый мулла назвал его джадидом и грозил передать властям. Орзукул стукнул муллу кулаком так сильно, что тот свалился замертво. Нельзя было терять ни минуты, он бежал сначала в Каган, потом перекочевал в Самарканд, где и обосновался. Узнав, что Красная Армия набирает добровольцев, он тут же записался и в ее рядах победителем вошел в Бухару. Дом его оказался разоренным, мать умерла от голода. Каким только унижениям не подвергалась она! Сколько слез пролила!
Горе не сломило Орзукула. Стиснув зубы, он продолжал борьбу. С надеждой отомстить всем муллам и ишанам, всем притаившимся сторонникам эмира поступил он на службу к Асаду Махсуму.
У Орзукула была приятная внешность: среднего роста, смуглый, круглолицый, он носил небольшую бороду, особенно привлекали внимание его огромные, всегда немного грустные глаза.
— Сегодня к чилиму и прикоснуться не довелось, - сказал он, с трудом преодолевая зевоту.
— Э, начальник,— насмешливо откликнулся Тухтача, коверкая таджикские слова,— кто в уразу позволилусебе среди бела дня курить чилим, кто пример подавал?.. Или потому, что вы начальник...
— Брось,— прервал Орзукул.— Твоего начальника одолело желание курить.
— Вы и меня приучили к чилиму,— сказал Сашин,— вот теперь оба и мучаемся.
— И правильно! — воскликнул Тухтача.— Друг и в радости и в горе должен быть соучастником!
— Ты, значит, не друг нам...
— Почему так, почему? — затараторил Тухтача.
— Ты не испытываешь наших страданий, сам признался. Ты нам не товарищ!
— Нет, нет, нет, я товарищ! Я забочусь о своем начальнике... Не будь я Тухтача...
— Что мне с твоих забот! Терпение лопается ждать вечернего намаза. Тухтача хитро усмехнулся:
— Напрасно мучаетесь!.. Поговаривают, что во время рамазана и главный раис, и главный муфтий, и аглам употребляют насвай... он отбивает охоту курить. А вы...
— Нас — другое дело,— перебил Сангин,— бросишь незаметно под язык — и все в порядке, а с чилимом — возня, и то нужно, и другое... Вода забулькает — Асад Махсум проснется... упадет нам на голову...
— Не чилим курить, папирос... вода не надо...
— А где их достать? — раздраженно сказал Орзукул.— Такое предлагаешь, чего и у аттора не найдешь.
— У аттора нет, а в моем кармане, пожалуйста, есть...
Вот, папиросы «Шик», из Фитирбурга прямо...
Впечатление было потрясающее. Орзукул и Сангин быстро огляделись и, убедившись, что никто не подглядывает, схватили по папиросе, глаза их сверкали от жадности. Тухтача чиркнул спичкой, все трое закурили.
Затянувшись всласть, Орзукул спросил:
— Откуда это у тебя?
— В голове волка кости всегда найдутся!..— загадочно ответил Тухтача. А получил он их давно, в подарок от русского солдата.
Наступило молчание, каждый думал о своем.
— Удивительно устроен человек! Как бы ни был голоден, а чуть насытится — доволен. Папиросы, конечно, не заменяют чилим, но хоть отбивают тоску по нем. Спасибо, друг! Но кончайте курить поскорее, а не то Махсум увидит... Он и расстрелять за это способен!..
— Расстрелять? — изумился Сангин.— За курение?
— Ну да! В месяц рамазана нарушить пост...— сказал, посмеиваясь, Тухтача.
— Разве сам Махсум такой праведник? Да и кто об этом думает после революции?
Орзукул снова с опаской оглянулся и тихо сказал:
— Недаром его зовут Махсум. Он соблюдает закон: вина не пьет, в азартные игры не играет, по пять раз в день молится... В бога верит. Правда...
Тут Орзукул осекся и замолчал.
— Я эту «правду» знаю,— все так же насмешливо сказал Тухтача.— Вместо вина он пьет кровь... Пять раз намаз совершит, а потом пять раз прелюбодействует, чужих жен совращает!.. Верно я говорю?
— За такие слова, если Махсум узнает, он тебя повесит. Остерегись, он сейчас особенно лютует,— все так же тихо сказал Орзукул.
— Пусть лютует! Если станет меня допрашивать, скажу, что так творил наш десятник.
— Ну и ну! — воскликнул Орзукул.— Недаром говорится: «С кем поведешься, от того и наберешься... От луны посветлеешь, а от котла почернеешь». Чего хорошего ждать от тебя, негодник!
— Ваша правда! — сказал Сангин.— Но тебе не удастся оговорить Орзукула, я засвидетельствую, что это твои слова, и добавлю, что ты нам дал папиросы.
- Я говорил правду, вы это знаете. Согласились бы со мной и помалкивали... А то пугать стали: повесят, мол...
Услышав чьи-то шаги во дворе, все замолчали. Вскоре появился Сайд Пахлаван.
Здравствуйте, львята,- приветливо сказал он.— Какие новости?
Никаких новостей,— ответил Орзукул.— Может, вы нам их принесли?
В доме все спокойно. Наш «молодой» пребывает на женской половине. Окилов ушел. Исмат-джан у себя...
«Молодой» на женской половине? Я слышал, что у его новой жены ость муж,— сказал Сангин.
Правильно узбеки говорят: лошадь принадлежит тому, кто на ней езди г... Есть ли муж, нет ли — не важно!
Тут вскочил Тухтача.
— А ведь обещали, что при Советской власти насилия не будет... Сайд Пахлаван опасливо оглянулся.
— Эх, братец, нехорошо так! Ты ведь не только себе, но и всем нам повредить можешь. К чему зря болтать! Это не наше дело. Исполняй свои служебные обязанности, и все!
— Да, да,— подхватил Орзукул,— больно он свой язык распускает. Я ему твержу, твержу — напрасно!
— Ну хорошо, больше не буду. Не стану спрашивать, а если спросят, почему молчу, скажу, что голова мне дороже.
— Вот это дело! — обрадовался Сайд Пахлаван.— Слова должны быть к месту. Что, из наших басмачей появлялся кто-нибудь?
Орзукул понял тайный смысл вопроса.
— Нет,— сказал он, усмехнувшись.
— А чего им приходить? — проворчал Тухтача.— Наедятся на даровщину плова, хлеба и дрыхнут...
— А правда,— вмешался Сангин,— что будет с этими басмачами?
— Вообще их должны отпустить по домам, пусть занимаются своими делами. Но наш начальник задержит их... Видно, есть у него причина.
— Наверное, хочет присоединить к нам! — вызывающе воскликнул Тухтача.— Опять получат оружие в руки!..
Все укоризненно посмотрели на него, а Сайд Пахлаван даже головой покачал.
— Снова за свое принялся, болтун! Можно подумать, что Махсум тебе это сказал. Вот нахал, прости господи!
— Человек с умом и сам может догадаться,— спокойно сказал Тухтача.
— Да, похоже на то,— поддержал его Орзукул, — может, так и будет... Но нам-то что?
— Конечно,— согласился Сайд Пахлаван,— но болтать не нужно, особенно на службе... Так если кто из них придет, ведите ко мне.
Только Сайд Пахлаван вышел во двор, как с улицы донеслось цоканье копыт, подъехал фаэтон; Сангин и Тухтача с ружьями в руках встали по обе стороны ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103