В конце концов он согласился послать и меня вместе с дочерью в гарем, я ведь с ней никогда не разлучалась. И вот, покорившись судьбе, мы поехали в гарем эмира. На счастье Ойши, нам не пришлось увидеть лица ммира революция настала...
— Вот хорошо, вот хорошо!— сказал Хайдаркул.— А где же Ойша-джан?
— Вот она, здесь!
Подойди же, поцелуй руку дяде!
Ойша сбежала с террасы и прильнула к Хайдаркулу. Он обнял ее, поцеловал в лоб, потом сказал:
— Ай-ай, какая красивая девушка! И какая она большая, моя Ойша-джан! Ну хорошо, что же теперь вы собираетесь делать? Останетесь у меня в городе или поедете в Гиждуван?
— Нужно съездить в Гиждуван,— сказала Ойша.
— Съездим, проведаем дом,— сказала Раджаб-биби.— Мы еще не знаем, что с нашим Карим-джаном... Он был помолвлен с Ойшой... Осенью я думала справить свадьбу...
— Может быть, это наш Карим-джан?— сказала Фируза Хайдаркулу.
— Все может быть,— сказал Хайдаркул.-— Здесь, на службе у товарища Куйбышева, есть один юноша, в начале войны он пришел добровольцем из Гиждувана... Зовут его Карим-джан...
— Если он пришел добровольцем, значит, это наш Карим-джан!— обрадовалась Ойша, но, застыдившись своих слов, спряталась за Раджаб-биби.
— Не смущайся, племянница,— сказал Хайдаркул.— Если наш Карим-джан — твой нареченный, то я от всего сердца тебя поздравляю, это стоящий парень... Будет суждено, так и той устроим, и исполнятся все ваши желания, и вы забудете все ваши печали... Хорошо, так я запишу вас, Ойша-джан. Вы поедете в Гиждуван. Ну, кого мне дальше писать, Фируза?
Фируза обратилась к одной из женщин и спросила:
— Ваше имя Махбуба?
Женщина утвердительно кивнула головой.
— Откуда вы?
— Из Зандани.
— Кто-нибудь у вас там есть?
— Не знаю,— сказала Махбуба.— Не знаю, остался ли кто из родных в Зандани, пока я была живой в могиле... Десять лет уже прошло, десять долгих лет, как я, несчастная, была разлучена с родными, с моим краем, попала в гарем эмира, где, кроме кухни и тяжелой работы, ничего не видела, не слышала... Ругань слышала, всякие унижения терпела...
Хайдаркул молчал, не зная, что сказать.
— Много вы терпели!— произнес он наконец.— При эмире участь всех бедняков была такой, сестра! Но теперь пришло время свободно вздохнуть. Куда вы хотите поехать?
— Не знаю,— сказала несчастная женщина.
Снова воцарилось молчание. Хайдаркул был озадачен. Возможно, что таких женщин найдется немало среди собравшихся здесь. Что же тогда делать? Пойдут ли они в женский клуб? И неужели первый женский клуб будет заполнен невольницами из гарема? Ну что же, если так будет... Разве не заслужили эти женщины спокойную жизнь годами своих мучений?..
— Может быть, вы запишете ее в клуб?— спросила нерешительно Фируза.
— Хорошо,— сказал Хайдаркул, придя теперь уже к твердому решению.— Пойдете в женский клуб?
Женщина не знала, что сказать. Она не понимала, что такое «клуб» и зачем ей туда идти.
— Я не знаю,— сказала Махбуба.— Если бы в Зандани живы были мои родичи, они бы меня искали, спрашивали...
А к кому мне теперь идти?
— В женский клуб!— сказала Фируза.— Пока не найдется кто-нибудь, кто вас знает, вы поживете в женском клубе.
— Я не знаю, что это такое...
— Женский клуб,— сказал Хайдаркул,— это большой дом. Там живут и работают женщины, туда приходят и женщины из города. Там есть все, что им нужно, там их обучают грамоте и ремеслу.
— А,— сказала Махбуба, как будто поняв что-то,— это, значит, богадельня?
Женщины заволновались, зашушукались:
— Из гарема да в богадельню!
— Убежав от дождя, под желоб попали!
— Богадельня или приют для странников — это еще ничего, лишь бы не какой другой «дом»!
Фируза, стоявшая близко к женщинам, услышала эти разговоры и посмотрела на Хайдаркула. Сжав губы, он немного подумал, потом сказал:
— Нет, это не богадельня! Женский клуб — это дом счастья, дом спасения и надежды, дом чистоты и честности. Такого дома до сих пор не было, этот клуб устраивает и будет заботиться о нем Советская власть. Она хочет дать женщинам равноправие, она считает женщин равными мужчинам.
— Я вот тоже работаю в женском клубе!— сказала Фируза.— Слава богу, я ведь не бесприютная.
— Хорошо, коли так, пишите меня,— сказала Махбуба. Хайдаркул записал.
— Кого еще?— спросил он у Фирузы.
— Вас зовут Саломат?— спросила Фируза у другой женщины. Вместо ответа Саломат вдруг расплакалась.
— Что такое, почему вы плачете?— опешила Фируза.— Что с вами?
— Ничего...— отвечала, всхлипывая, Саломат.
— Ой, у нее такое горе!— сказала Раджаб-биби.— Она из Ундари, была помолвлена с одним парнем, но казий забрал ее и подарил эмиру. В гарем привезли ее недавно, эмиру еще не показали. Но когда весь гарем увезли в Шофиркам, в сад Алимбая, в Ундари, ее нареченный даже не пришел ее проведать. Мы узнали потом, что он женился. И, кроме старика дяди, у этой девушки никого нет.
Не плачь, Саломат, дочка,— сказал Хайдаркул,— твой парень не пот слез. Если хочешь, мы тебя отвезем в Ундари к твоему дяде, ты еще свое счастье сказала Саломат.— Я теперь в Ундари ни за что не поеду. Пишию меня тоже туда... ну вот в то место, куда тетю Махбубу...
В женский клуб?— сказала Фируза.
— Да, в женский клуб!
— Хорошо,— сказал Хайдаркул,— запишу тебя в клуб.
В это время во двор смело вошел молодой парень. Ему было лет двадцать, смуглый, кудрявый. В военной форме, на голове военная барашковая шапка, на рукаве красная лента, у пояса револьвер, вся грудь в патронах. Он подошел к столу, за которым сидел Хайдаркул, отдал честь по-военному и сказал:
— Разрешите, товарищ комиссар, доложить вам поручение товарища Куйбышева!
— Карим! Карим-джан!— Это был голос Ойши, прозвеневший на весь двор.
Карим, который, по обычаю, не смотрел в сторону женщин и стоял, глядя только на Хайдаркул а, услышав вдруг знакомый милый голос, страшно растерялся. Неужели это тот самый голос, юл ос Ойши-джан, которая для него дороже всего на свете, дороже даже собственной жизни?! Он был готов голову сложить за нее, но его схватили, связали по рукам и по ногам, бросили в тюрьму... Потом друзья помокли ему бежать из Гиждувана, и тайком, ночью, он пришел в Самарканд и вступил добровольцем в революционную армию. Некоторое время его проверяли, обучали и, убедившись в его искренности и самоотверженности, стали доверять и даже назначили служить при товарище Куйбышеве... Как-то в Кагане, накануне революции, Валериан Владимирович, увидев его возбужденным и радостным, спросил:
— У тебя сегодня хорошее настроение, ты, кажется, очень доволен?
— Да,— сказал Карим,— я так доволен, что меня распирает от радости.
— Чему же ты так радуешься, скажи, я порадуюсь вместе с тобой!
— Я радуюсь, потому что завтра или послезавтра мы нападем на Старую Бухару, разорвем паутину эмира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Вот хорошо, вот хорошо!— сказал Хайдаркул.— А где же Ойша-джан?
— Вот она, здесь!
Подойди же, поцелуй руку дяде!
Ойша сбежала с террасы и прильнула к Хайдаркулу. Он обнял ее, поцеловал в лоб, потом сказал:
— Ай-ай, какая красивая девушка! И какая она большая, моя Ойша-джан! Ну хорошо, что же теперь вы собираетесь делать? Останетесь у меня в городе или поедете в Гиждуван?
— Нужно съездить в Гиждуван,— сказала Ойша.
— Съездим, проведаем дом,— сказала Раджаб-биби.— Мы еще не знаем, что с нашим Карим-джаном... Он был помолвлен с Ойшой... Осенью я думала справить свадьбу...
— Может быть, это наш Карим-джан?— сказала Фируза Хайдаркулу.
— Все может быть,— сказал Хайдаркул.-— Здесь, на службе у товарища Куйбышева, есть один юноша, в начале войны он пришел добровольцем из Гиждувана... Зовут его Карим-джан...
— Если он пришел добровольцем, значит, это наш Карим-джан!— обрадовалась Ойша, но, застыдившись своих слов, спряталась за Раджаб-биби.
— Не смущайся, племянница,— сказал Хайдаркул.— Если наш Карим-джан — твой нареченный, то я от всего сердца тебя поздравляю, это стоящий парень... Будет суждено, так и той устроим, и исполнятся все ваши желания, и вы забудете все ваши печали... Хорошо, так я запишу вас, Ойша-джан. Вы поедете в Гиждуван. Ну, кого мне дальше писать, Фируза?
Фируза обратилась к одной из женщин и спросила:
— Ваше имя Махбуба?
Женщина утвердительно кивнула головой.
— Откуда вы?
— Из Зандани.
— Кто-нибудь у вас там есть?
— Не знаю,— сказала Махбуба.— Не знаю, остался ли кто из родных в Зандани, пока я была живой в могиле... Десять лет уже прошло, десять долгих лет, как я, несчастная, была разлучена с родными, с моим краем, попала в гарем эмира, где, кроме кухни и тяжелой работы, ничего не видела, не слышала... Ругань слышала, всякие унижения терпела...
Хайдаркул молчал, не зная, что сказать.
— Много вы терпели!— произнес он наконец.— При эмире участь всех бедняков была такой, сестра! Но теперь пришло время свободно вздохнуть. Куда вы хотите поехать?
— Не знаю,— сказала несчастная женщина.
Снова воцарилось молчание. Хайдаркул был озадачен. Возможно, что таких женщин найдется немало среди собравшихся здесь. Что же тогда делать? Пойдут ли они в женский клуб? И неужели первый женский клуб будет заполнен невольницами из гарема? Ну что же, если так будет... Разве не заслужили эти женщины спокойную жизнь годами своих мучений?..
— Может быть, вы запишете ее в клуб?— спросила нерешительно Фируза.
— Хорошо,— сказал Хайдаркул, придя теперь уже к твердому решению.— Пойдете в женский клуб?
Женщина не знала, что сказать. Она не понимала, что такое «клуб» и зачем ей туда идти.
— Я не знаю,— сказала Махбуба.— Если бы в Зандани живы были мои родичи, они бы меня искали, спрашивали...
А к кому мне теперь идти?
— В женский клуб!— сказала Фируза.— Пока не найдется кто-нибудь, кто вас знает, вы поживете в женском клубе.
— Я не знаю, что это такое...
— Женский клуб,— сказал Хайдаркул,— это большой дом. Там живут и работают женщины, туда приходят и женщины из города. Там есть все, что им нужно, там их обучают грамоте и ремеслу.
— А,— сказала Махбуба, как будто поняв что-то,— это, значит, богадельня?
Женщины заволновались, зашушукались:
— Из гарема да в богадельню!
— Убежав от дождя, под желоб попали!
— Богадельня или приют для странников — это еще ничего, лишь бы не какой другой «дом»!
Фируза, стоявшая близко к женщинам, услышала эти разговоры и посмотрела на Хайдаркула. Сжав губы, он немного подумал, потом сказал:
— Нет, это не богадельня! Женский клуб — это дом счастья, дом спасения и надежды, дом чистоты и честности. Такого дома до сих пор не было, этот клуб устраивает и будет заботиться о нем Советская власть. Она хочет дать женщинам равноправие, она считает женщин равными мужчинам.
— Я вот тоже работаю в женском клубе!— сказала Фируза.— Слава богу, я ведь не бесприютная.
— Хорошо, коли так, пишите меня,— сказала Махбуба. Хайдаркул записал.
— Кого еще?— спросил он у Фирузы.
— Вас зовут Саломат?— спросила Фируза у другой женщины. Вместо ответа Саломат вдруг расплакалась.
— Что такое, почему вы плачете?— опешила Фируза.— Что с вами?
— Ничего...— отвечала, всхлипывая, Саломат.
— Ой, у нее такое горе!— сказала Раджаб-биби.— Она из Ундари, была помолвлена с одним парнем, но казий забрал ее и подарил эмиру. В гарем привезли ее недавно, эмиру еще не показали. Но когда весь гарем увезли в Шофиркам, в сад Алимбая, в Ундари, ее нареченный даже не пришел ее проведать. Мы узнали потом, что он женился. И, кроме старика дяди, у этой девушки никого нет.
Не плачь, Саломат, дочка,— сказал Хайдаркул,— твой парень не пот слез. Если хочешь, мы тебя отвезем в Ундари к твоему дяде, ты еще свое счастье сказала Саломат.— Я теперь в Ундари ни за что не поеду. Пишию меня тоже туда... ну вот в то место, куда тетю Махбубу...
В женский клуб?— сказала Фируза.
— Да, в женский клуб!
— Хорошо,— сказал Хайдаркул,— запишу тебя в клуб.
В это время во двор смело вошел молодой парень. Ему было лет двадцать, смуглый, кудрявый. В военной форме, на голове военная барашковая шапка, на рукаве красная лента, у пояса револьвер, вся грудь в патронах. Он подошел к столу, за которым сидел Хайдаркул, отдал честь по-военному и сказал:
— Разрешите, товарищ комиссар, доложить вам поручение товарища Куйбышева!
— Карим! Карим-джан!— Это был голос Ойши, прозвеневший на весь двор.
Карим, который, по обычаю, не смотрел в сторону женщин и стоял, глядя только на Хайдаркул а, услышав вдруг знакомый милый голос, страшно растерялся. Неужели это тот самый голос, юл ос Ойши-джан, которая для него дороже всего на свете, дороже даже собственной жизни?! Он был готов голову сложить за нее, но его схватили, связали по рукам и по ногам, бросили в тюрьму... Потом друзья помокли ему бежать из Гиждувана, и тайком, ночью, он пришел в Самарканд и вступил добровольцем в революционную армию. Некоторое время его проверяли, обучали и, убедившись в его искренности и самоотверженности, стали доверять и даже назначили служить при товарище Куйбышеве... Как-то в Кагане, накануне революции, Валериан Владимирович, увидев его возбужденным и радостным, спросил:
— У тебя сегодня хорошее настроение, ты, кажется, очень доволен?
— Да,— сказал Карим,— я так доволен, что меня распирает от радости.
— Чему же ты так радуешься, скажи, я порадуюсь вместе с тобой!
— Я радуюсь, потому что завтра или послезавтра мы нападем на Старую Бухару, разорвем паутину эмира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103