Нехорошо, нельзя ронять авторитет ЧК!
— Если бы Асад считался с ЧК, не арестовал бы по своему произволу Асо!
- Потому-то нам и надо иначе поговорить с ним! —сказал Хасанбек.
- Пора, пора! — сказал обрадованно Федоров, решив, что Хасанбек собирается арестовать Асада.
- Вот я и вызвал товарища Низамиддина,— сказал Хасанбек. Чтобы не затягивать разговора, Низамиддин сам взял слово:
- Да, и я пообещал председателю что сегодня или самое позднее завтра отправляюсь к Асаду и протру ему мозги. Пусть не вмешивается н городские дела... А если заметит что-нибудь подозрительное, пусть обращаемся к нам!
Что же будет с Асо?
Можете не сомневаться, что он освободит Асо. Между тем голова у Хасанбека раскалывалась, и он думал только о Юм, чтобы поскорее уйти домой, поесть кисленькой похлебки из маша и спать. Авось проспится и встанет здоровым. Эти люди не представляют себе, как он страдает, торчат и торчат... Наконец Федоров встал.
Вы посмотрели дела? — спросил он, указывая на папки.
— Руки еще не дошли...
— Завтра доклад на коллегии.
— Знаю, сегодня же прочту.
— Вы в хороших с ним отношениях? — спросил Низамиддин, когда Федоров ушел.
— Работник он неплохой, но немного беспокойный. Словно он один решает судьбу всего мира. Впрочем, очень облегчает мне работу. Иначе тут можно все здоровье потерять.
— Я пойду... А в Дилькушо непременно надо съездить, и не позже чем завтра.
— Да, да, пора обуздать Асада!
— За этим и поеду...
Асад Махсум недаром сделал своей резиденцией загородный Дилькушо. Этот прелестный сад, расположенный примерно в шести верстах от Бухары — если выйти из ворот Кавола,— был разбит для эмира Алим-хана.
В саду возвышалось великолепное здание дворца. За пределами сада находилось несколько служебных помещений—дома, сараи, конюшни, где располагались конные и пешие воины. Шестьсот кавалеристов и сто пехотинцев насчитывалось в войске Асада. Оружие состояло из одного большого и двух ручных пулеметов. Кроме того, на каждого воина приходились пятизарядная винтовка, патронташ, сабля. Сам Асад Махсум был вооружен маузером, который носил за поясом, а его неофициальный помощник Наим Перец — наганом и шашкой
Первым заместителем Асада Махсума был плешивый Окилов, пройдоха и хитрец... Ему поручались самые секретные дела, под его началом находились и все разведчики, а так как он был грамотен и знал русский язык, то канцелярия Асада была в его руках. Одевался он просто, не носил военной формы, зимой и летом ходил в каракулевой шапке кавказского образца.
Все хозяйственные и финансовые дела вел второй заместитель Асада, Исмат-джан. Ему подчинялся Сайд Пахлаван, заведовавший хозяйством и арсеналом. Высокий, стройный, красивый, с окладистой бородой, Исмат-джан походил на преданного наукам учащегося медресе. На деле же он был кутила и развратник, организатор пирушек, попоек и прочих удовольствий для своего начальника.
Общее руководство сосредоточено было в руках Махсума; связь с командиром, обучение войск, план работы — все это входило в его обязанности.
В тот день, о котором пойдет сейчас речь, дала себя почувствовать приближавшаяся зима: было пасмурно, холодно и сыро. Несильный, но назойливый ветер срывал с деревьев увядшие листья, и они покрывали желтыми пятнами землю. Грустно выглядел роскошный сад Дилькушо.
Работа шла как обычно. Исмат-джан сидел с писцами в своей канцелярии, плешивый Окилов ушел по каким-то делам. Махсум удалился на женскую половину дома.
В крытом проходе на страже у величественных въездных ворот сидели три человека. Ворота были закрыты, и вооруженные стражники время от времени поглядывали на улицу в небольшое окошечко, проредимте в воротах.
Сидя на суфе, все трое мирно беседовали.
Холодная зима, видно, предстоит в этом году,— сказал десятник Орзукул,— если уже сейчас так холодно.
Вот уж наша несчастливая доля,— откликнулся стражник по имени Тухтача.
— Мне говорили, что в Бухаре зима морозная,— вставил слово второй стражник, Сангин.
— Да, и мне говорили,— подтвердил Тухтача. И Сангин и Тухтача в Бухару попали недавно.
Тухтача — узбек. Он рано остался сиротой и не помнил своих родителей. Всю жизнь бродяжничал и в конце концов попал в Бухару. Он оказался в рядах республиканского войска, победно выступившего против мира. Не было у Тухтачи нигде ни близкого человека, ни постоянного пристанища, поэтому он охотно принял предложение Асада Махсума поступить к нему на службу и довести до конца борьбу с эмиратом. Во время своего бродяжничества Тухтача сталкивался с людьми разных национальностей, поэтому владел не только узбекским, но и таджикским, м русским языками. Низкого роста, кругленький, плотный, он был очень подвижным, о нем шла слава озорника и всезнайки.
Тухтача мечтал о женитьбе, это была главная цель его жизни. Но кого бы ему ни сватали, ничего не получилось. Обычно это были вдовы, и он заявлял, что они для него перестарки. «Что же ты думаешь — за тебя, коротышку бездомного, отдадут юную девушку? — посмеивались друзья.— Оставь надежду».
Но Тухтача все еще надеялся.
«Я принесу счастье своей жене! Не пью, за бабами не бегаю, не играю в карты или кости... Наоборот, каждую заработанную копейку в дом тащу... А жену свою на руках носить буду, от всякой работы освобожу». Так говорил Тухтача, но как убедить какого-нибудь отца, любящего свою дочь, что он будет таким хорошим мужем? «Нет таких!» — заверяли друзья. Тухтача же упорно стоял на своем и продолжал копить вещи и деньги. Он запасся терпением. «Ладно,— говорил он,— дождемся мирного времени, народ вздохнет посвободнее, и я добьюсь своего...»
Судьба Сангина, высокого, красивого парня, складывалась иначе. И у пего была мечта, но пошире мечты Тухтачи. Кулябец родом, он незадолго к) революции подрался в своем кишлаке с местным баем из-за воды; ему пришлось бежать, иначе не уйти от байской мести. Бежал он в Каган, где, скрываясь под чужим именем, устроился работать на хлопковом заводе. Как только вспыхнула революция, он принял в ней активное участие, в рядах революционных войск сражался яростно, самозабвенно. «Пока эмиру не придет конец, я буду воевать»,— говорил он. Сангин рассчитывал пройти с войсками в родные места, очистить от врага Восточную Бухару и тогда вернуться в кишлак Дахана близ Куляба, где ждала его любимая девушка. Но война окончилась, воинские отряды переформировали, и Сангин попал в войско Асада Махсума. Тот, узнав о мечте молодого воина, как-то в минуту хорошего настроения сказал: «Потерпи! Прикончим врага, притаившегося под Бухарой, освободим Гиссар, Душанбе, Каратегин и Куляб, и я сам буду распорядителем на твоем свадебном пиру. У бая отниму все земли и отдам тебе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Если бы Асад считался с ЧК, не арестовал бы по своему произволу Асо!
- Потому-то нам и надо иначе поговорить с ним! —сказал Хасанбек.
- Пора, пора! — сказал обрадованно Федоров, решив, что Хасанбек собирается арестовать Асада.
- Вот я и вызвал товарища Низамиддина,— сказал Хасанбек. Чтобы не затягивать разговора, Низамиддин сам взял слово:
- Да, и я пообещал председателю что сегодня или самое позднее завтра отправляюсь к Асаду и протру ему мозги. Пусть не вмешивается н городские дела... А если заметит что-нибудь подозрительное, пусть обращаемся к нам!
Что же будет с Асо?
Можете не сомневаться, что он освободит Асо. Между тем голова у Хасанбека раскалывалась, и он думал только о Юм, чтобы поскорее уйти домой, поесть кисленькой похлебки из маша и спать. Авось проспится и встанет здоровым. Эти люди не представляют себе, как он страдает, торчат и торчат... Наконец Федоров встал.
Вы посмотрели дела? — спросил он, указывая на папки.
— Руки еще не дошли...
— Завтра доклад на коллегии.
— Знаю, сегодня же прочту.
— Вы в хороших с ним отношениях? — спросил Низамиддин, когда Федоров ушел.
— Работник он неплохой, но немного беспокойный. Словно он один решает судьбу всего мира. Впрочем, очень облегчает мне работу. Иначе тут можно все здоровье потерять.
— Я пойду... А в Дилькушо непременно надо съездить, и не позже чем завтра.
— Да, да, пора обуздать Асада!
— За этим и поеду...
Асад Махсум недаром сделал своей резиденцией загородный Дилькушо. Этот прелестный сад, расположенный примерно в шести верстах от Бухары — если выйти из ворот Кавола,— был разбит для эмира Алим-хана.
В саду возвышалось великолепное здание дворца. За пределами сада находилось несколько служебных помещений—дома, сараи, конюшни, где располагались конные и пешие воины. Шестьсот кавалеристов и сто пехотинцев насчитывалось в войске Асада. Оружие состояло из одного большого и двух ручных пулеметов. Кроме того, на каждого воина приходились пятизарядная винтовка, патронташ, сабля. Сам Асад Махсум был вооружен маузером, который носил за поясом, а его неофициальный помощник Наим Перец — наганом и шашкой
Первым заместителем Асада Махсума был плешивый Окилов, пройдоха и хитрец... Ему поручались самые секретные дела, под его началом находились и все разведчики, а так как он был грамотен и знал русский язык, то канцелярия Асада была в его руках. Одевался он просто, не носил военной формы, зимой и летом ходил в каракулевой шапке кавказского образца.
Все хозяйственные и финансовые дела вел второй заместитель Асада, Исмат-джан. Ему подчинялся Сайд Пахлаван, заведовавший хозяйством и арсеналом. Высокий, стройный, красивый, с окладистой бородой, Исмат-джан походил на преданного наукам учащегося медресе. На деле же он был кутила и развратник, организатор пирушек, попоек и прочих удовольствий для своего начальника.
Общее руководство сосредоточено было в руках Махсума; связь с командиром, обучение войск, план работы — все это входило в его обязанности.
В тот день, о котором пойдет сейчас речь, дала себя почувствовать приближавшаяся зима: было пасмурно, холодно и сыро. Несильный, но назойливый ветер срывал с деревьев увядшие листья, и они покрывали желтыми пятнами землю. Грустно выглядел роскошный сад Дилькушо.
Работа шла как обычно. Исмат-джан сидел с писцами в своей канцелярии, плешивый Окилов ушел по каким-то делам. Махсум удалился на женскую половину дома.
В крытом проходе на страже у величественных въездных ворот сидели три человека. Ворота были закрыты, и вооруженные стражники время от времени поглядывали на улицу в небольшое окошечко, проредимте в воротах.
Сидя на суфе, все трое мирно беседовали.
Холодная зима, видно, предстоит в этом году,— сказал десятник Орзукул,— если уже сейчас так холодно.
Вот уж наша несчастливая доля,— откликнулся стражник по имени Тухтача.
— Мне говорили, что в Бухаре зима морозная,— вставил слово второй стражник, Сангин.
— Да, и мне говорили,— подтвердил Тухтача. И Сангин и Тухтача в Бухару попали недавно.
Тухтача — узбек. Он рано остался сиротой и не помнил своих родителей. Всю жизнь бродяжничал и в конце концов попал в Бухару. Он оказался в рядах республиканского войска, победно выступившего против мира. Не было у Тухтачи нигде ни близкого человека, ни постоянного пристанища, поэтому он охотно принял предложение Асада Махсума поступить к нему на службу и довести до конца борьбу с эмиратом. Во время своего бродяжничества Тухтача сталкивался с людьми разных национальностей, поэтому владел не только узбекским, но и таджикским, м русским языками. Низкого роста, кругленький, плотный, он был очень подвижным, о нем шла слава озорника и всезнайки.
Тухтача мечтал о женитьбе, это была главная цель его жизни. Но кого бы ему ни сватали, ничего не получилось. Обычно это были вдовы, и он заявлял, что они для него перестарки. «Что же ты думаешь — за тебя, коротышку бездомного, отдадут юную девушку? — посмеивались друзья.— Оставь надежду».
Но Тухтача все еще надеялся.
«Я принесу счастье своей жене! Не пью, за бабами не бегаю, не играю в карты или кости... Наоборот, каждую заработанную копейку в дом тащу... А жену свою на руках носить буду, от всякой работы освобожу». Так говорил Тухтача, но как убедить какого-нибудь отца, любящего свою дочь, что он будет таким хорошим мужем? «Нет таких!» — заверяли друзья. Тухтача же упорно стоял на своем и продолжал копить вещи и деньги. Он запасся терпением. «Ладно,— говорил он,— дождемся мирного времени, народ вздохнет посвободнее, и я добьюсь своего...»
Судьба Сангина, высокого, красивого парня, складывалась иначе. И у пего была мечта, но пошире мечты Тухтачи. Кулябец родом, он незадолго к) революции подрался в своем кишлаке с местным баем из-за воды; ему пришлось бежать, иначе не уйти от байской мести. Бежал он в Каган, где, скрываясь под чужим именем, устроился работать на хлопковом заводе. Как только вспыхнула революция, он принял в ней активное участие, в рядах революционных войск сражался яростно, самозабвенно. «Пока эмиру не придет конец, я буду воевать»,— говорил он. Сангин рассчитывал пройти с войсками в родные места, очистить от врага Восточную Бухару и тогда вернуться в кишлак Дахана близ Куляба, где ждала его любимая девушка. Но война окончилась, воинские отряды переформировали, и Сангин попал в войско Асада Махсума. Тот, узнав о мечте молодого воина, как-то в минуту хорошего настроения сказал: «Потерпи! Прикончим врага, притаившегося под Бухарой, освободим Гиссар, Душанбе, Каратегин и Куляб, и я сам буду распорядителем на твоем свадебном пиру. У бая отниму все земли и отдам тебе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103