— Пожалуйста, прошу! — живо откликнулся Кори-Юлдаш, полный смуглолицый человек с отвисшими щеками.— По-моему, назират в курсе ваших дел.
— В курсе-то в курсе, но хороших учительниц нам не дает, и вообще нам еще трех не хватает.
— Напишите нам об этом. Мы непременно найдем и пришлем вам.
— Мы уже писали... И что же? Нам прислали турчанку Хусниддинову... Она не знает нашего языка и ругает девушек да и нас — администраторов и педагогов — за то, что мы не говорим по-турецки.
— О, это плохо! — заговорил Муиддинов.— Правда, ЦИК постановил, что государственным языком Бухарской народной республики является тюркский и все должны его знать, однако с нашими женщинами, которые еще не овладели им, надо быть гибче, осмотрительней. Где эта учительница?
— Она ушла,— ответил кто-то.
— И разговаривает она грубо, властно, как хозяйка,— сказала Фируза.
— Да, да,— подхватили остальные,— очень груба со всеми.
— А вы увольте ее!
— Не так-то это просто: она жена Сайда Ахрори.
— Ну и что? Подумаешь!
Услышав это, Кори-Юлдаш поднялся с места и торопливо сказал:
— Хорошо, хорошо, мы заберем ее, а для вас найдем другую, может быть, русскую, знающую таджикский язык.
— Хорошо бы,— сказала Фируза.
Собрание продолжалось. Разговор шел о нехватке книг, тетрадей, о том, как проводить каникулы, и о многом другом. Муиддинов пообещал предоставить женскому клубу одну из правительственных дач, где все женщины смогут хорошо отдохнуть.
На этом собрание закончилось, приехавших угостили чаем, и они отбыли. Тут Фируза вспомнила о доме, о дочке и всполошилась: бедная Гульбахор, наверно, проснулась голодная, кричит. Она быстро распрощалась со своей заместительницей, схватила паранджу и чашмбанд и чуть ли не выбежала во двор. Во дворе она увидела только что вошедшую Анбари Ашк.
— Здравствуй, Фируза-джан,— сказала она,— поздравляю с окончанием сорока дней!
Ну как, жива-здорова? Как дочка, Оймулло? Самое главное — здоровье! Я вот болела, из дома не выходила, не знаю, что с моей подопечной Оим Шо. Вот пришла навестить.
— С Оим Шо все в порядке, учится... Староста класса. Она, наверное, в своей комнате, заходите, а я спешу домой, оставила дочку на попечение Оймулло. Навестите нас. До свиданья.
С этими словами Фируза выбежала на улицу, а тетушка Анбар пошла к Оим Шо.
С тех пор как Оим Шо ушла от Хасанбека, она жила в клубе. Ей не пришлось учиться грамоте с самого начала, она уже была грамотной, много читала, быстро усваивала все, что преподавали, помогала вести клубную работу. В последнее время иногда уходила домой — Ходжа Хасанбек, видимо, побаивался приставать к ней, у него были свои заботы. Оим Шо думала даже на время каникул совсем переселиться из клуба в свой дом, помогать старухе матери по хозяйству.
Тетушка Анбар застала Оим Шо за чтением газеты «Бухоро ахбори».
— Как хорошо, что наконец пришли! — радостно воскликнула молодая женщина и побежала ей навстречу. Но в голосе ее слышался упрек.— Я уже все глаза проглядела, ожидая вас.
— Попрекайте, попрекайте, вы правы, Оим! Заботы и хлопоты совсем одолели! А тут еще болела. Ничего не поделаешь старость! И старик себя неважно чувствует. Дети учатся... Но довольно обо мне. Как вы поживаете, как идет ученье?
— Спасибо, спасибо, хорошо! А сердце от тоски разрывается.
— Вы тоскуете? — удивилась Анбар.— Все н клуб ходят развлечься, а вы, живя тут, тоскуете. Странно!
— Сама не знаю, что со мной,— вздохнула Оим Шо.— Ничто не радует, смотреть ни на что не хочется... Девушки веселятся, играют, в бубен бьют, а я не могу. Правда, как-то одна молодая женщина рассказала мне о своих горестях. Я поплакала вместе с ней, и как-то легче стало. Поднялась я тогда вместе с девушками на крышу, оглядела все вокруг и облегченно вздохнула. Весна! Я и не заметила, когда она пришла.
— Да, весна,— сказала задумчиво тетушка Анбар.— Ваша тоска мне не нравится. Человек беспричинно не тоскует. Вы слышали, говорят, на Регистане народное гулянье, празднество по случаю Ноуруза?
— Нет, ничего не знаю...
Что за гулянье?
— Небывалое! Ярмарка! Шатры поставили рядами, цирк, чайханы, рестораны... Все на диво! Иллюминация, какие хочешь развлечения. А распорядителем этот самый Насим-джан, сын хаджи Малеха. Видела я его на белом коне, с ним еще двое, командует, распоряжается... Ну прямо эмир!
— А кто это — Насим-джан? — спросила Оим Шо, притворяясь, что не знает.
— Да тот, что расчистил дорогу для женщин тогда, в день праздника... Ах, вы ведь не были! Но мы с вами видели его на Регистане.
— А что, он красив?
— Вот увидите! Пойдемте и на гулянье посмотрим. Оим Шо обрадовалась, сразу повеселела.
— Хорошо, идем! Вот только возьму разрешение.
— Идите, идите, а я газету почитаю.
Тетушка Анбар была не очень-то грамотная, по слогам и то с трудом читала, но старалась каждый день попрактиковаться в чтении. Ее внимание привлекло такое извещение: «Чагатайская выездная труппа при политотделе Туркфронта прибыла 29 марта в Каган. С 1 апреля в Бухаре на площади Истиклоль будет представлена вторая часть пьесы Хамзы Хаким-заде «Трагедия Ферганы» под названием «Жертва честности» в четырех действиях».
На другой странице газеты тетушка Анбар прочла приказ: «Женщинам без спутников запрещается ездить верхом на лошадях. Нарушившие этот приказ будут подвергаться аресту, а лошади — конфискации». Подписан приказ заместителем начальника окружной милиции хаджи Фай-зуллой.
Тетушка Анбар от души рассмеялась, чем немало удивила вернувшуюся в это время Оим Шо.
— Что с вами?
— Вы прочитайте только этот приказ,— сказала тетушка Анбар.— Женщину, которая без спутника поедет верхом на лошади, арестуют, а лошадь конфискуют... Вот я подыщу себе верблюда и буду ездить на нем...
— А,— воскликнула, тоже смеясь, Оим Шо,— хаджи Файзулла испугался женщин на лошадях...
— Не подозревает даже, что собственная жена оседлала его, сидит на шее и погоняет куда хочет...
— Да, да! — Оим Шо, заливаясь смехом, начала быстро одеваться.
Народное гулянье в честь Ноуруза было организовано правительством Бухары. Председателем комиссии, руководившей устройством празднества, был Насим-джан.
В те времена подле Арка сильно пострадавшие здания были снесены. Образовавшуюся широкую площадь распланировали, построили на ней столовые, чайханы, торговые ряды, зрелищные заведения. Многие правительственные и общественные организации воздвигли свои павильоны. Например, павильон Центрального Комитета Коммунистической партии, павильон молодежи, Назирата здравоохранения, профсоюзов и другие. Построенные в разном архитектурном стиле, один другого наряднее и краше, они словно соревновались в гостеприимстве. Чуть ли не круглые сутки в них горели лампы, толпились люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103