Лошадь бешено неслась вниз к реке, и, если бы подскочившие всадники не остановили ее, арба, наверное, опрокинулась бы...
Когда Ойша и ее мать опомнились и пришли в себя, они увидели, что их арба переезжает речку, поводья лошади держит вооруженный всадник, а за арбой едут еще трое верховых. Ойша подумала, что она где-то видела одного из всадников — с черной густой бородой и пронзительными глазами. Но сейчас же все ее мысли обратились к Кариму. Что с ним? Где он? Что с ним сделали? Едва придя в себя, она воскликнула:
— Карим! Карим-джан!
— Не бойся, дочка, не бойся!— сказала Раджаб-биби.— Мне кажется, что этот мужчина — тот самый Асад Махсум, про которого Карим говорил...
Услыхав голоса женщин, Асад Махсум выехал вперед и, приблизившись к арбе, сказал:
— Не бойтесь, здесь свои. Басмачи бежали, вы спасены. -- Карим, где мой Карим-джан?— вырвалось у Ойши.
— Я послал за Каримом людей, они найдут его и привезут.
Арба поднялась по откосу на берег, выехала на дорогу и, не останавливаясь у поселка возле моста, направилась вдоль реки...
А Карим, весь в крови и в пыли, лежал в стороне от дороги в какой-то яме. Арбакеш ползком добрался до него и, внимательно осмотрев, понял, что он жив.
— Слава богу!— сказал арбакеш и зорко посмотрел по сторонам.
Дорога была пуста. Басмачи скрылись, всадники, которые так внезапно появились и обратили в бегство басмачей, тоже исчезли. Казалось, что вокруг все спокойно. Арбакеш поднял Карима и увидел, что пуля пробила ему левую руку у плеча,—видно, целили в сердце, но, к счастью, промахнулись... Но крови вытекло много. Арбакеш расстегнул куртку Карима, туго перевязал рану платком, чтобы унять кровь, потом потащил его к стоявшей неподалеку хижине. Не успел он дойти до нее, как со стороны Вабкента прискакал отряд красноармейцев. Командир, увидев арбакеша и раненого Карима, остановил коня.
— В чем дело? Кто это?— спросил он по-тюркски.
Арбакеш не успел ответить — один из армейцев спрыгнул с коня.
— Это Карим!— Вместе с арбакешем он положил раненого на край дороги.— Карим-джан! Карим-джан! Что с тобой?
Это был Асо. Он хорошо знал Карима и, поднявшись, объяснил командиру:
— Товарищ командир, это Карим, он у Куйбышева служит.
— Что тут произошло? — спросил командир у арбакеша.— Услышав выстрелы, мы поскакали сюда, но на дороге никого не встретили.
Арбакеш рассказал обо всем и добавил:
— Когда басмачи свалили Карима, с той стороны моста прискакали верховые. Басмачи побежали, верховые поскакали за ними вниз к реке. Я сильно ушибся, свалившись с арбы, не сразу пришел в себя. А когда поднял голову — ни лошади, ни арбы не видно было. Тогда я пополз к нему, поднял его и вот...
Тут Карим зашевелился и застонал. Командир сказал что-то одному из красноармейцев. Тот сошел с лошади, с помощью Асо осторожно снял халат и куртку с Карима, достал из походного мешка медикаменты, промыл раненому плечо, наложил пластырь, туго перевязал и поднес к носу Карима что-то, от чего тот чихнул, открыл глаза. Первое слово, которое он произнес, было имя Ойши.
Асо по приказу командира поднял Карима, посадил в седло своего коня, а сам сел позади, крепко держа раненого. Арбакеша тоже посадили на лошадь позади другого красноармейца, и отряд поехал к мосту Мехтар Косыма.
Теперь на базарчике возле моста лавки и чайханы были открыты, ворота караван-сарая распахнуты. Армейцы сошли с коней и уселись на кровати под навесом чайханы. Карима осторожно внесли внутрь и дали ему выпить воды.
Сколько ни расспрашивал командир, как ни старался Асо что-то узнать, они ничего не поняли из слов чайханщика и лавочника. Говорили, что басмачи еще с ночи засели за мостом, а утром началась стрельба: потом прискакали люди Асада Махсума и прогнали басмачей, а больше ничего никто не знал.
— Куда же делась арба с двумя женщинами?
— Мы никакой арбы не видели...
Командир понял, что от этих людей толку не добьешься. Он записал имена тех, с кем говорил, и приказал, чтобы они не отлучались никуда, пока не приедет специальная комиссия и не расследует дело.
В городе Карима отвезли в больницу. Асо, отпросившись у командира, пошел к Хайдаркулу и рассказал ему все, что знал о случившемся.
— А куда же делась арба с Ойшой и ее матерью? — спросил обеспокоенный Хайдаркул.
— Не знаем,— сказал Асо.— Я думаю, что сведения об этом вам может сообщить Асад Махсум.
Сперва надо навестить Карима, - сказал Хайдаркул.
Ласковое солнце, которое освещало своими лучами в то утро путь Карима, а потом стало свидетелем непонятного происшествия, к вечеру закрылось облаками и печально возвращалось в свою ночную келью. Резкий ветер бросал в лицо людям пыль с неметеных улиц. Какая-то тяжелая темная пелена обволокла Хайдаркула. Больница у ворот Шейха Джалола, превращенная теперь в военный госпиталь, тоже наводила печаль.
Они вошли к начальнику госпиталя и попросили разрешения навестить Карима. Начальник сказал, что после тяжелой операции раненого тревожить нельзя. Но Хайдаркул объяснил, кто он такой, и его вынуждены были пропустить.
Карим не спал. Лицо его порозовело, и глаза смотрели живо.
- Лежи спокойно,— сказал Хайдаркул, увидев, что тот шевельнулся.-- Не двигайся! Доктор разрешил нам войти с условием, что мы не станем тебя беспокоить. Ты поправишься... Рана оказалась неопасной. Ты просто ослабел от потери крови. Доктор говорит, что за десять — пятнадцать дней ты встанешь. Не волнуйся. По словам Асо, басмачей разогнали люди Асада Махсума.
- Ойша?— спросил слабым голосом Карим.
Ойша жива и здорова,— сказал Хайдаркул, хотя и не знал ничего Ойша в Гиждуване ждет тебя...
Карим взглянул недоверчиво и покачал головой.
Я сейчас пойду к Асаду Махсуму,— сказал, вставая, Хайдаркул, — узнаю все подробно и потом навещу тебя... Пока не волнуйся! Я...
-- Нет, сказал Карим, беспокойно оглядываясь. Нет, не ходите к нему... Асад Махсум сам... стрелял... в меня... Сам! Все это его работа... Асада!
Карим умолк, закрыл глаза.
Хайдаркул вновь опустился на стул и смотрел на Карима.
— Что говоришь, Карим?-- сказал Асо Неужели сам Асад? Карим кивнул.
«Арбакеш подозревал не зря!» — подумал Хайдаркул и спросил Карима:
А басмачи? Ты видел их?
Басмачей не было - сказал Карим и, передохнув, добавил:— Все люди Асада!
В это время к больному вошел врач и попросил гостей покинуть больного.
Хайдаркул, позабыв про усталость и голод, направился прямо в ЧК. Асо распрощался с ним на углу и пошел домой, после трехдневной разлуки он соскучился уже по своей Фирузе.
Кланяйся от меня Фирузе! сказал Хайдаркул.-- Если понадобишься, я пошлю за тобой.
— Хорошо.
Будьте здоровы!
По дороге в ЧК Хайдаркул никак не мог собраться с мыслями. То, что произошло, касалось не только его самого, его сестры и племянницы,— это имело отношение к новой власти, к Советскому государству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Когда Ойша и ее мать опомнились и пришли в себя, они увидели, что их арба переезжает речку, поводья лошади держит вооруженный всадник, а за арбой едут еще трое верховых. Ойша подумала, что она где-то видела одного из всадников — с черной густой бородой и пронзительными глазами. Но сейчас же все ее мысли обратились к Кариму. Что с ним? Где он? Что с ним сделали? Едва придя в себя, она воскликнула:
— Карим! Карим-джан!
— Не бойся, дочка, не бойся!— сказала Раджаб-биби.— Мне кажется, что этот мужчина — тот самый Асад Махсум, про которого Карим говорил...
Услыхав голоса женщин, Асад Махсум выехал вперед и, приблизившись к арбе, сказал:
— Не бойтесь, здесь свои. Басмачи бежали, вы спасены. -- Карим, где мой Карим-джан?— вырвалось у Ойши.
— Я послал за Каримом людей, они найдут его и привезут.
Арба поднялась по откосу на берег, выехала на дорогу и, не останавливаясь у поселка возле моста, направилась вдоль реки...
А Карим, весь в крови и в пыли, лежал в стороне от дороги в какой-то яме. Арбакеш ползком добрался до него и, внимательно осмотрев, понял, что он жив.
— Слава богу!— сказал арбакеш и зорко посмотрел по сторонам.
Дорога была пуста. Басмачи скрылись, всадники, которые так внезапно появились и обратили в бегство басмачей, тоже исчезли. Казалось, что вокруг все спокойно. Арбакеш поднял Карима и увидел, что пуля пробила ему левую руку у плеча,—видно, целили в сердце, но, к счастью, промахнулись... Но крови вытекло много. Арбакеш расстегнул куртку Карима, туго перевязал рану платком, чтобы унять кровь, потом потащил его к стоявшей неподалеку хижине. Не успел он дойти до нее, как со стороны Вабкента прискакал отряд красноармейцев. Командир, увидев арбакеша и раненого Карима, остановил коня.
— В чем дело? Кто это?— спросил он по-тюркски.
Арбакеш не успел ответить — один из армейцев спрыгнул с коня.
— Это Карим!— Вместе с арбакешем он положил раненого на край дороги.— Карим-джан! Карим-джан! Что с тобой?
Это был Асо. Он хорошо знал Карима и, поднявшись, объяснил командиру:
— Товарищ командир, это Карим, он у Куйбышева служит.
— Что тут произошло? — спросил командир у арбакеша.— Услышав выстрелы, мы поскакали сюда, но на дороге никого не встретили.
Арбакеш рассказал обо всем и добавил:
— Когда басмачи свалили Карима, с той стороны моста прискакали верховые. Басмачи побежали, верховые поскакали за ними вниз к реке. Я сильно ушибся, свалившись с арбы, не сразу пришел в себя. А когда поднял голову — ни лошади, ни арбы не видно было. Тогда я пополз к нему, поднял его и вот...
Тут Карим зашевелился и застонал. Командир сказал что-то одному из красноармейцев. Тот сошел с лошади, с помощью Асо осторожно снял халат и куртку с Карима, достал из походного мешка медикаменты, промыл раненому плечо, наложил пластырь, туго перевязал и поднес к носу Карима что-то, от чего тот чихнул, открыл глаза. Первое слово, которое он произнес, было имя Ойши.
Асо по приказу командира поднял Карима, посадил в седло своего коня, а сам сел позади, крепко держа раненого. Арбакеша тоже посадили на лошадь позади другого красноармейца, и отряд поехал к мосту Мехтар Косыма.
Теперь на базарчике возле моста лавки и чайханы были открыты, ворота караван-сарая распахнуты. Армейцы сошли с коней и уселись на кровати под навесом чайханы. Карима осторожно внесли внутрь и дали ему выпить воды.
Сколько ни расспрашивал командир, как ни старался Асо что-то узнать, они ничего не поняли из слов чайханщика и лавочника. Говорили, что басмачи еще с ночи засели за мостом, а утром началась стрельба: потом прискакали люди Асада Махсума и прогнали басмачей, а больше ничего никто не знал.
— Куда же делась арба с двумя женщинами?
— Мы никакой арбы не видели...
Командир понял, что от этих людей толку не добьешься. Он записал имена тех, с кем говорил, и приказал, чтобы они не отлучались никуда, пока не приедет специальная комиссия и не расследует дело.
В городе Карима отвезли в больницу. Асо, отпросившись у командира, пошел к Хайдаркулу и рассказал ему все, что знал о случившемся.
— А куда же делась арба с Ойшой и ее матерью? — спросил обеспокоенный Хайдаркул.
— Не знаем,— сказал Асо.— Я думаю, что сведения об этом вам может сообщить Асад Махсум.
Сперва надо навестить Карима, - сказал Хайдаркул.
Ласковое солнце, которое освещало своими лучами в то утро путь Карима, а потом стало свидетелем непонятного происшествия, к вечеру закрылось облаками и печально возвращалось в свою ночную келью. Резкий ветер бросал в лицо людям пыль с неметеных улиц. Какая-то тяжелая темная пелена обволокла Хайдаркула. Больница у ворот Шейха Джалола, превращенная теперь в военный госпиталь, тоже наводила печаль.
Они вошли к начальнику госпиталя и попросили разрешения навестить Карима. Начальник сказал, что после тяжелой операции раненого тревожить нельзя. Но Хайдаркул объяснил, кто он такой, и его вынуждены были пропустить.
Карим не спал. Лицо его порозовело, и глаза смотрели живо.
- Лежи спокойно,— сказал Хайдаркул, увидев, что тот шевельнулся.-- Не двигайся! Доктор разрешил нам войти с условием, что мы не станем тебя беспокоить. Ты поправишься... Рана оказалась неопасной. Ты просто ослабел от потери крови. Доктор говорит, что за десять — пятнадцать дней ты встанешь. Не волнуйся. По словам Асо, басмачей разогнали люди Асада Махсума.
- Ойша?— спросил слабым голосом Карим.
Ойша жива и здорова,— сказал Хайдаркул, хотя и не знал ничего Ойша в Гиждуване ждет тебя...
Карим взглянул недоверчиво и покачал головой.
Я сейчас пойду к Асаду Махсуму,— сказал, вставая, Хайдаркул, — узнаю все подробно и потом навещу тебя... Пока не волнуйся! Я...
-- Нет, сказал Карим, беспокойно оглядываясь. Нет, не ходите к нему... Асад Махсум сам... стрелял... в меня... Сам! Все это его работа... Асада!
Карим умолк, закрыл глаза.
Хайдаркул вновь опустился на стул и смотрел на Карима.
— Что говоришь, Карим?-- сказал Асо Неужели сам Асад? Карим кивнул.
«Арбакеш подозревал не зря!» — подумал Хайдаркул и спросил Карима:
А басмачи? Ты видел их?
Басмачей не было - сказал Карим и, передохнув, добавил:— Все люди Асада!
В это время к больному вошел врач и попросил гостей покинуть больного.
Хайдаркул, позабыв про усталость и голод, направился прямо в ЧК. Асо распрощался с ним на углу и пошел домой, после трехдневной разлуки он соскучился уже по своей Фирузе.
Кланяйся от меня Фирузе! сказал Хайдаркул.-- Если понадобишься, я пошлю за тобой.
— Хорошо.
Будьте здоровы!
По дороге в ЧК Хайдаркул никак не мог собраться с мыслями. То, что произошло, касалось не только его самого, его сестры и племянницы,— это имело отношение к новой власти, к Советскому государству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103