Для такого добытчика я из себя дров наломаю, в лепешку расшибусь.
— Если брат привезет мешок денег, купите мне серебряные серьги, папочка,— сказала младшая сестренка Мирака.— А то у меня уж и дырочки в ушах заросли.
— Конечно, непременно! — сказал с улыбкой отец.— Тебе не серебряные, а золотые серьги, матери шелковое платье, Мираку коня, а себе я табакерку куплю.
— Что ж так мало — табакерку? — сказал Мирак, тоже улыбаясь.— Себе вы купите хорошие сапоги, мотыгу и новый серп... Потом еще для всех нас купите корову, которая будет давать пятнадцать мисок молока...
— Да, в молодости не грех и помечтать, говорят,— сказал отец и, помолчав ,добавил: — А теперь, мать, стели нам постели, пусть твой сын пораньше ляжет спать, ведь ему ехать на рассвете.
В ту ночь все они заснули с одной надеждой на завтрашний день. Мираку снилось, что его дыни нарасхват берут люди на базаре и в раскрытый им мешок дождем сыплются деньги. Мать и в самом деле мечтала о корове. «Вот хорошо,— думала она,— если мы купим корову, которая дает много молока! Утренний удой тратили бы на семью, а вечерний продавали бы и на эти деньги поправили свои дела...» Что касается сестренки Мирака, то она спала и видела у себя в ушах золотые серьги.
А отец — Сайд Пахлаван — думал совсем о другом... Зима подходит, ребятам нужна теплая одежда, нужно сделать запасы... Отдать ли все, что заработал, в погашение долга или тратить на жизнь? Жить становится все труднее, на базаре дорожает то, что хочешь купить, и дешевеет то, что продаешь... Плоды твоего труда идут почти задаром... А народ говорит, что будет война, что джадиды опять подняли голову и эмир собирает войско...
Вокруг бродят какие-то темные люди, шпионят... Им ничего не стоит оклеветать человека, ввергнуть его в беду... Вот тот человек, которого они встретили вечером в поле, кто он? Как он подкрался к ним? По виду словно учащийся медресе, а под халатом — военная форма. Мирак даже увидел у него револьвер. Не зря он спросил про Найма. Этот Наим Перец на все способен. Ладно, завтра — если суждено, чтобы наступил завтрашний день,— он спросит Найма, кто этот ночной бродяга, его гость...
Сайд Пахлаван уснул позже, а проснулся раньше всех. Он умывался у арыка, когда услышал вдалеке пушечный выстрел. По субботам обычно войска эмира упражнялись в стрельбе за городом, в открытой степи за Самаркандскими воротами. Но та стрельба не была слышна в Кули Хавоке. Сайд Пахлаван подумал, что, видно, нынче стреляют из больших пушок, и не придал этому значения. Он взял дыню, разрезал ее и разбудил Мирака:
Вставай, сынок, пора, эмирские сарбазы уже стреляют, слышишь?
Мирак открыл глаза, прислушался: действительно, издалека слышалась пушечная стрельба.
— Разве стрельба начинается, когда еще не рассвело? — спросил он сонным голосом.
— Кто знает,— сказал Пахлаван,— каждый день новая песня! Вставай, завтракай, и надо ехать!
Мирак умылся, они поели хлеба с дыней, потом положили на осла вьючное седло и погрузили мешок с дынями.
— Ну ладно, сынок, поезжай и возвращайся с удачей,— сказал Пахлаван.— Будь осторожен, смотри, чтобы деньги не украли
— Будьте спокойны! — сказал Мирак и погнал осла.
Уже рассвело, но солнце еще не всходило. На востоке разгоралась заря.
— Вот хорошо! — сказал себе Мирак.— Раньше всех приеду на базар...
Осел Мирака, отдохнувший за ночь, бежал бодро, а Мирак быстро шагал за ним и весело пел:
Я бежал, бежал, бежал,
До Чорсу добежал,
Там осла увидал,
Деньги вынул и отдал... И-их!
В воздухе скользили ласточки, лучи восходящего солнца золотили их крылья. Над широкой равниной степи веял приятный ветерок, шелестел ветвями урючин, росших вдоль пашни, на траву пала роса. Степь просыпалась, дышала свежестью. И на земле и на небе было чисто, светло, радостно, как будто за ночь — к встрече с утренним солнцем — все было вымыто, вычищено, доведено до блеска... В кишлаке слышалось блеяние коз и баранов, мычанье коров, ржанье лошадей. Пастухи сгоняли стадо. А в полях звенели птичьи трели. Начинался обыкновенный день, день ранней осени под Бухарой.
Но это был совсем необычный день!
А Мирак не знал, что день этот станет необыкновенным, он быстро шагал за своим ослом по безлюдной и тихой дороге к Кагану, заботясь поскорее довезти и продать свои дыни. Этот четырнадцатилетний мальчик, которому впору было беспечно предаваться играм, рано повзрослел, превратился в юношу с самостоятельными суждениями, серьезного и вдумчивого. Он был не так уж высок, но руки его окрепли в труде, были мускулисты и сильны. Ноги его были обуты в рваные сапоги с узкими носами и без каблуков, поверх голенищ свешивались неопределенного цвета карбосовые штаны. На нем была карбосовая же рубашка с широким воротом, легкий, без подкладки полосатый халат и выцветшая тюбетейка из черного бархата... В такой невзрачной одежде, но зато с улыбкой на лице, с озорным огоньком в черных глазах, полный веселых надежд, шагал он вслед за своим ослом.
За мостом через речку Курак дорога поворачивает на восток и подходит близко к линии железной дороги Каган — Самарканд.
В лицо Мираку брызнули первые лучи восходящего солнца. Словно нарочно для этого дня надев свой сверкающий золотой наряд, солнце открыло лицо миру, и вся окрестность вмиг засветилась и засияла.
Тень осла и длинная тень Мирака то бежали по краю дороги, то попадали в заросший травою арычок, но все двигались и двигались вперед. На дороге появились и другие путники. Дехканин вез на трех ослах солому, другой на двух ослах свежий клевер, третий тащил на спине корзину с инжиром. Скоро со стороны Кагана показался арбакеш с нагруженной чем-то арбой. Дехканин с соломой, поздоровавшись с арбакешем, спросил:
— Что, проезд в город открыт?
— Только один проезд и остался,— ответил арбакеш.
Мирак не обратил внимания ни на вопрос, ни на ответ. Он радовался, что никто, кроме него, не везет на базар дыни. Только он, Мирак, везет целый мешок дынь и первым приедет на базар.
— И-их ты, живая тварь! — подгонял он осла и шагал еще быстрее.
Проехав кишлак Гачкаш, он ясно увидел станции Каган и Амирабад. Длинный ряд красных вагонов протянулся от станции Амирабад до самой станции Каган. Паровоз дал свисток, выпустил в небо клубы белого дыма и тронулся.
Как их много выстроилось в ряд, этих вагонов! Он в жизни своей не видал столько красных вагонов! Как будто они сошлись здесь со всех железнодорожных линий. Мирак так удивился, что даже остановился на минуту.
— Как много вагонов собралось,— сказал он дехканину, везшему солому.— Разве из Кагана поезд не пойдет?
— Войска приехали, говорят,— сказал дехканин.— Все эти красные вагоны полны солдат. Хорошо, хоть наш переезд не закрыли, арба только что проехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Если брат привезет мешок денег, купите мне серебряные серьги, папочка,— сказала младшая сестренка Мирака.— А то у меня уж и дырочки в ушах заросли.
— Конечно, непременно! — сказал с улыбкой отец.— Тебе не серебряные, а золотые серьги, матери шелковое платье, Мираку коня, а себе я табакерку куплю.
— Что ж так мало — табакерку? — сказал Мирак, тоже улыбаясь.— Себе вы купите хорошие сапоги, мотыгу и новый серп... Потом еще для всех нас купите корову, которая будет давать пятнадцать мисок молока...
— Да, в молодости не грех и помечтать, говорят,— сказал отец и, помолчав ,добавил: — А теперь, мать, стели нам постели, пусть твой сын пораньше ляжет спать, ведь ему ехать на рассвете.
В ту ночь все они заснули с одной надеждой на завтрашний день. Мираку снилось, что его дыни нарасхват берут люди на базаре и в раскрытый им мешок дождем сыплются деньги. Мать и в самом деле мечтала о корове. «Вот хорошо,— думала она,— если мы купим корову, которая дает много молока! Утренний удой тратили бы на семью, а вечерний продавали бы и на эти деньги поправили свои дела...» Что касается сестренки Мирака, то она спала и видела у себя в ушах золотые серьги.
А отец — Сайд Пахлаван — думал совсем о другом... Зима подходит, ребятам нужна теплая одежда, нужно сделать запасы... Отдать ли все, что заработал, в погашение долга или тратить на жизнь? Жить становится все труднее, на базаре дорожает то, что хочешь купить, и дешевеет то, что продаешь... Плоды твоего труда идут почти задаром... А народ говорит, что будет война, что джадиды опять подняли голову и эмир собирает войско...
Вокруг бродят какие-то темные люди, шпионят... Им ничего не стоит оклеветать человека, ввергнуть его в беду... Вот тот человек, которого они встретили вечером в поле, кто он? Как он подкрался к ним? По виду словно учащийся медресе, а под халатом — военная форма. Мирак даже увидел у него револьвер. Не зря он спросил про Найма. Этот Наим Перец на все способен. Ладно, завтра — если суждено, чтобы наступил завтрашний день,— он спросит Найма, кто этот ночной бродяга, его гость...
Сайд Пахлаван уснул позже, а проснулся раньше всех. Он умывался у арыка, когда услышал вдалеке пушечный выстрел. По субботам обычно войска эмира упражнялись в стрельбе за городом, в открытой степи за Самаркандскими воротами. Но та стрельба не была слышна в Кули Хавоке. Сайд Пахлаван подумал, что, видно, нынче стреляют из больших пушок, и не придал этому значения. Он взял дыню, разрезал ее и разбудил Мирака:
Вставай, сынок, пора, эмирские сарбазы уже стреляют, слышишь?
Мирак открыл глаза, прислушался: действительно, издалека слышалась пушечная стрельба.
— Разве стрельба начинается, когда еще не рассвело? — спросил он сонным голосом.
— Кто знает,— сказал Пахлаван,— каждый день новая песня! Вставай, завтракай, и надо ехать!
Мирак умылся, они поели хлеба с дыней, потом положили на осла вьючное седло и погрузили мешок с дынями.
— Ну ладно, сынок, поезжай и возвращайся с удачей,— сказал Пахлаван.— Будь осторожен, смотри, чтобы деньги не украли
— Будьте спокойны! — сказал Мирак и погнал осла.
Уже рассвело, но солнце еще не всходило. На востоке разгоралась заря.
— Вот хорошо! — сказал себе Мирак.— Раньше всех приеду на базар...
Осел Мирака, отдохнувший за ночь, бежал бодро, а Мирак быстро шагал за ним и весело пел:
Я бежал, бежал, бежал,
До Чорсу добежал,
Там осла увидал,
Деньги вынул и отдал... И-их!
В воздухе скользили ласточки, лучи восходящего солнца золотили их крылья. Над широкой равниной степи веял приятный ветерок, шелестел ветвями урючин, росших вдоль пашни, на траву пала роса. Степь просыпалась, дышала свежестью. И на земле и на небе было чисто, светло, радостно, как будто за ночь — к встрече с утренним солнцем — все было вымыто, вычищено, доведено до блеска... В кишлаке слышалось блеяние коз и баранов, мычанье коров, ржанье лошадей. Пастухи сгоняли стадо. А в полях звенели птичьи трели. Начинался обыкновенный день, день ранней осени под Бухарой.
Но это был совсем необычный день!
А Мирак не знал, что день этот станет необыкновенным, он быстро шагал за своим ослом по безлюдной и тихой дороге к Кагану, заботясь поскорее довезти и продать свои дыни. Этот четырнадцатилетний мальчик, которому впору было беспечно предаваться играм, рано повзрослел, превратился в юношу с самостоятельными суждениями, серьезного и вдумчивого. Он был не так уж высок, но руки его окрепли в труде, были мускулисты и сильны. Ноги его были обуты в рваные сапоги с узкими носами и без каблуков, поверх голенищ свешивались неопределенного цвета карбосовые штаны. На нем была карбосовая же рубашка с широким воротом, легкий, без подкладки полосатый халат и выцветшая тюбетейка из черного бархата... В такой невзрачной одежде, но зато с улыбкой на лице, с озорным огоньком в черных глазах, полный веселых надежд, шагал он вслед за своим ослом.
За мостом через речку Курак дорога поворачивает на восток и подходит близко к линии железной дороги Каган — Самарканд.
В лицо Мираку брызнули первые лучи восходящего солнца. Словно нарочно для этого дня надев свой сверкающий золотой наряд, солнце открыло лицо миру, и вся окрестность вмиг засветилась и засияла.
Тень осла и длинная тень Мирака то бежали по краю дороги, то попадали в заросший травою арычок, но все двигались и двигались вперед. На дороге появились и другие путники. Дехканин вез на трех ослах солому, другой на двух ослах свежий клевер, третий тащил на спине корзину с инжиром. Скоро со стороны Кагана показался арбакеш с нагруженной чем-то арбой. Дехканин с соломой, поздоровавшись с арбакешем, спросил:
— Что, проезд в город открыт?
— Только один проезд и остался,— ответил арбакеш.
Мирак не обратил внимания ни на вопрос, ни на ответ. Он радовался, что никто, кроме него, не везет на базар дыни. Только он, Мирак, везет целый мешок дынь и первым приедет на базар.
— И-их ты, живая тварь! — подгонял он осла и шагал еще быстрее.
Проехав кишлак Гачкаш, он ясно увидел станции Каган и Амирабад. Длинный ряд красных вагонов протянулся от станции Амирабад до самой станции Каган. Паровоз дал свисток, выпустил в небо клубы белого дыма и тронулся.
Как их много выстроилось в ряд, этих вагонов! Он в жизни своей не видал столько красных вагонов! Как будто они сошлись здесь со всех железнодорожных линий. Мирак так удивился, что даже остановился на минуту.
— Как много вагонов собралось,— сказал он дехканину, везшему солому.— Разве из Кагана поезд не пойдет?
— Войска приехали, говорят,— сказал дехканин.— Все эти красные вагоны полны солдат. Хорошо, хоть наш переезд не закрыли, арба только что проехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103