— Вопросы у нас простые,— сказал Асад.— Кто вас послал сюда? Кто о нас сведения доставляет? Каковы цели наших врагов? Что они задумали? Все!
Казалось, что слова эти не дошли до Сайда, он словно ничего не видел и не слышал, только тяжело дышал и иногда скрипел зубами. Голова раскалывалась от боли.
Он задыхался от запаха крови, собственной крови... Воздуха, хоть капли свежего воздуха жаждал он.
Увидев, в каком он сейчас состоянии, Асад многозначительно посмотрел на Окилова. Тот понял этот взгляд и сказал:
— Не сомневаюсь, что Сайд Пахлаван сообразит, чего мы от него хотим. Он не младенец и знает, что от нас не отвертеться. Сейчас его наши джигиты немного помучили, и он не мог поразмыслить как следует... Если позволите, оставим его в покое... Пусть он хорошо продумает свое положение и, если хочет остаться в живых, пусть признается во всем... И мы его простим...
Правильно,— согласился Махсум,— пусть докажет чистосердечным признанием свою верность... Можно извлечь из него пользу, и немалую... Уведите его и оставьте — пусть думает! Сайда Пахлавана волоком потащили в подвал.
Воздаете ли вы должное моему чутью? — спросил Окилов Асада, когда они остались одни.— Не зря моего отца называли — умный, мудрый...
— Я восхищен вами!
Но на сердце у меня черно. Так ошибиться! Это проклятый Наим виноват, поручился за него!.. А теперь сам наказан. Как он там?
— Обезумел! Все лицо распухло, лежит, ничего не соображает, кулачищи Пахлавана нанесли жестокие удары.
— Надо отправить в больницу.
— Отправили... Но раньше надо решить важный вопрос.
— Что еще? — встревожился Асад. Сейчас у него был вид человека, загнанного в угол грозящей опасностью.
— Этой же ночью нужно решить, что нам делать с Хайдаркулом. Как только он узнает об аресте Сайда, он начнет действовать... Новая беда свалится нам на голову.
Асад призадумался.
— И тут ты прав! Но сделать это очень трудно. Хайдаркул человек заметный. За время пребывания у нас он завоевал авторитет у наших джигитов. Да и в центре спохватятся. Если мы арестуем Хайдаркула, придется действовать в открытую, а это значит вступить в борьбу с ЧК, с партией.
— Но и на свободе оставить его нельзя. В таком случае мы должны сдаться.
— Подумаем, подумаем... Позовите Исмаг джана,— хмурясь, приказал Асад.
В тот же вечер, после долго длившегося собрания членов женского клуба Фируза зашла в свой кабинет, чтобы собрать вещи и отправиться домой. Но тут, постучавшись в дверь, вошел Насим-джан.
— К вам теперь проникнуть трудно, - сказал он, улыбаясь,— сколько я ни убеждал милиционера, не впускал... К счастью, появилась Отунчахон, она поручилась за меня, и он разрешил... А я уж было уйти собрался...
— Да, государственное учреждение не шутка,— рассмеялась Фируза,— сам Центральный Исполнительный Комитет Бухарской Народной Советской Республики о нашем клубе печется. Это Абдухамид Муиддинов приказал поставить здесь караул. А сегодня нам подарили чудесный сад.
— О, поздравляю! Что за сад, чей он?
— Сад Каракулибая, что за воротами Имама. Прекрасный сад, много фруктов, воды сколько хочешь...
Летом наши девушки там отдыхать будут...
— Прекрасно, прекрасно! — все так же улыбаясь, сказал Насим-джан, но Фируза заметила, что он чем-то взволнован, порывается заговорить о другом.
— Ну, скажите, с каким вы ко мне делом? Чем могу служить? — спросила она.
— Нет, зачем же служить? Просто мне совет ваш нужен... Тут такое дело... Оим Шо совсем обезумела, покоя мне не дает, не знаю, как и быть...
Окил» по-таджикски значит «умный, мудрый».
— Ну и хорошо! Теперь женщины равноправны с мужчинами! — задорно сказала Фируза.
— Дело не в этом, я на ее права не посягаю, пусть делает что хочет, но и мои права пусть не нарушает, не лишает меня свободы!..
— Как это? Что же она делает?
— Дико ревнует! Ко всем! К моей работе... Не пускает на улицу выйти... Ужас что такое!
— Да, недаром говорят, что теперь все наоборот,— продолжала в шутливом тоне Фируза.— Раньше мужчины ревновали своих жен, а теперь жены — мужей. Но нет дыма без огня, есть, видно, у нее повод так сильно ревновать. Не станет же она зря...
— Совершенно зря! — твердо сказал Насим-джан.— Это омрачает нашу жизнь. Вот сейчас, например, мне позвонили из ЧК — неотложное дело. Я собираюсь уходить, и пожалуйста — она заявляет, что тоже пойдет, и упрямо стоит на своем. Насилу вырвался и пришел сюда... А, вот и сама пожаловала!
Оим Шо вошла, притворно улыбаясь, села на диван.
— Пришли жаловаться,— обратилась она к мужу.— Как не стыдно!
— У меня нет секретов от Фирузы-джан. Она и мне и вам как сестра.
— Но есть же поговорка, что над ссорой мужа с женой порог смеялся. Нельзя выносить из дома семейные дрязги!
— А что мне делать? Я должен идти по государственному делу, очень важному делу, а вы не пускаете, сомневаетесь.
— Идите, идите,— с виду спокойно сказала Оим Шо.— Разве я сказала, чтобы вы не шли?
— Конечно!
— Неправда! Я только сказала, что доведу вас до ЧК и вернусь домой.
— А кто сказал, что спросит у коменданта, там ли я?
— Ну и что с того?
Я не хочу быть посмешищем!
— Насим-джан совершенно прав,— вмешалась в разговор Фируза.— Это очень нехорошо, сестра...
— Я знаю, вы тоже на его стороне,— в голосе Оим Шо звенели слезы.— Тетушка Анбар тоже... Я одна...
— Вы это все придумали... Нельзя так! Ведь вы с Насим-джаном соединили свои жизни по любви, отдали друг другу сердца... Должны быть примером для других, чтобы люди радовались, видя, как вы счастливы!
— Значит, правда, когда говорят: «Выйдешь замуж за любимого — из глаз слезы ручьем потекут»,— вздохнув, сказала Оим Шо.
— Словами ее не убедишь,— с горечью сказал Насим-джан,— упряма... На каждое ваше слово у нее найдется ответ. Ну хорошо, пойду, давно пора. А вы,— обратился он к жене,— если уж очень сомневаетесь, позвоните по телефону коменданту, самому председателю... да кому хотите, справьтесь!..
— Асо сейчас тоже там,— сказала Фируза.
— Вот, значит, и свидетели есть,— сказал обрадованно Насим-джан и ушел.
Только за ним закрылась дверь, как Оим Шо разрыдалась. Фируза уж и не знала, как ее утешить Сидя рядом с ней, гладила ее по голове, успокаивала.
— Такая у меня уж злосчастная судьба,— сказала Оим Шо, немного успокоившись.— В юности я стала жертвой подлецов, а теперь, когда мне улыбнулось счастье, соединилась с любимым человеком, не нахожу покоя, гложет сердце ревность. Ревность убьет меня! Я так стараюсь побороть ее и не могу. Мне иногда кажется, что я начну его ревновать к стенам, дверям...
— Ужасно!
— Знаю, это ужасно, но что делать? Как только он уходит из дому, мне кажется, что приятели на работе уговорят его пойти с ними куда-нибудь развлечься. Он красивый, веселый, молодой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103