— Не стыдно? Волосы седые, а вы, как ребенок, ничего не понимаете? Ведь вас за это могут вывести на Регистан, судить перед всем народом и расстрелять!
— Дурные привычки — беда наша!— сказала, выступая вперёд, Оймулло Танбур.— Здравствуй, Фируза, здравствуй, дочка!
— Здравствуйте, дорогая моя учительница!— обрадовалась Фируза.— Вы живы-здоровы? Как .хорошо, что мы опять увиделись! Тахир-джан так вас ждет!
— Об этом потом поговорим,— сказала Оймулло.— Сейчас надо этот скандал прекратить. Они тут подрались, и мне пришлось вмешаться. Лучше было бы устроить так, чтобы госпожи разместились в одном доме, а служанки — в другом.
— Я для этого и пришла,— сказала Фируза.— Войдите в комнаты, сейчас придет дядюшка Хайдаркул, составит списки.
-- Что за списки, дочка?
Тот, кто захочет уйти, может идти куда угодно. Для этого и надо составить список, чтобы понять, кто уйдет, кто останется.
Дай бог тебе жить тысячу лет, Фируза-джан! — сказала мать Ойши. Позволь нам с Ойшой поскорее уйти отсюда! Сил больше нет!
Ладно, — сказала Фируза, гладя Ойшу по голове.— Идите на террасу, сейчас придет дядя Хайдаркул, запишут вас, и можете ехать куда хотите.
- Хайдаркул, говоришь? А кто он такой? Откуда?
— Он работает в Центральном Комитете партии, родом он из Каракуля, кажется. А что, вы его знаете разве?
— Нет,— сказала старуха задумчиво.— У меня был когда-то младший брат, Хайдаркулом звали, нас с детства разлучили...
— Да вот сейчас вы его увидите!— сказала Фируза.
По ее просьбе все служанки, стряпухи, девушки с «банного двора» собрались на террасе. Оймулло Танбур вошла в маленькую комнатку привратника, в которой жила. Двор опустел; тогда Фируза подошла к воротам и крикнула:
-- Пожалуйста, войдите!
Вошел Хайдаркул, с ним начальник караула. Два милиционера внесли и поставили возле террасы небольшой столик и табуретку. Хайдаркул положил на стол папку, которую нес в руках, вынул из нее бумагу, карандаш и обратился к женщинам, столпившимся на террасе.
Простыми, понятными словами он рассказал про революцию, про свержение эмира, объяснил, что рука эмира больше не держит их за воротник и они вольны отправляться, кто куда пожелает.
— А чтобы вы могли вернуться домой, в свой кишлак, в свой край к родным и друзьям, мы вам поможем добраться до места. Поэтому мы и хотим составить список, узнать, кто куда хочет отправиться, чтобы получить разрешение правительства.
Я назначен заняться этим делом. Ну-ка, Фируза, спрашивай по очереди у каждой женщины и говори мне, а я буду записывать.
— Раньше всех запишите Оймулло! Если я нынче же не отведу ее домой, дядюшка-ювелир с ума сойдет!
— Хорошо, я запишу!— сказал Хайдаркул, но ничего не мог записать, потому что имени Оймулло не знал.-- Постой, дядюшку-ювелира зовут Тахир-джан?
— Да, Тахир-джан!
Пока Хайдаркул записывал, мать Ойши, прикрыв лицо платком, подошла поближе.
— Хайдаркул!— окликнула она его.
— Что? Разве вы знаете меня?
— Как же сестре не знать своего родного брата? Я...
— Раджаб-биби?!
Он произнес это имя, и перо выпало из его рук. Он был ошеломлен, сбит с толку... В один миг он вспомнил свой кишлак, родной дом, отца, мать и сестренку. Голос Раджаб-биби словно сдернул покров забвения, которым давно были покрыты воспоминания детства. Из мира суровой действительности этот голос перенес Хайдаркула в далекий мир воспоминаний...
...Сорок лет назад он не знал никаких забот, и весь мир для него был ограничен двором, где он играл с Раджаб-биби, и родным кишлаком. Иногда, бегая за овцами и козами, он помогал пастуху, иногда собирал для своей матери хворост или в кругу мальчишек устраивал борьбу... И везде его сестренка Раджаб-биби была с ним рядом. Если он, забравшись на тутовник, тряс, она внизу подбирала ягоды. Если он на берегу реки ловил рыбу, Раджаб-биби искала для него червей и приносила ему. Если он, пытаясь прокатиться на осле, падал, Раджаб-биби вытирала ему пыль с лица, перевязывала своим платком ушибленные руки. Если же он в борьбе с ребятами рвал одежду, Раджаб-биби быстро зашивала ее, чтобы не узнала мать и не бранила его. Удивительно хороша была для них жизнь! Никакие печали и горести не омрачали их детства. Кусок сухой просяной лепешки, урюк или яблоко — и они были сыты; козье молоко придавало им силы. Летом в жару босоногие, в одной рубахе и штанах бегали по песчаному берегу реки. Только зимой, в сильный мороз, какой бывает в Каракуле, нельзя было играть на воздухе.
И вот однажды какие-то люди увезли двенадцатилетнюю Раджаб-биби. Хайдаркул не хотел расставаться с сестрой, но отец обругал его, побил и выгнал со двора.
Тогда впервые Хайдаркул заплакал. Не от побоев отца, а от разлуки с сестрой. Он залез на высокий тутовник, росший у дороги, и спрятался, притаился среди ветвей. Когда всадники увозили Раджаб-биби, Хайдаркул из рогатки сбил шапку с одного из них, а у другого лошадь встала на дыбы и чуть не сбросила его на землю. Всадники не видели, кто стрелял, громко бранились и уехали, увозя с собой Раджаб-биби. Только потом уже Хайдаркул узнал, что Раджаб-биби увезли в погашение долга, который отец не мог уплатить вовремя. После смерти отца и матери, вступив на самостоятельную дорогу, Хайдаркул услышал как-то, что сестра его вышла замуж в Гиждуване. Он узнал даже, что муж у нее хороший, есть дочка. А тут сам Хайдаркул попал в такой водоворот, что не только не мог повидаться с сестрой, но потерял и всю свою семью — жену и любимую дочь...
И вот теперь, после стольких лет, Хайдаркул снова услышал голос Раджаб-биби, снова увидел свою сестру... Увы, теперь Раджаб-биби была не та, какой он помнил ее... Она уже старая, стан ее сгорбился, голос стал хриплым, в нем звучала печаль.
— Не во сне ли я?— воскликнул Хайдаркул и протянул руки. Раджаб-биби по-молодому соскочила с террасы и обняла брата. Фируза, увидев это, даже прослезилась, и все присутствующие были тронуты встречей брата с сестрой и на время позабыли о себе. Особенно радовалась Ойша; если бы не стеснялась, то сбежала бы к ним и тоже обняла своего дядю.
— Что же ты тут делаешь?— спросил наконец Хайдаркул.— Я слышал, что ты в Гиждуване, что у тебя дочь, но не пришлось мне тебя навестить...
— Да, я попала в Гиждуван,— сказала Раджаб-биби, вытирая слезы.— Мне жилось неплохо, муж мой был хороший человек, он делал сошники. Но когда Ойше исполнилось десять лет, он заболел и умер. Мы с дочкой остались одни. Кое-как, прялкой и веретеном да прислуживая гому и другому, мы и жили... Но бог и этого лишил нас. Дочь моя была уже помолвлена, как вдруг приехали люди амлякдара и обманом отвезли нас в его канцелярию. Амлякдар — да сгорит его могила!— сказал: «Не дочь мы подарим эмиру». Я стала кричать, подняла шум, но толку было мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103