Но это была не сегодняшняя забота, потому никто и не высказал ничего по поводу подобных обязательств иранского принца.
— Аббас-Кули-хан, вы говорили, что шахзаде считает нас защитниками северных границ Ирана. Не объясните ли, как нам следует это понимать? — спросил Говшут-хан.
— Это не составляет никакого труда, почтенный Говшут-хан. К примеру, вы до сих пор не покорялись ни Бухаре, ни Хиве. Тем самым вы защищали Иран. Как видите, интересы шахского дворца не расходятся с вашими интересами.
— Не кроется ли за вашими словами, досточтимый Аббас-Кули-хан,— спросил молла Абдурахман,— вывод: не покорившись Бухаре и Хиве, туркмены должны покориться вам?
Посланец иранского принца взглянул на моллу Абдурахмана, как припертый к стене чрезмерно любознательным учеником учитель. — Как образованный человек, любезный молла, вы должны знать, что земли короны иранской чрезмерно обширны. Шах ни в чем не нуждается,— надменно ответил он.
— В таком случае,— сейчас же подхватил нить беседы Говшут-хан,— пускай шах оставит в покое нас, а мы его...
— Согласен,— ответил посол, чем пресек все дальнейшее, что намеревался еще сказать по этому поводу напористый Говшут-хан.
Такой покладистостью явившегося к ним иранского вельможи туркмены были удивлены сверх всякой меры. Все эти испытанные в сражениях и во всяческих дипломатических переговорах люди не были столь наивны, чтобы приписать подобную уступчивость тому, что они изрядно потрепали армию принца Солтан-Мурада мирзы. Иран — слишком огромная страна. Если понадобится, шах в состоянии завтра же выставить против туркмен пять таких принцев, с пятью еще более грозными армиями... Туркмены еще не знали, что присланный к ним на переговоры человек назначен наместником в Серахсе и что к его действиям уже начали примешиваться его личные интересы. Титул серахского наместника и без того был довольно иллюзорен. А если к этому краю будет приковано чрезмерное внимание шадского дворца, то непременно сюда нагрянут многие, причем более высоких рангов чиновники, при которых он, Аббас-Кули-хан, вообще превратится в пустое место... Хотел он того или не хотел, но в его интересах было в какой-то мере блюсти интересы этих дикарей — как про себя называл туркмен Аббас-Кули-хан за их непостижимое для его взращенной в атмосфере придворного раболепия натуры свободолюбие...
— Ну, если все и со всем до сих пор были согласны,— вымолвил Ораз-хан,— то настала пора, почтенный посланник шахзаде, услышать нам теперь ваше пятое условие.
— Оно обычно,— ответил Аббас-Кули-хан настолько равнодушным тоном, что все насторожились.— Впрочем, это даже и не условие, а то, чем всегда скрепляются подобные договоры...
— Уж не о заложниках ли речь ведет почтенный посол? — насмешливо спросил поэт Молланепес.
— О них, ученый человек,— спокойно отвечал Аббас-Кули-хан.— И как просвещенному человеку, вам должно быть ведомо, что это соответствует обычаю...
— Заложники?!
— Людей отдать?!
— Свободных запихнуть в тюрьму?!
— Ни в чем не повинных соплеменников своими руками пораспихивать по мешхедским и тегеранским темницам?..
Послышались и другие, еще более резкие возгласы, выражавшие всеобщее негодование.
— Как можем мы отдать в залог людей, когда ни я, ни кто другой не может поручиться, к примеру, за моего отца?! — вскричал Сердар.— Он завтра же сколотит себе шайку аламанщиков и налетит на Иран ли, на Бухару ли... Для Аташира это все равно...
— Почтенный Сердар-бег неправильно нас понял,— улыбаясь, стал объяснять Аббас-Кули-хан.— Мы ведь пока что, буду с вами откровенен, тоже не в состоянии поручиться за своих разбойников. Да не воспримет этих слов никто за мое желание оскорбить отсутствующего здесь Аташира-эфе. Но ведь и вы так называете аламанщиков...
— Да, так же,— с досадой ответил Ораз-хан.
— Так вот,— продолжал Аббас-Кули-хан.— Действия людей, подобных отцу почтенного Сердар-бега, и с той и с этой стороны не входят в содержание нашего договора, ибо эти люди руководствуются только своим нравом... Более того. Вы все, тут ныне присутствующие, тронули мое сердце, а потому я буду с вами откровенен до конца... Сейчас между Ираном и Хивой назревают трения. Дело может дойти и до столкновений... Так вот, в Тегеране, к сожалению, вас знают меньше, чем я. И опасаются увидеть туркменскую конницу в рядах войск Мадемина. Только поэтому как шахиншах, так и шахзаде настаивают на заложниках... Если туркмены будут строго соблюдать этот самый для Ирана главный пункт договора — не вступать в союз с Хивой, то вашим людям у нас ничто не грозит...
— Спасибо тебе, Аббас-Кули-хан, за твою откровенность с нами,— заговорил Заман-ага.— Хотелось бы нам в нее верить. Не так уж много у текинцев друзей при шахском троне. Теперь, как понял я, мы можем обзавестись сразу двумя, тобой и твоим принцем... Но тогда ответь нам, почему так вышло: мира запросили вы, а заложников требуете с нас?..
— Да?..
— Это верно...
— При всяком договоре имеются две стороны...
— Наберитесь терпения, люди,— подняв руку, сказал посланец иранцев.— Если вы согласны кормить наших людей, то, ради аллаха, можете их брать. Шахзаде так и сказал мне. Сколько вам прислать? Десяток? Сотню? Или три сотни?.. Но только я предупреждаю вас, что шахские сербазы чертовски прожорливы,— расхохотался Аббас-Кули-хан, а серахсцы, наоборот, все приуныли и растерялись, они никогда с подобным не сталкивались...
Их выручил начавший снова устраивать поудобнее свою больную ногу Тангрыназар-бай.
— Договор, бумажка величиной с ладонь, люди под замками там и тут,— заговорил он скрипучим голосом.— Не по душе мне все это... Ужели мало рыцарского слова и с той и с этой стороны? В день светопреставления4 неужели каждый не намеревается держать ответ за свое слово?.. Надо прекратить разговоры о заложниках. Туркменам не только от Хивы и Бухары, но ни от кого другого не хочется быть зависимыми. К чему нам людей выдавать в залог подобной истины?..
— И за подобными Салару туркмены больше не последуют, даже если бы они и не заключали никакого договора об этом,— добавил Говшут-хан.— У нас своих забот по горло. Давно пора ими заняться...
— Выходит так,— улыбаясь, сказал Молланепес,— будто голодного посадили перед блюдом жирного плова, да еще и угрожают ему: «Голову свернем тебе, если не станешь есть!»
— Но, почтенные,— не согласился с подобными доводами посланник принца,— память о вашем участии в мятеже еще слишком свежа. К тому же среди вас я вижу и хивинских нукеров...
— Брат наш Сапармет, ты можешь объяснить послу, как ты и остальные наши братья, которые явились вместе с тобой, оказались в Серахсе,— сказал Ораз-хан.
— Мы все пришли защищать страну наших сородичей против воли наместника Хивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Аббас-Кули-хан, вы говорили, что шахзаде считает нас защитниками северных границ Ирана. Не объясните ли, как нам следует это понимать? — спросил Говшут-хан.
— Это не составляет никакого труда, почтенный Говшут-хан. К примеру, вы до сих пор не покорялись ни Бухаре, ни Хиве. Тем самым вы защищали Иран. Как видите, интересы шахского дворца не расходятся с вашими интересами.
— Не кроется ли за вашими словами, досточтимый Аббас-Кули-хан,— спросил молла Абдурахман,— вывод: не покорившись Бухаре и Хиве, туркмены должны покориться вам?
Посланец иранского принца взглянул на моллу Абдурахмана, как припертый к стене чрезмерно любознательным учеником учитель. — Как образованный человек, любезный молла, вы должны знать, что земли короны иранской чрезмерно обширны. Шах ни в чем не нуждается,— надменно ответил он.
— В таком случае,— сейчас же подхватил нить беседы Говшут-хан,— пускай шах оставит в покое нас, а мы его...
— Согласен,— ответил посол, чем пресек все дальнейшее, что намеревался еще сказать по этому поводу напористый Говшут-хан.
Такой покладистостью явившегося к ним иранского вельможи туркмены были удивлены сверх всякой меры. Все эти испытанные в сражениях и во всяческих дипломатических переговорах люди не были столь наивны, чтобы приписать подобную уступчивость тому, что они изрядно потрепали армию принца Солтан-Мурада мирзы. Иран — слишком огромная страна. Если понадобится, шах в состоянии завтра же выставить против туркмен пять таких принцев, с пятью еще более грозными армиями... Туркмены еще не знали, что присланный к ним на переговоры человек назначен наместником в Серахсе и что к его действиям уже начали примешиваться его личные интересы. Титул серахского наместника и без того был довольно иллюзорен. А если к этому краю будет приковано чрезмерное внимание шадского дворца, то непременно сюда нагрянут многие, причем более высоких рангов чиновники, при которых он, Аббас-Кули-хан, вообще превратится в пустое место... Хотел он того или не хотел, но в его интересах было в какой-то мере блюсти интересы этих дикарей — как про себя называл туркмен Аббас-Кули-хан за их непостижимое для его взращенной в атмосфере придворного раболепия натуры свободолюбие...
— Ну, если все и со всем до сих пор были согласны,— вымолвил Ораз-хан,— то настала пора, почтенный посланник шахзаде, услышать нам теперь ваше пятое условие.
— Оно обычно,— ответил Аббас-Кули-хан настолько равнодушным тоном, что все насторожились.— Впрочем, это даже и не условие, а то, чем всегда скрепляются подобные договоры...
— Уж не о заложниках ли речь ведет почтенный посол? — насмешливо спросил поэт Молланепес.
— О них, ученый человек,— спокойно отвечал Аббас-Кули-хан.— И как просвещенному человеку, вам должно быть ведомо, что это соответствует обычаю...
— Заложники?!
— Людей отдать?!
— Свободных запихнуть в тюрьму?!
— Ни в чем не повинных соплеменников своими руками пораспихивать по мешхедским и тегеранским темницам?..
Послышались и другие, еще более резкие возгласы, выражавшие всеобщее негодование.
— Как можем мы отдать в залог людей, когда ни я, ни кто другой не может поручиться, к примеру, за моего отца?! — вскричал Сердар.— Он завтра же сколотит себе шайку аламанщиков и налетит на Иран ли, на Бухару ли... Для Аташира это все равно...
— Почтенный Сердар-бег неправильно нас понял,— улыбаясь, стал объяснять Аббас-Кули-хан.— Мы ведь пока что, буду с вами откровенен, тоже не в состоянии поручиться за своих разбойников. Да не воспримет этих слов никто за мое желание оскорбить отсутствующего здесь Аташира-эфе. Но ведь и вы так называете аламанщиков...
— Да, так же,— с досадой ответил Ораз-хан.
— Так вот,— продолжал Аббас-Кули-хан.— Действия людей, подобных отцу почтенного Сердар-бега, и с той и с этой стороны не входят в содержание нашего договора, ибо эти люди руководствуются только своим нравом... Более того. Вы все, тут ныне присутствующие, тронули мое сердце, а потому я буду с вами откровенен до конца... Сейчас между Ираном и Хивой назревают трения. Дело может дойти и до столкновений... Так вот, в Тегеране, к сожалению, вас знают меньше, чем я. И опасаются увидеть туркменскую конницу в рядах войск Мадемина. Только поэтому как шахиншах, так и шахзаде настаивают на заложниках... Если туркмены будут строго соблюдать этот самый для Ирана главный пункт договора — не вступать в союз с Хивой, то вашим людям у нас ничто не грозит...
— Спасибо тебе, Аббас-Кули-хан, за твою откровенность с нами,— заговорил Заман-ага.— Хотелось бы нам в нее верить. Не так уж много у текинцев друзей при шахском троне. Теперь, как понял я, мы можем обзавестись сразу двумя, тобой и твоим принцем... Но тогда ответь нам, почему так вышло: мира запросили вы, а заложников требуете с нас?..
— Да?..
— Это верно...
— При всяком договоре имеются две стороны...
— Наберитесь терпения, люди,— подняв руку, сказал посланец иранцев.— Если вы согласны кормить наших людей, то, ради аллаха, можете их брать. Шахзаде так и сказал мне. Сколько вам прислать? Десяток? Сотню? Или три сотни?.. Но только я предупреждаю вас, что шахские сербазы чертовски прожорливы,— расхохотался Аббас-Кули-хан, а серахсцы, наоборот, все приуныли и растерялись, они никогда с подобным не сталкивались...
Их выручил начавший снова устраивать поудобнее свою больную ногу Тангрыназар-бай.
— Договор, бумажка величиной с ладонь, люди под замками там и тут,— заговорил он скрипучим голосом.— Не по душе мне все это... Ужели мало рыцарского слова и с той и с этой стороны? В день светопреставления4 неужели каждый не намеревается держать ответ за свое слово?.. Надо прекратить разговоры о заложниках. Туркменам не только от Хивы и Бухары, но ни от кого другого не хочется быть зависимыми. К чему нам людей выдавать в залог подобной истины?..
— И за подобными Салару туркмены больше не последуют, даже если бы они и не заключали никакого договора об этом,— добавил Говшут-хан.— У нас своих забот по горло. Давно пора ими заняться...
— Выходит так,— улыбаясь, сказал Молланепес,— будто голодного посадили перед блюдом жирного плова, да еще и угрожают ему: «Голову свернем тебе, если не станешь есть!»
— Но, почтенные,— не согласился с подобными доводами посланник принца,— память о вашем участии в мятеже еще слишком свежа. К тому же среди вас я вижу и хивинских нукеров...
— Брат наш Сапармет, ты можешь объяснить послу, как ты и остальные наши братья, которые явились вместе с тобой, оказались в Серахсе,— сказал Ораз-хан.
— Мы все пришли защищать страну наших сородичей против воли наместника Хивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111