В зависимости от важности празднества и числа приглашенных Бегнепес-баем гостей тут загоралось то три, то пять, то семь огнищ.
Сегодня над всеми девятью кругами висели огромные медные котлы, под которыми полыхал огонь, поддерживаемый работниками Бегнепес-бая, которыми распоряжался наконец-то выбившийся в доверенного бая Гулназар-Ножовка.
Чуть ниже по течению арыка в небольшом, специально для таких целей предназначенном загоне десяток парней из рода больших мясников, среди которых выделялся какой-то лихорадочной подвижностью сильно испачканный кровью Байсахат, резали баранов, сдирали с них шкуры, вываливая прямо на траву из вспоротых утроб еще дымившиеся горячие внутренности. Кровь заколотых животных жирновато-красными струйками стекала в арык, раскрашивая его воды в цвет ржавчины. Дух над этим местом стоял сладковато-тошнотворный, и многие из людей, спешивших на празднество, старались обойти это место стороной...
В самом центре поляны в землю были врыты бревна, к которым крепились поперечные жерди. С солнечной стороны еще с утра работники Бегнепес-бая навесили на жерди камышовые циновки. В тени, сотворенной циновками, теперь настилали на землю паласы и кошмы, поверх которых в несколько рядов чуть ли не во всю длину раздольной поляны разворачивали полотнища дастархана...
Только лишь побрызгали водой землю вокруг, как на кошмах стали рассаживаться гости, они сразу принялись крошить чуреки, делали они это привычно и быстро, вскоре посредине дастарханов уже валами протянулись кучи мелко накрошенного хлеба, но трое работников подносили гостям все новые и новые стопки чуреков, которые напекли сегодня утром женщины селения...
Чуть в стороне от всех над широкой, гладкоструганой доской сидел знаменитый чистильщик лука Гамбар-ага, он перевернул большую глиняную миску и на ее донце резал отборный лук, каждая головка которого была величиной с кулак. Всегда на празднествах Гамбар-ага усаживался вот так в сторонке от людей, чтобы не вызывать у них луком слез, а сам нарезал целые горы, даже не отворачивая от нарезанного лука лица и за всю свою долгую жизнь не проронив над этим едким овощем ни единой слезинки. В последнее время Гамбар-
ага готовил себе преемника, возле него теперь вертелся на подхвате старший брат Сапарака Велле-Косоглазый, в нем тоже открылась способность не плакать от лука...
Мальчишки на ишаках привозили к арыку собранную по всему селению посуду, трое мужчин принимали ее у них, кое-как ополаскивали в арыке и, громоздя посуду одну на другую, складывали в огромную кучу на траве...
Гулназар-Ножовка, отойдя от пылающих костров, где в бурлящие котлы уже было заложено огромными кусками мясо пятнадцати баранов, стал ловить шмыгавших вокруг мальчишек и насильно усаживал их за дастарханы, заставлял крошить чуреки вместе со взрослыми. Но озорная ребятня не очень-то слушалась байского погонялу, улучив момент, мальчишки тут же удирали от такой нудной работы и вновь затевали свои бесконечные игры поблизости...
Наконец и Довлет с Сапараком попались Гулназару-Ножовке: Довлета ему удалось схватить за руку, а Сапарака он ухватил за ухо. Подведя друзей к дастархану, Гулназар-Ножовка сердито проворчал:
— Мослы глодать будете, так сидите тут у меня тихо и крошите аккуратно.
Довлет зло вырвал из его цепких пальцев свою руку — не столько обидно мальчику стало за себя, сколько за своего друга, которого так оскорбительно ухватили за ухо. Но сам Сапарак, внешне покорно усевшийся на указанное ему Гулназаром место, улыбался без тени обиды, показывая свои удивительные белые зубы. Однако, как только отошел от них Гулназар-Ножовка, Сапарак обругал сидевшего поблизости от них Бегназара, сына Гулназара, упоминая крутыми словами имя его отца...
Горы накрошенных чуреков все росли. Несколько человек, наломав ветки тутового дерева, отгоняли от дастархана назойливых мух и прилетавших от арыка стрекоз...
Вскоре стали подавать в мисках большие куски вареного мяса. Семеро яшули разламывали пополам специально оставленные для этого пресные чуреки, клали их поверх измельченного гостями хлеба, а на верхних чуреках уложили мясо и принялись измельчать его ножами. Мослы, с которых удалили мясо, складывали в отдельную кучу...
Когда все мясо было разделано, несколько парней с высоко закатанными рукавами стали перемешивать мясо с накрошенным хлебом и нарезанным луком, готовя национальное блюдо, которое называлось дограма...
В этот момент Санджар-Палван подступил к куче еще дымящихся мослов и стал их раздавать мальчишкам. Навалив кости, на которых еще оставалось довольно много мяса, в большую деревянную миску, старый богатырь, пошучивая и посмеиваясь, вкладывал вожделенное лакомство в тянувшиеся к нему со всех сторон ладошки.
Довлету не хотелось есть, но сидеть в сторонке, когда вся ребятня толпится там, где раздают мослы, ему было не к лицу. Ведь на тех мальчишек, которым не достается на празднествах мослов, взрослые смотрят как на беспомощных ротозеев.
А тут еще Гарагоч-Бурдюк прямо перед лицом Довлета сунул своему внуку Гулмурату мясистую кость, завернутую в чурек, пропитанный жиром, и Гулмурат стал глодать свою добычу, стремясь вызвать зависть у других мальчишек...
Довлет взглянул на своего деда: быть может, и тот поднесет угощение своему внуку. Но Аташир-эфе даже и не смотрел на Довлета. «Как же так? — подумал мальчик.— В юрте Ораз-хана дед угощал меня самыми жирными кусками, а тут не замечает...»
В этот момент из толпы мальчишек выбрался с тремя огромными мослами Сапарак. Мальчишка уселся рядом и с аппетитом приналег на раздобытое угощение. «Друг называется,— подумал Довлет.— Даже и не подумал предложить мне ни одной косточки».
Делать было нечего, и Довлет, поднявшись со своего места, втиснулся в толпу мальчишек, осаждавших Санджара-Палвана. Оказавшись в самой гуще этой веселой давки, Довлет увидел рядом с собой малоприятного ему мальчишку Гулака; тот, работая локтями и плечами, продирался вперед. Заметив, что Довлет опережает его, Гулака попытался его задержать, но Довлет, протиснувшись плечом сбоку и оперевшись на правую ногу, рванулся так, что Гулака зашатался. «У самого уже полная пазуха мослов, а все лезет»,— успел подумать Довлет о сопернике и уже оказался рядом с другим мальчишкой по имени Шамурат.
— Куда прешь? — грозно заворчал на него Шамурат.
— А что, мослы должны только тебе доставаться? — улыбаясь насмешливо, ответил Довлет, заметивший, как Шамурат сунул огромный мосол в штанину.— Не обожжешь себе там чего-нибудь?
— Не, не обожгу,— неожиданно весело ответил Шамурат, решивший похвастать своей лихостью.— Мослы падают аж до щиколоток, а там мои шаровары крепко подвязаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Сегодня над всеми девятью кругами висели огромные медные котлы, под которыми полыхал огонь, поддерживаемый работниками Бегнепес-бая, которыми распоряжался наконец-то выбившийся в доверенного бая Гулназар-Ножовка.
Чуть ниже по течению арыка в небольшом, специально для таких целей предназначенном загоне десяток парней из рода больших мясников, среди которых выделялся какой-то лихорадочной подвижностью сильно испачканный кровью Байсахат, резали баранов, сдирали с них шкуры, вываливая прямо на траву из вспоротых утроб еще дымившиеся горячие внутренности. Кровь заколотых животных жирновато-красными струйками стекала в арык, раскрашивая его воды в цвет ржавчины. Дух над этим местом стоял сладковато-тошнотворный, и многие из людей, спешивших на празднество, старались обойти это место стороной...
В самом центре поляны в землю были врыты бревна, к которым крепились поперечные жерди. С солнечной стороны еще с утра работники Бегнепес-бая навесили на жерди камышовые циновки. В тени, сотворенной циновками, теперь настилали на землю паласы и кошмы, поверх которых в несколько рядов чуть ли не во всю длину раздольной поляны разворачивали полотнища дастархана...
Только лишь побрызгали водой землю вокруг, как на кошмах стали рассаживаться гости, они сразу принялись крошить чуреки, делали они это привычно и быстро, вскоре посредине дастарханов уже валами протянулись кучи мелко накрошенного хлеба, но трое работников подносили гостям все новые и новые стопки чуреков, которые напекли сегодня утром женщины селения...
Чуть в стороне от всех над широкой, гладкоструганой доской сидел знаменитый чистильщик лука Гамбар-ага, он перевернул большую глиняную миску и на ее донце резал отборный лук, каждая головка которого была величиной с кулак. Всегда на празднествах Гамбар-ага усаживался вот так в сторонке от людей, чтобы не вызывать у них луком слез, а сам нарезал целые горы, даже не отворачивая от нарезанного лука лица и за всю свою долгую жизнь не проронив над этим едким овощем ни единой слезинки. В последнее время Гамбар-
ага готовил себе преемника, возле него теперь вертелся на подхвате старший брат Сапарака Велле-Косоглазый, в нем тоже открылась способность не плакать от лука...
Мальчишки на ишаках привозили к арыку собранную по всему селению посуду, трое мужчин принимали ее у них, кое-как ополаскивали в арыке и, громоздя посуду одну на другую, складывали в огромную кучу на траве...
Гулназар-Ножовка, отойдя от пылающих костров, где в бурлящие котлы уже было заложено огромными кусками мясо пятнадцати баранов, стал ловить шмыгавших вокруг мальчишек и насильно усаживал их за дастарханы, заставлял крошить чуреки вместе со взрослыми. Но озорная ребятня не очень-то слушалась байского погонялу, улучив момент, мальчишки тут же удирали от такой нудной работы и вновь затевали свои бесконечные игры поблизости...
Наконец и Довлет с Сапараком попались Гулназару-Ножовке: Довлета ему удалось схватить за руку, а Сапарака он ухватил за ухо. Подведя друзей к дастархану, Гулназар-Ножовка сердито проворчал:
— Мослы глодать будете, так сидите тут у меня тихо и крошите аккуратно.
Довлет зло вырвал из его цепких пальцев свою руку — не столько обидно мальчику стало за себя, сколько за своего друга, которого так оскорбительно ухватили за ухо. Но сам Сапарак, внешне покорно усевшийся на указанное ему Гулназаром место, улыбался без тени обиды, показывая свои удивительные белые зубы. Однако, как только отошел от них Гулназар-Ножовка, Сапарак обругал сидевшего поблизости от них Бегназара, сына Гулназара, упоминая крутыми словами имя его отца...
Горы накрошенных чуреков все росли. Несколько человек, наломав ветки тутового дерева, отгоняли от дастархана назойливых мух и прилетавших от арыка стрекоз...
Вскоре стали подавать в мисках большие куски вареного мяса. Семеро яшули разламывали пополам специально оставленные для этого пресные чуреки, клали их поверх измельченного гостями хлеба, а на верхних чуреках уложили мясо и принялись измельчать его ножами. Мослы, с которых удалили мясо, складывали в отдельную кучу...
Когда все мясо было разделано, несколько парней с высоко закатанными рукавами стали перемешивать мясо с накрошенным хлебом и нарезанным луком, готовя национальное блюдо, которое называлось дограма...
В этот момент Санджар-Палван подступил к куче еще дымящихся мослов и стал их раздавать мальчишкам. Навалив кости, на которых еще оставалось довольно много мяса, в большую деревянную миску, старый богатырь, пошучивая и посмеиваясь, вкладывал вожделенное лакомство в тянувшиеся к нему со всех сторон ладошки.
Довлету не хотелось есть, но сидеть в сторонке, когда вся ребятня толпится там, где раздают мослы, ему было не к лицу. Ведь на тех мальчишек, которым не достается на празднествах мослов, взрослые смотрят как на беспомощных ротозеев.
А тут еще Гарагоч-Бурдюк прямо перед лицом Довлета сунул своему внуку Гулмурату мясистую кость, завернутую в чурек, пропитанный жиром, и Гулмурат стал глодать свою добычу, стремясь вызвать зависть у других мальчишек...
Довлет взглянул на своего деда: быть может, и тот поднесет угощение своему внуку. Но Аташир-эфе даже и не смотрел на Довлета. «Как же так? — подумал мальчик.— В юрте Ораз-хана дед угощал меня самыми жирными кусками, а тут не замечает...»
В этот момент из толпы мальчишек выбрался с тремя огромными мослами Сапарак. Мальчишка уселся рядом и с аппетитом приналег на раздобытое угощение. «Друг называется,— подумал Довлет.— Даже и не подумал предложить мне ни одной косточки».
Делать было нечего, и Довлет, поднявшись со своего места, втиснулся в толпу мальчишек, осаждавших Санджара-Палвана. Оказавшись в самой гуще этой веселой давки, Довлет увидел рядом с собой малоприятного ему мальчишку Гулака; тот, работая локтями и плечами, продирался вперед. Заметив, что Довлет опережает его, Гулака попытался его задержать, но Довлет, протиснувшись плечом сбоку и оперевшись на правую ногу, рванулся так, что Гулака зашатался. «У самого уже полная пазуха мослов, а все лезет»,— успел подумать Довлет о сопернике и уже оказался рядом с другим мальчишкой по имени Шамурат.
— Куда прешь? — грозно заворчал на него Шамурат.
— А что, мослы должны только тебе доставаться? — улыбаясь насмешливо, ответил Довлет, заметивший, как Шамурат сунул огромный мосол в штанину.— Не обожжешь себе там чего-нибудь?
— Не, не обожгу,— неожиданно весело ответил Шамурат, решивший похвастать своей лихостью.— Мослы падают аж до щиколоток, а там мои шаровары крепко подвязаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111