..
Последнее, что услышал поверженный военачальник туркмен, был крик моллы Абдурахмана:
— К Сердару! Спешите к Сердару!..
— С Сердаром покончено,— усмехнувшись, сказал своим приближенным принц Солтан-Мурад.
— Так будет со всяким, кто поднимет оружие против Ирана,— вымолвил кто-то из приближенных.
Принц нахмурился.
— Мы все удостоились лицезреть, как погибают герои,— сказал он...
Пришпорив своего коня, молла Абдурахман помчался туда, где упал Сердар. Хотя вокруг бились и умирали воины, конь моллы Абдурахмана как-то умудрялся находить себе путь. На полном скаку грудь моллы Абдурахмана вдруг захлестнул наброшенный на него аркан, и он вылетел из седла...
Превратившись в опытного воина, Гочмурат так же давно приучил себя к тому, что Сердар для него только дома был отцом, а на людях, особенно в военную пору, Сердар для Гочмурата становился полководцем, чьи повеления надлежит исполнять неукоснительно. Получив приказ спасать освобожденных пленников, Гочмурат ни о чем другом больше не думал, гнал коня и скакал во главе небольшого отряда всадников строго на север, в ту сторону, где была его родина — Серахс...
С ранних дней своей жизни привыкшим к лошадям освобожденным туркменским детям подобная скачка не была чрезмерно трудной. Мчались рядом взрослые джигиты, дети тоже изо всех силенок погоняли своих лошадей, радуясь, что обрели свободу...
Лишь один Довлет не разделял радости, а испытывал все нарастающую в душе тревогу: среди освобожденных детей не было его сестры...
— Вот ты и с первой добычей, братишка,— попридержав своего коня и поравнявшись с Довлетом, сказал Гочмурат.
«О какой добыче он говорит? — изумился про себя Довлет, но тут же догадался: — О коне».
Под ним был конь одноглазого сербаза, которого Довлет сразил ударом булазы. Жеребец гнедой масти. И только на морде, ближе к ноздрям, гнедой цвет переходил в черный.
— Подобные лошади обычно бывают злыми,— продолжал Гочмурат.— А тебя он легко слушается. Сразу признал хозяином...
«Это оттого,— подумал Довлет,— что я долго ездил на нем вместе с одноглазым».
— А где же Айша? — задал он мучивший его вопрос старшему брату.
— Не знаю,— беспечно ответил Гочмурат.— Когда мы отъезжали, с нами оказалось большинство пленников, но не все. Остальных вырвут из лап этих собак те, кто остался в сражении,— добавил Гочмурат, заметив, как огорчился его младший брат.
Гочмурат пришпорил коня и вновь оказался рядом со своим другом Сахатниязом.
— Нас достаточно, чтобы постоять за самих себя, но слишком мало для того, чтобы защитить детей,— сказал Сахатнияз.
— От поля сражения мы уже довольно далеко...
— Да, оттуда нас не настигнут. Но мы можем повстречать какой-либо отряд иранцев впереди.
— Верно, Сахатнияз. Их немало бродит в этих краях. Что будем делать?
— Надо годыскать надежное укрытие в горах. И дождаться там, когда нас догонят после сражения наши...
Так они и поступили. В стороне от дороги быстро отыскали меж скал расщелину, куда и свернули всем отрядом...
Только слезая с коня, Довлет почувствовал, как он страшно устал. Среди других детей были и такие, которые обессилели настолько, что взрослым джигитам пришлось их вынимать из седел, а сами они уже слезть не могли...
Когда Довлет ощутил под ногами твердую землю, ноги его подкосились в коленках, и он тут же рухнул на четвереньки.
— Теперь сам джигит превратился в лошадку,— улыбнувшись, сказал Гочмурат и подхватил младшего брата.— Не переживай. Со мной тоже случалось подобное, Дове. А ты ведь уже третий день в седле...
Взрослые джигиты, на всякий случай перезарядив винтовки пистолеты, расположились у выхода из расщелины. Стреноженные кони пощипывали траву на небольшой, но щедрой на сочный корм лужайке. Дети расположились на отдых там же...
— Для начала мы можем произвести около тридцати выстрелов, ребята,— сказал любивший все подсчитывать точно Сахатнияз.
— Учитывая, что туркмены редко дарят выпущенные пули пустому воздуху, это почти тридцать поверженных врагов,— отозвался один из джигитов.
— Вы не забудьте, что есть еще пара пистолетов и у его младшего брата,— кивнул на Гочмурата другой джигит, и многие рассмеялись.
— Зря зубоскалите, ребята,— сказал Сахатнияз.— Пистолетами Довлет владеет не хуже нас. Я, например, видел, как он в бою проделал одному сербазу дырочку, и она оказалась точно под левым соском.
— Случайно, наверно, вышло,— проворчал Гочмурат, втайне гордясь выстрелом брата.
— Случайно, Гочмурат, только промахиваются. А если попадают куда надо, то, значит, умеют это делать. Дядя Палат не зря возился с нами, а теперь с теми, кто помладше, занимается. Довлет один из них...
— Я, пожалуй, взберусь повыше. И гляну, что вокруг творится,— сказал Гочмурат и стал карабкаться по уступам высокой скалы. «Тридцать выстрелов — это неплохо,— думал он.— К тому же у нас имеются сабли. А слишком большой отряд врагов в эту пору тут не может оказаться...» Но подобные мысли не могли успокоить Гочмурата. До этого он всегда был простым воином. В сражениях бился азартно и даже весело, не считая ни тех ран, которые наносили ему, ни тех, что наносил сам. Впервые Гочмурату доверили важное дело и дали под начало десять джигитов.
— Эй, Гочмурат! Не знаю, что тебе там видно сверху, а я слышу топот копыт,— вдруг закричал внизу один из джигитов, приложивший ухо к земле. Не все были на подобное способны, но иным из туркменских воинов удавалось подобным способом услышать приближение отряда всадников...
Гочмурат, напрягая зрение, вглядывался в окружающие дали. И вскоре в той стороне, откуда явились они сами, юноша увидел столбы поднимавшейся пыли. «Кто скачет? — мелькнула у него мысль.— Пожалуй, эти неизвестные едут медленной рысью...»
— Вижу приближающееся войско,— крикнул Гочмурат тем, кто оставался под скалой.— Устало едут. Похоже, что это наши, кто вышел из сражения...
К Гочмурату на скалу поднялся Сахатнияз и тоже стал вглядываться в приближавшихся всадников.
— Мало их,— сказал он печально.— Пожалуй, не больше сотни наберется...
Только когда уже стали сгущаться вечерние сумерки и в небе стали загораться первые звезды, остатки туркменских воинов наконец добрались до того места, где их поджидали Гочмурат со своим отрядом и дети...
Всадников было очень мало. Не слышно было среди них ни смеха, ни громких возгласов. Многие были израненными. Не на войско они походили, а на унылую толпу, двигающуюся за похоронными носилками. На запасных конях многие везли лежавших поперек седел, привязанных к седлам и подпругам убитых...
Ни сестры своей Айши, ни своего отца Довлет среди прибывших не увидел. «Откуда этот жуткий страх? — попытался сам себя мысленно успокоить мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Последнее, что услышал поверженный военачальник туркмен, был крик моллы Абдурахмана:
— К Сердару! Спешите к Сердару!..
— С Сердаром покончено,— усмехнувшись, сказал своим приближенным принц Солтан-Мурад.
— Так будет со всяким, кто поднимет оружие против Ирана,— вымолвил кто-то из приближенных.
Принц нахмурился.
— Мы все удостоились лицезреть, как погибают герои,— сказал он...
Пришпорив своего коня, молла Абдурахман помчался туда, где упал Сердар. Хотя вокруг бились и умирали воины, конь моллы Абдурахмана как-то умудрялся находить себе путь. На полном скаку грудь моллы Абдурахмана вдруг захлестнул наброшенный на него аркан, и он вылетел из седла...
Превратившись в опытного воина, Гочмурат так же давно приучил себя к тому, что Сердар для него только дома был отцом, а на людях, особенно в военную пору, Сердар для Гочмурата становился полководцем, чьи повеления надлежит исполнять неукоснительно. Получив приказ спасать освобожденных пленников, Гочмурат ни о чем другом больше не думал, гнал коня и скакал во главе небольшого отряда всадников строго на север, в ту сторону, где была его родина — Серахс...
С ранних дней своей жизни привыкшим к лошадям освобожденным туркменским детям подобная скачка не была чрезмерно трудной. Мчались рядом взрослые джигиты, дети тоже изо всех силенок погоняли своих лошадей, радуясь, что обрели свободу...
Лишь один Довлет не разделял радости, а испытывал все нарастающую в душе тревогу: среди освобожденных детей не было его сестры...
— Вот ты и с первой добычей, братишка,— попридержав своего коня и поравнявшись с Довлетом, сказал Гочмурат.
«О какой добыче он говорит? — изумился про себя Довлет, но тут же догадался: — О коне».
Под ним был конь одноглазого сербаза, которого Довлет сразил ударом булазы. Жеребец гнедой масти. И только на морде, ближе к ноздрям, гнедой цвет переходил в черный.
— Подобные лошади обычно бывают злыми,— продолжал Гочмурат.— А тебя он легко слушается. Сразу признал хозяином...
«Это оттого,— подумал Довлет,— что я долго ездил на нем вместе с одноглазым».
— А где же Айша? — задал он мучивший его вопрос старшему брату.
— Не знаю,— беспечно ответил Гочмурат.— Когда мы отъезжали, с нами оказалось большинство пленников, но не все. Остальных вырвут из лап этих собак те, кто остался в сражении,— добавил Гочмурат, заметив, как огорчился его младший брат.
Гочмурат пришпорил коня и вновь оказался рядом со своим другом Сахатниязом.
— Нас достаточно, чтобы постоять за самих себя, но слишком мало для того, чтобы защитить детей,— сказал Сахатнияз.
— От поля сражения мы уже довольно далеко...
— Да, оттуда нас не настигнут. Но мы можем повстречать какой-либо отряд иранцев впереди.
— Верно, Сахатнияз. Их немало бродит в этих краях. Что будем делать?
— Надо годыскать надежное укрытие в горах. И дождаться там, когда нас догонят после сражения наши...
Так они и поступили. В стороне от дороги быстро отыскали меж скал расщелину, куда и свернули всем отрядом...
Только слезая с коня, Довлет почувствовал, как он страшно устал. Среди других детей были и такие, которые обессилели настолько, что взрослым джигитам пришлось их вынимать из седел, а сами они уже слезть не могли...
Когда Довлет ощутил под ногами твердую землю, ноги его подкосились в коленках, и он тут же рухнул на четвереньки.
— Теперь сам джигит превратился в лошадку,— улыбнувшись, сказал Гочмурат и подхватил младшего брата.— Не переживай. Со мной тоже случалось подобное, Дове. А ты ведь уже третий день в седле...
Взрослые джигиты, на всякий случай перезарядив винтовки пистолеты, расположились у выхода из расщелины. Стреноженные кони пощипывали траву на небольшой, но щедрой на сочный корм лужайке. Дети расположились на отдых там же...
— Для начала мы можем произвести около тридцати выстрелов, ребята,— сказал любивший все подсчитывать точно Сахатнияз.
— Учитывая, что туркмены редко дарят выпущенные пули пустому воздуху, это почти тридцать поверженных врагов,— отозвался один из джигитов.
— Вы не забудьте, что есть еще пара пистолетов и у его младшего брата,— кивнул на Гочмурата другой джигит, и многие рассмеялись.
— Зря зубоскалите, ребята,— сказал Сахатнияз.— Пистолетами Довлет владеет не хуже нас. Я, например, видел, как он в бою проделал одному сербазу дырочку, и она оказалась точно под левым соском.
— Случайно, наверно, вышло,— проворчал Гочмурат, втайне гордясь выстрелом брата.
— Случайно, Гочмурат, только промахиваются. А если попадают куда надо, то, значит, умеют это делать. Дядя Палат не зря возился с нами, а теперь с теми, кто помладше, занимается. Довлет один из них...
— Я, пожалуй, взберусь повыше. И гляну, что вокруг творится,— сказал Гочмурат и стал карабкаться по уступам высокой скалы. «Тридцать выстрелов — это неплохо,— думал он.— К тому же у нас имеются сабли. А слишком большой отряд врагов в эту пору тут не может оказаться...» Но подобные мысли не могли успокоить Гочмурата. До этого он всегда был простым воином. В сражениях бился азартно и даже весело, не считая ни тех ран, которые наносили ему, ни тех, что наносил сам. Впервые Гочмурату доверили важное дело и дали под начало десять джигитов.
— Эй, Гочмурат! Не знаю, что тебе там видно сверху, а я слышу топот копыт,— вдруг закричал внизу один из джигитов, приложивший ухо к земле. Не все были на подобное способны, но иным из туркменских воинов удавалось подобным способом услышать приближение отряда всадников...
Гочмурат, напрягая зрение, вглядывался в окружающие дали. И вскоре в той стороне, откуда явились они сами, юноша увидел столбы поднимавшейся пыли. «Кто скачет? — мелькнула у него мысль.— Пожалуй, эти неизвестные едут медленной рысью...»
— Вижу приближающееся войско,— крикнул Гочмурат тем, кто оставался под скалой.— Устало едут. Похоже, что это наши, кто вышел из сражения...
К Гочмурату на скалу поднялся Сахатнияз и тоже стал вглядываться в приближавшихся всадников.
— Мало их,— сказал он печально.— Пожалуй, не больше сотни наберется...
Только когда уже стали сгущаться вечерние сумерки и в небе стали загораться первые звезды, остатки туркменских воинов наконец добрались до того места, где их поджидали Гочмурат со своим отрядом и дети...
Всадников было очень мало. Не слышно было среди них ни смеха, ни громких возгласов. Многие были израненными. Не на войско они походили, а на унылую толпу, двигающуюся за похоронными носилками. На запасных конях многие везли лежавших поперек седел, привязанных к седлам и подпругам убитых...
Ни сестры своей Айши, ни своего отца Довлет среди прибывших не увидел. «Откуда этот жуткий страх? — попытался сам себя мысленно успокоить мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111