Но эти же особенности творили и благое дело. Скажем, соседи туркмен, жители великого Ирана, терпели любых владык над собой, даже и недостойных. А у них, у туркмен, никто, кроме его нукеров, не признает ханом Ходжамшукура... И тут мальчик вспомнил, что ныне против падишаха восстал один из иранских принцев, что в армии принца Салара, кроме ушедших за ним текинцев, есть массы иранских воинов, которым оказался не по душе шах Мухаммед... «Как же сложна жизнь! — подумал Довлет.— Только успеешь ясно увидеть одно, как оно затмевается другим...»
В конце ряда ординцев Довлет увидел новую группку играющей детворы, на этот раз не девчонок, а мальчишек, среди которых оказался и его друг Сапарак. Карманы Довлета вмиг опустели от кишмиша, всем ребятам досталось не больше чем по полгорсточки. Сапарак сунул свою долю в рот за один раз. Довлет уже собрался последовать его примеру, но вдруг увидел приковылявшего на кривых ножках совсем маленького мальчика — он был без штанов, но на поясе у него висела огромная выструганная из дерева сабля. Как оставишь без угощения такого батыра? И Довлет, вначале рассмеявшийся при виде этого голоштанника, высыпал в его руки свою долю изюма.
— Знаешь, чей это внук? — спросил Сапарак.
— Не знаю,— ответил Довлет.
— Палата-Меткого. Видел бы ты, как он своей деревянной саблей отбился от драчливого петуха Сапы-Шорника, тогда бы понял, что внук характером в своего деда.
Маленький батыр, серьезно взглянув на старших мальчишек, тут же хотел всех оделить полученным угощением. Никто из мальчишек не взял у него сушеных ягод. А Сапарак очень серьезно объяснил, что все они уже получили свою долю. Малыш кивнул головой, улыбнулся и тоже запихнул в рот сразу весь кишмиш.
— Ты прав, Сапарак. Он и справедлив так же, как его дед,— сказал Довлет, а сам подумал, что ему легко было отказаться от своей доли кишмиша — у них еще дома есть, а внука Палата-Меткого вряд ли часто баловали таким лакомством...
Когда они с Сапараком бежали к такыру, Довлет рассказал другу, что Палат-Меткий обещал взяться за обучение его меткой стрельбе.
— Счастливчик! — откровенно позавидовал другу Сапарак.
— Почему?
— Ха! Будешь так же метко стрелять, как дядя Палат. И сразу прославишься.
— Какой же ты друг. Сапарак, если так обо мне думаешь?
— Как?
— Как,— передразнил его Довлет.— Я бы не стал хвастать приглашением Палата-Меткого, если бы не собирался идти туда вместе с тобой.
— Правда? — даже подпрыгнул Сапарак от радости.— Когда к нему пойдем?
— Палат-Меткий сказал, чтоб мы пришли завтра... Поблизости от такыра стояла кузница мастера Ягмура.
Довлет и Сапарак решили туда заглянуть. Кузнец их встретил приветливо и без лишних слов передал рычаг кузнечных мехов. Кузница была излюбленным местом мальчишек селения, часто они даже затевали между собой споры, кому качать меха первым. Но теперь у Сапарака и Довлета конкурентов не было, и они дружно стали качать в кузнечный горн воздух.
— Потише, потише, палваны. А то от ваших стараний не только угли разгорятся, но и железо в горне сгорит...
Мастер Ягмур был добрым человеком, всех мальчишек хвалил, всегда говорил что-либо подобное даже тем, у кого едва хватало силенок. А потом, когда его усталые добровольные помощники передавали рычаг в руки других ребят, мастер Ягмур благодарил сменившихся так, словно они были взрослыми мужчинами и сделали для него большое дело. И все же мастер Ягмур немного был себе на уме: доверяя мальчишкам качать меха, он зорко к ним приглядывался, выбирал настоящих помощников в своем деле. Вот и сегодня по наковальне ухали молотами двое парней, которых Довлет еще совсем недавно видел на своем месте, у рычага мехов. Что поделаешь, настоящие молотобойцы ушли в поход с Ораз-ханом, и мастеру Ягмуру пришлось взять на их место совсем молоденьких подмастерьев...
Довлет изумился, что мастер Ягмур постукивал маленьким молоточком, его помощники изо всех сил били большими молотами, а саблю, которая раскаленной с наковальни нырнула в воду и зашипела, как змея, люди припишут только мастеру Ягмуру, и никто не назовет имен этих двух парней...
— Назовут,— заявил Сапарак, когда они, передав рычаг другим мальчишкам, выбежали из кузнецы и Довлет поделился с другом своими размышлениями.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы саблю или что-то другое называли работой каких-то молотобойцев?
— Не слышал,— сказал Сапарак.— Но если молотобойцы окажутся не дураками и когда-то сами станут мастерами, тогда мы и услышим их имена.
«Вот так всегда,— подумал Довлет.— Я долго ломаю над чем-то голову, а у Сапарака на все есть готовые ответы. Ему жить легче...» Довлет не принимал в расчет того, что его друг уже давно сам зарабатывал свой хлеб, что такой опыт для Сапа-рака приоткрывал завесы над многим, что для Довлета еще было тайной. Но он не обижался на своего друга за всезнайство, он только чуть-чуть ему завидовал... Если бы Довлет имел представление о том, как живут другие народы, то смог бы подметить и еще одну немаловажную особенность характера своих соплеменников. Дружба его с Сапараком была возможна только у туркмен, у которых не принято детям кичиться положением своих родителей, среди туркменской детворы не имело никакого значения, чей ты сын, а важно было только то, кто ты сам...
Кузница мастера Ягмура притягивала к себе не только детвору, собирались здесь и взрослые жители селения. Тут можно было друзей-приятелей повидать, новостями обменяться, о насущных делах потолковать да и просто чужими и своими собственными шутками поразвлечься. Шагах в семи от кузницы, под развесистым карагачем, из камней были сложены три стола. За этими каменными столами с утра до вечера состязались лучшие шахматисты селения, вечно окружаемые толпами болельщиков, неистово галдящих вокруг игроков, громко выкрикивающих по их мнению самые лучшие ходы. Однажды Дов-лет проходил мимо дерева шахматистов с моллой Абдурахманом.
— Отчего эти люди так упрямо лезут со своими советами, учитель? Почему они не садятся играть сами? — спросил тогда мальчик.
Молла Абдурахман рассмеялся и ответил:
— Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Эти слова, мой мальчик, принадлежат великому поэту-мыслителю Фраги. С его стихами мне довелось познакомиться, когда я путешествовал.
Теперь молла Абдурахман вместе с отцом Довлета отправился в Иран. Добудут ли они там лучшую долю туркменам? Возвратятся ли сами назад?..
Поблизости от шахматистов, у самой стены кузницы мастера Ягмура, на притащенных сюда камнях на корточках, прямо на вытоптанной земле располагались любители острого словца и забористых шуток. К ним Довлет приближаться опасался. Не успеешь и глазом моргнуть, как эти записные остроумцы тебя высмеют, втравят в какую-либо свою забаву, после которой долго будешь потом испытывать боль в душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
В конце ряда ординцев Довлет увидел новую группку играющей детворы, на этот раз не девчонок, а мальчишек, среди которых оказался и его друг Сапарак. Карманы Довлета вмиг опустели от кишмиша, всем ребятам досталось не больше чем по полгорсточки. Сапарак сунул свою долю в рот за один раз. Довлет уже собрался последовать его примеру, но вдруг увидел приковылявшего на кривых ножках совсем маленького мальчика — он был без штанов, но на поясе у него висела огромная выструганная из дерева сабля. Как оставишь без угощения такого батыра? И Довлет, вначале рассмеявшийся при виде этого голоштанника, высыпал в его руки свою долю изюма.
— Знаешь, чей это внук? — спросил Сапарак.
— Не знаю,— ответил Довлет.
— Палата-Меткого. Видел бы ты, как он своей деревянной саблей отбился от драчливого петуха Сапы-Шорника, тогда бы понял, что внук характером в своего деда.
Маленький батыр, серьезно взглянув на старших мальчишек, тут же хотел всех оделить полученным угощением. Никто из мальчишек не взял у него сушеных ягод. А Сапарак очень серьезно объяснил, что все они уже получили свою долю. Малыш кивнул головой, улыбнулся и тоже запихнул в рот сразу весь кишмиш.
— Ты прав, Сапарак. Он и справедлив так же, как его дед,— сказал Довлет, а сам подумал, что ему легко было отказаться от своей доли кишмиша — у них еще дома есть, а внука Палата-Меткого вряд ли часто баловали таким лакомством...
Когда они с Сапараком бежали к такыру, Довлет рассказал другу, что Палат-Меткий обещал взяться за обучение его меткой стрельбе.
— Счастливчик! — откровенно позавидовал другу Сапарак.
— Почему?
— Ха! Будешь так же метко стрелять, как дядя Палат. И сразу прославишься.
— Какой же ты друг. Сапарак, если так обо мне думаешь?
— Как?
— Как,— передразнил его Довлет.— Я бы не стал хвастать приглашением Палата-Меткого, если бы не собирался идти туда вместе с тобой.
— Правда? — даже подпрыгнул Сапарак от радости.— Когда к нему пойдем?
— Палат-Меткий сказал, чтоб мы пришли завтра... Поблизости от такыра стояла кузница мастера Ягмура.
Довлет и Сапарак решили туда заглянуть. Кузнец их встретил приветливо и без лишних слов передал рычаг кузнечных мехов. Кузница была излюбленным местом мальчишек селения, часто они даже затевали между собой споры, кому качать меха первым. Но теперь у Сапарака и Довлета конкурентов не было, и они дружно стали качать в кузнечный горн воздух.
— Потише, потише, палваны. А то от ваших стараний не только угли разгорятся, но и железо в горне сгорит...
Мастер Ягмур был добрым человеком, всех мальчишек хвалил, всегда говорил что-либо подобное даже тем, у кого едва хватало силенок. А потом, когда его усталые добровольные помощники передавали рычаг в руки других ребят, мастер Ягмур благодарил сменившихся так, словно они были взрослыми мужчинами и сделали для него большое дело. И все же мастер Ягмур немного был себе на уме: доверяя мальчишкам качать меха, он зорко к ним приглядывался, выбирал настоящих помощников в своем деле. Вот и сегодня по наковальне ухали молотами двое парней, которых Довлет еще совсем недавно видел на своем месте, у рычага мехов. Что поделаешь, настоящие молотобойцы ушли в поход с Ораз-ханом, и мастеру Ягмуру пришлось взять на их место совсем молоденьких подмастерьев...
Довлет изумился, что мастер Ягмур постукивал маленьким молоточком, его помощники изо всех сил били большими молотами, а саблю, которая раскаленной с наковальни нырнула в воду и зашипела, как змея, люди припишут только мастеру Ягмуру, и никто не назовет имен этих двух парней...
— Назовут,— заявил Сапарак, когда они, передав рычаг другим мальчишкам, выбежали из кузнецы и Довлет поделился с другом своими размышлениями.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы саблю или что-то другое называли работой каких-то молотобойцев?
— Не слышал,— сказал Сапарак.— Но если молотобойцы окажутся не дураками и когда-то сами станут мастерами, тогда мы и услышим их имена.
«Вот так всегда,— подумал Довлет.— Я долго ломаю над чем-то голову, а у Сапарака на все есть готовые ответы. Ему жить легче...» Довлет не принимал в расчет того, что его друг уже давно сам зарабатывал свой хлеб, что такой опыт для Сапа-рака приоткрывал завесы над многим, что для Довлета еще было тайной. Но он не обижался на своего друга за всезнайство, он только чуть-чуть ему завидовал... Если бы Довлет имел представление о том, как живут другие народы, то смог бы подметить и еще одну немаловажную особенность характера своих соплеменников. Дружба его с Сапараком была возможна только у туркмен, у которых не принято детям кичиться положением своих родителей, среди туркменской детворы не имело никакого значения, чей ты сын, а важно было только то, кто ты сам...
Кузница мастера Ягмура притягивала к себе не только детвору, собирались здесь и взрослые жители селения. Тут можно было друзей-приятелей повидать, новостями обменяться, о насущных делах потолковать да и просто чужими и своими собственными шутками поразвлечься. Шагах в семи от кузницы, под развесистым карагачем, из камней были сложены три стола. За этими каменными столами с утра до вечера состязались лучшие шахматисты селения, вечно окружаемые толпами болельщиков, неистово галдящих вокруг игроков, громко выкрикивающих по их мнению самые лучшие ходы. Однажды Дов-лет проходил мимо дерева шахматистов с моллой Абдурахманом.
— Отчего эти люди так упрямо лезут со своими советами, учитель? Почему они не садятся играть сами? — спросил тогда мальчик.
Молла Абдурахман рассмеялся и ответил:
— Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Эти слова, мой мальчик, принадлежат великому поэту-мыслителю Фраги. С его стихами мне довелось познакомиться, когда я путешествовал.
Теперь молла Абдурахман вместе с отцом Довлета отправился в Иран. Добудут ли они там лучшую долю туркменам? Возвратятся ли сами назад?..
Поблизости от шахматистов, у самой стены кузницы мастера Ягмура, на притащенных сюда камнях на корточках, прямо на вытоптанной земле располагались любители острого словца и забористых шуток. К ним Довлет приближаться опасался. Не успеешь и глазом моргнуть, как эти записные остроумцы тебя высмеют, втравят в какую-либо свою забаву, после которой долго будешь потом испытывать боль в душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111