— Страна осталась не без присмотра. И не сороке я поручил ее охрану, а оставил льва. Если там стоит Чопан-Батыр, кто посмеет ступить на земли ахальские, Гараоглан-хан?
Теперь уже не раздражение, а вспышка гнева сверкнула в глазах Гараоглан-хана, но он быстро погасил ее.
— Как ты думаешь, Нурберди, почему не ему, а тебе, отъезжая сюда, доверили мы свое ханство?
— Не знаю. Такова была ваша воля.
— Поэтому! — вскричал Гараоглан-хан.— Потому, что вы не знаете. Потому, что у вас в голове не может даже мысли плохой зародиться... Мой мальчик, я и вручил вам на время власть над нашей страной, ибо каждый способен прочесть у вас на лице, что в наши смутные времена не перевелись еще люди, заслуживающие доверия...
— А чем же Чопан не внушает доверия, Гараоглан-хан?
— Он утамыш. А разве не утамыши подняли на нас оружие, когда мы последовали за принцем Саларом?
— Чопан оружия не поднимал, Гараоглан-хан! Он в это время был в окрестностях Хивы,— горячо вступился Нурберди за человека, к которому питал уважение.
— Да, Нурберди, вы доверчивы к людям,— задумчиво сказал Гараоглан-хан.— И дай аллах, чтобы вам было в свое время на кого опереться, как мне на вас... Но Чопан не из тех, кто способен противиться воле своих сородичей, а воля у них пока злая... И все же я враг раздоров между родами и племенами у туркмен. Вы, Нурберди, произвели хорошее впечатление на моего друга Ораз-хана. Когда унаследуете мое ханство, между текинцами Ахала и Серахса не будет неприязни...
— Я не стремлюсь занять ваше место! — вскричал молодой человек.— Вы мудры, Гараоглан-хан, а я подобен взбесившемуся от жира ишаку. Оставайтесь лучше вы подольше предводителем нашего народа...
— В любых устах, кроме ваших, мой мальчик, я бы принял эти слова за пустую лесть, а вам верю, что так и думаете... Да, но годы мои длиннее хвостов у всех лошадей вашего отряда. Даже если я не буду убит в этой войне, то и тогда мне гостить в этом мире останется не так уж долго... Но пока вы еще меня признаете своим правителем, то вот мой приказ: не две недели и даже не одну, а еще до захода солнца вы, Нурберди, усадите своих красавцев джигитов на их прекрасных лошадей и сегодня же лишите нас удовольствия лицезреть вашу молодость в Мешхеде.
— Или нашу глупость,— выговорил Нурберди-хан, которому наконец передалась тревога за судьбу покинутой родины.
— Вы будете скакать, делая остановки только для краткого отдыха лошадей,— улыбнувшись, продолжал Гараоглан-хан.— Хороший отдых дадите лошадям и себе только в конце пути, чтобы в полной силе явиться домой...
— Да будет так, Гараоглан-хан.
— А сейчас, пока мы, хозяева, будем готовить для вас, гостей наших, достойное угощение, можете посетить могилы павших в этой войне туркмен и помолиться над ними...
Во время угощения и за чаепитием Нурберди-хан поведал туркменским предводителям о положении в Туркменистане. С гневом и не без угрызения совести туркменские ханы и военачальники слушали и узнавали о том, что, пока они сражаются здесь за принца Салара, на их родине наглеют нукеры и сановники хивинского хана Мадемина. Были захвачены некий Аман-перадж с друзьями, их угнали в Хиву, где по личному фирману1 хана их обезглавили. В Мары вновь вытоптаны хлеба конницей, снаряжаемой хивинцами каждый год для подобных целей. Узнали предводители туркмен и о клятве Мадемина приумножить славу Хивы, прежде всего решить арыко-текинскую проблему и воздвигнуть такой высоты минарет, чтобы он, хан Мадемин, смог увидеть с него свои южные владения, вилайеты Ахал, Серахс и Мары...
Что и говорить, круто приходилось туркменам: Иран считает их земли своими северными владениями, Хива — своими южными вилайетами, и вместо единой формы правления, как у других народов, на подданство туркмен притязают сразу три! Тут хочешь не хочешь, а поневоле задумаешься над пламенными призывами к объединению всех туркменских племен. Три повелителя, право же, слишком много для одной спины! Уж лучше обзавестись одним. Иран, с его всеобъемлющей системой раболепия сверху донизу, где и самый малый начальник для нижестоящего — тот же падишах, не мог стать притягательным для вольнолюбивых туркмен, среди которых даже и одетый в рубище мог всегда себе позволить разговор на равных не только с баем и военачальником, но и с ханом... Хива? Но там жизнь подданного для повелителя значит еще меньше, чем в Иране. К тому же между хивинцами и туркменскими племенами слишком много пролито и продолжает литься крови по вине первых. И сколько ни вглядывались старейшины и предводители туркмен, они не видели того повелителя, который, приняв бы их под свою руку, дал воспрянуть гордому и независимому туркменскому народу...
Молодой Нурберди-хан и его красавцы джигиты покинули Мешхед с той же поспешностью, с какой прибыли сюда.
Туркменские предводители еще сидели за чаем в шатре Ораз-хана, обговаривая оставленные им Нурберди-ханом тревожные новости, когда возвратился провожавший Нурберди-хана за городские ворота Сердар.
— Я вижу, Сердар-бег, ты подружился с моим молодым Нурберди. Уж не собираешься ли ты его перетянуть от меня на службу к моему старому другу Оразу? — шутливо вымолвил Гараоглан-хан, подмигнув хозяину шатра.
— Нурберди-хана никуда перетягивать не надо, теперь он на правильном пути. Чего не скажешь обо всех нас, здесь еще остающихся,— в сердцах ответил Сердар, принимая пиалушку чая, поданную ему Ораз-ханом.
Не ожидавшие услышать подобного, гости Ораз-хана переглянулись между собой.
— Говори, если ты начал,— приказал Сердару Ораз-хан.
— Нет, Ораз-хан, это не я говорю. Через мои уста хотят высказаться те, кто остался в наших селениях на родине.,,
— Ну и что же они хотят мне сказать?
— Не только тебе, Ораз-хан. Я немного проводил Нур-берди-хана и узнал от него, что на Ахале думают так же, как и у нас в Серахсе. Все вместе люди говорят вам, ханы, мол, поиграли с огнем — и хватит, пора возвратиться нашим джигитам в родные селения, чтобы прекратить разбои и кровопролития, воровство и набеги...
— Но сюда, Сердар-бег,— возразил Гараоглан-хан,— мы тоже ушли не прежде, чем выслушали, что сказали люди. Можешь ли ты обвинить нас в том, что мы оказались в Иране не по воле народа?
— Не могу, Гараоглан-хан. Но народ наш блуждает в потемках. Явился к нему сиятельный принц. Всем показалось, что впереди забрезжила капелька света... Можно ли, теперь я у вас спрошу, Гараоглан-хан, упрекнуть народ в том, что он принял желаемое за действительность?
— А я думал, Ораз, что он у тебя только на саблях умеет биться,— рассмеявшись, сказал Гараоглан-хан.
— Сунь ему только палец в рот, он и всю руку отхватит,— проворчал Ораз-хан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111