Раздался гортанный крик Аташира-эфе, и группы вновь разделились, вновь устремились одна на другую. В степи поднималась пыль, раздавался топот копыт, бряцание оружия...
— Знаешь, чем они заняты? —спросил Сапарак.
— Нет...
— К войне готовятся.
— Неужели и эти уйдут в Иран?
— Куда поведет их твой дед, туда и уйдут,— загадочно усмехнулся Сапарак...
Вечером Сапарак легко отделил овец одной отары от другой, и мальчики погнали их в селение каждый своей дорогой.
Когда Довлет прогонял овец около юрт своего ряда, выходили родственники и отделяли от отары каждый своих животных. Наконец у Довлета остались только овцы их семьи, и мальчик погнал их в свой двор.
У раскрытых дверей конюшни старший брат чистил вороного жеребца и каурую кобылу
— Досталось им нынче,— небрежно сказал Довлет, проходя мимо старшего брата.
— Ты откуда знаешь? Видел, что ли?
— Видел.
— Значит, подглядывал,— решил Гочмурат.— Только деду не признавайся, а то попадет.
— Чем это вы там занимались?
— Об этом тебе знать нельзя.
— Почему?
— Ты не обижайся,— смягчил голос старший брат.— Про такие дела даже взрослым не говорят...
Через два дня после этого разговора, оставив в глубокой озабоченности домашних, Аташир-эфе и Гочмурат с наступлением темноты оседлали коней, вооружились и тихо, словно крадучись, отправились неизвестно куда...
Глава девятая
АЛАМАНЩИКИ ДЕЛЯТ ДОБЫЧУ...
Неделя прошла тягостно. Тоска снедала Аннабахт. Дов-лет догадывался, что мать знала куда уехали ее свекор и старший сын. Но почему-то она ни разу не обмолвилась об этом, только часто просыпалась по ночам, тревожно вслушивалась в звуки за стенами юрты, а днем была хмурой и не так ласкова со своими младшими детьми. Довлет не раз ловил на себе вопросительные взгляды матери, но как он ни хотел, не мог ответить на молчаливые вопросы матери, потому что не догадывался, о чем она желала бы его спросить...
Исчезновение деда и Гочмурата тревожило и самого Довлета. Куда они поехали? Что там творят? Вернутся ли живыми?.. Уехали они как будто бы ненадолго. Но отчего же мать тревожится больше, чем после отъезда отца? Ведь отец Довлета ушел на большую войну против самого падишаха Ирана!.. Вопросов в голове мальчика накопилось много, а ответов на них не было...
Довлет приметил, что многие в селении в последнее время стали на него и на других членов семьи поглядывать как-то не так. Когда он приближался, многие его встречали хмуро, а иногда и с молчаливым презрением во взглядах. Чем он провинился перед людьми? Неужто натворил чего-то, о чем сам не догадывается?..
Довлет скорее был готов поверить в свою вину перед односельчанами, чем в то, что совершить что-то недостойное могла его мать. Так почему же от Аннабахт вдруг стали отворачиваться многие соседки?..
— В чем мы виноваты, мама? Что я такое сделал, почему нас осуждают теперь люди? — не выдержав, однажды прямо спросил мальчик.
— Ты пока что не совершил ничего,— сурово отвечала сыну Аннабахт.— А вот твой дед и старший брат... Но за каждого из нас, сынок, в ответе весь род. Вот и сторонятся теперь нас люди. Они правы, конечно...
Больше Аннабахт ничего не сказала сыну, отвернулась от него и захлопотала по хозяйству. Что же натворили Гочмурат и дедушка? Чего мать ожидает и от него, Довлета, если сказала: «Ты пока не совершил ничего»? «За что же косятся на нас люди?» — такие мысли терзали мальчика, но больше он уже никому не задавал вопросов. Хватит и того, как сурово ответила ему мать...
И вот однажды, проснувшись рано утром, Довлет увидел в глубине юрты спящего деда и Гочмурата. Как полагал мальчик, они возвратились под покровом темноты, как и уезжали. «Будто летучие мыши, незаметно юркнули в свое гнездо перед рассветом»,— подумал о своих близких Довлет.
Дед, хоть и укрылся с головой тулупом, дышал ровно и спокойно. А вот Гочмурат часто переворачивался во сне, отбрасывал то ногу, то руку и что-то бормотал, как человек, мечущийся в жару...
Ружья, сабли, патронташи и другое снаряжение деда и старшего брата валялись рядом с ними в беспорядке. Из-под подушки у Гочмурата выглядывал толстый ствол пистолета...
Давно поднявшаяся Аннабахт хлопотала, готовя пищу. Довлет обрадовался, что она молчала. Возможно, все окончилось хорошо...
— Мама, куда же ездили дедушка и Гочмурат? — спросил Довлет, одеваясь.
— Что дед твой съездил не в Мекку, ты, наверно, и сам догадываешься. А коли хочется узнать, что они натворили, то сбегай к южному озеру, полюбуйся их делами...
Мать больше ничего не сказала, только печально поджала губы и вновь занялась своими делами.
Настроение Аннабахт передалось сыну. Довлета охватило боязливое любопытство, он-то еще не знал, что произошло. Наскоро перекусив и выпив пиалушку чая, он побежал к южному озеру...
Пробегая по селению, мальчик видел толпы людей, они о чем-то встревоженно говорили. Он догадался: случилось что-то плохое и все селение уже знает об этом...
Около юрты Санджара-Палвана он увидел трех женщин: жену Санджара-Палвана Тячсолтан-эдже, жену Палата-Меткого Абадан-эдже и жену Сапы-Шорника Саадат-эдже.
— Вон, соседки, бежит волчонок, порадоваться добыче своего деда,— громко сказала вслед Довлету Абадан-эдже.
— Аллах с тобой, подруга! Он тут, еще мал,— заступилась за мальчика Саадат-эдже.
— Вырастет, сам уйдет в набег, как его старший брат,— возразила ей Тячсолтан-эдже.
Довлет не стал дослушивать обидных слов и побежал дальше. На такыре он увидел окруженную плотной толпой женщин соседку Бибигюль-эдже.
— Ах, вы проспали все,— тараторила в толпе первая в селении сплетница.— Они заявились после полуночи. Пригнали целое состояние. Я сама видела. Всю ночь раздавались вопли и топот копыт. Вы мне хоть верьте, хоть не верьте, а весь овраг там сейчас забит скотом и рабами да рабынями...
— Ты посмотри, а! Наживаются прямо на глазах,— завистливо сказала одна из женщин.
— И не говори, подруга. Будто с неба им добро сыплется. Вай-вай!..
— Вам только добро видно,— сурово оборвала их ахи да охи стоявшая в этой толпе жена Велле Гюльсенем.— А то, что они обездолили столько человеческих судеб, вам до этого дела нет...
Довлет миновал и этих женщин. Повернув влево, он побежал к озеру. Он уже понял, что совершили его дед и старший брат. Ноги мальчика ослабели, было стыдно смотреть в лица прохожих...
Издали он увидел, как суетились люди — и пешие и конные вокруг оврага у озера.
На дне оврага среди зарослей гребенщика расположились люди в необычной одежде. Женщины и дети плакали, мужчины понуро глядели в землю перед собой. В плач женщин и детей вплетался рев голодного и непоеного скота, которого в овраге было голов двести. По краю оврага гарцевали вооруженные с ног до головы всадники, никого не выпуская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111