..»
Как предполагал Ораз-хан, так и случилось. Увидев, что семья правителя, подобно всем дехканам, отдает ему половину своего урожая, и встретив твердый отпор со стороны Сахатнияза, который наотрез отказался забрать назад ханское зерно, Бегнепес-бай не на шутку перепугался и со всех ног бросился к жилищу правителя.
— Рад видеть тебя, почтенный Бегнепес-бай. Что нового в мире? — спросил Ораз-хан после обмена обязательными приветствиями и наливая гостю в пиалушку чай.
— Новое то, Ораз-хан, что ханы теперь ставят себя почему-то на одну доску с простыми смертными,— с растерянностью в голосе, но в то же время и с вызовом ответил хозяину запыхавшийся гость и глотнул чаю.
— А где же, по-твоему, им, ханам, стоять, если не вместе с другими смертными? На облаках, что ли? Так я еще хочу по земле походить, сколько аллах мне позволит...
— Но хан все же — неровня простому дехканину,— еще с большей растерянностью ответил Бегнепес-бай, улавливая, что его прихода тут ожидали и приготовили для него какую-то ловушку.
— Чем неровня, любезный Бегнепес? — вел свое, ласково улыбаясь, Ораз-хан.— Это в Хивах или еще где-то ханы взбираются невероятно высоко. Даже какие-то минареты строят специально для этого... А туркмены сегодня признают тебя ханом, а завтра могут и не признать. Как это случилось с Ход-жамшукуром у тохтомышев. Знаешь эту песенку:
Хан у нас Ходжамшукур, Потому трава — наш хлеб...
«Он боится за свою власть! — наконец догадался Бегне-пес-бай.— А этот страх ничем не перешибешь. Доведется что-то уступить этим голодранцам...»
— А у нас хан — тот же пастух, тот же дехканин, только он первый среди равных,— продолжал Ораз-хан ласкать гостя любезными улыбками.— И если ты, наш бесценный Бегнепес, считаешь, что наши дехкане доживут до нового урожая с тем, что у них имеется в закромах, то и хану их не о чем печалиться...
— А отчего бы им не дожить? — приняв решение, развязно спросил Бегнепес-бай.— Урожай в этом году не хуже, чем в прошлом...
— Благодаря тебе, Бегнепес-бай! Мы слышали о твоих хлопотах по сооружению запруды. Плохим бы мы были ханом, если бы не почувствовали к тебе за это нашей признательности. Если еще не выразили ее, так не успели. Мы только что возвратились из Ирана. Но за этим дело не станет. О нашей признательности тебе мы скажем при всем народе перед мечетью или на такыре...
— Правитель белуджей, Ораз-хан, которых я нанимал для работ на строительстве запруды, был в отъезде. Расчеты мои с этим племенем затянулись. Но теперь все улажено. И я готов возвратить дехканам остаток зерна, который у них брал для расплаты с белуджами...
— Примерно сколько это? — с напускным равнодушием просил Ораз-хан, отлично знавший сидевшего перед ним ройдоху и не желавший попадаться на его уловки.
— Что-то около четвертой части того, что я у них собрал,— ответил Бегнепес-бай.
— В твоей честности, драгоценный Бегнепес, никто не сомневался. Да... А то ведь, ты знаешь, что приключилось? Не успели мы возвратиться в родные места, а нас уже встретили пулей. Эх-хе, Сахатнияз, сынок, где ты там? Покажи-ка гостю нашу простреленную папаху...
Сын Ораз-хана, пребывавший тут же, в юрте, только за перегородкой,— он давно принял на себя добровольно обязанности телохранителя своего отца,— сейчас же вошел и подал Бегнепес-баю дырявую папаху. Но, в отличие от Ораз-хана, который смотрел на гостя с любезным и даже каким-то сладковатым выражением лица, Сахатнияз взглянул на Бегнепес-бая так, что у того задергалось левое веко.
— Кто?.. Кто этот негодный, осмелившийся поднять руку на нашего добрейшего ко всем правителя? —бледнея от страха, пролепетал Бегнепес-бай, хотя он уже знал, чья пуля продырявила поданную ему папаху.
— Пустое, любезный Бегнепес. Твой Ножовка стрелял не в меня, а в сына Сердар-бега. Да... Значит, ты говорил, что дехкане получат назад по трети собранного тобой у них зерна? Прекрасно, я сейчас же велю глашатаям объявить о том по селению.
— Но я сказал...
— Треть так треть,— перебил Бегнепес-бая Ораз-хан и поднялся с ковра, давая тем самым понять, что от этой цены за дырку в своей папахе он не отступит.— Хватит с них и трети... Правда, нукер твой — в отличие от меня, у тебя, Бегнепес, имеются свои нукеры — вполне мог переменить в Серахсе правителя. Но чем, скажи, хуже меня Говшут-хан?..
Умел Ораз-хан хватать вот так в железные клещи противившихся его устремлениям собеседников: выхватит теми клещами из огня да и бросит в полымя. И такое проделает несколько раз, пока своего не добьется. Измотав Бегнепес-бая злополучным выстрелом Гулназара-Ножовки, Ораз-хан поверг его окончательно именем Говшут-хана. Молод был тот и горяч, основную ставку делал на воинов, а богатых людей только терпел, им не потакая...
— И вот еще что, дорогой Бегнепес,— сказал Ораз-хан, уже прощаясь с гостем.— Возможно, у твоего друга, Шали-бая, имеются более важные дела... Но ведь и у меня есть кое-какие хлопоты. Да... Я намереваюсь вас с ним вместе сегодня благодарить при народе за ваши запруды. Напомни ему, чтоб он тоже сегодня возвратил своим сычмазам оставшееся у него после расплаты с правителем белуджей зерно. Люди есть люди, получив свое, они с меньшей завистью воспримут воздаваемые вам двоим почести...
— А ему и напоминать не надо, Ораз-хан,— поспешно ответил Бегнепес-бай, радуясь хотя бы тому, что не только от него уплывал жирный кусок.— Как раз сегодня мы с Шали-баем говорили об этом. Говорили мы и еще об одном важном деле, для которого хотели бы посетить тебя сегодня вечером...
— Эх-хей, сынок Сахатнияз! Выбери двух баранов пожирнее. И затевайте готовку плова... Всегда рад почтенным гостям, любезный Бегнепес-бай. Ожидаю вас после схода соплеменников, где вас будут благодарить,— ответил хозяин, провожая гостя до самой двери...— Ну, Сахатнияз, сынок, ты доволен своим отцом? — спросил Ораз-хан, когда они остались одни в юрте.
— Доволен, отец. Но почему ты прямо не приказал этому человеку вернуть дехканам треть зерна?
— Приказал бы я, сынок, а он стал бы долдонить мне о шариате и туркменчилике... Что распустится слух, будто в моем ханстве не соблюдаются эти святые законы... Ты научился читать мысли своего отца, сынок, но помыслы чужих людей для тебя еще скрыты...
— А может, этот человек не так плох, отец? Хотел же он сам вернуть людям четверть зерна. Ты, правда, добился от него трети...
•— Хотел? Он?.. Да этот сквалыга не вернул бы дехканам и зернышка, если бы друг твой, Гочмурат, затеяв драку с Ножовкой, не вручил мне тем самым в руки оружие против жадности Бегнепеса. Неудавшиеся покушения на правителей стоят дорого, сын мой. Я лишь продал свое Бегнепесу за зерно для сирот и вдов... Вот что, сынок Сахатнияз, ты бери теперь мешки и ослов и, как только умолкнут в селении глашатаи, поезжай опять на двор Бегнепеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Как предполагал Ораз-хан, так и случилось. Увидев, что семья правителя, подобно всем дехканам, отдает ему половину своего урожая, и встретив твердый отпор со стороны Сахатнияза, который наотрез отказался забрать назад ханское зерно, Бегнепес-бай не на шутку перепугался и со всех ног бросился к жилищу правителя.
— Рад видеть тебя, почтенный Бегнепес-бай. Что нового в мире? — спросил Ораз-хан после обмена обязательными приветствиями и наливая гостю в пиалушку чай.
— Новое то, Ораз-хан, что ханы теперь ставят себя почему-то на одну доску с простыми смертными,— с растерянностью в голосе, но в то же время и с вызовом ответил хозяину запыхавшийся гость и глотнул чаю.
— А где же, по-твоему, им, ханам, стоять, если не вместе с другими смертными? На облаках, что ли? Так я еще хочу по земле походить, сколько аллах мне позволит...
— Но хан все же — неровня простому дехканину,— еще с большей растерянностью ответил Бегнепес-бай, улавливая, что его прихода тут ожидали и приготовили для него какую-то ловушку.
— Чем неровня, любезный Бегнепес? — вел свое, ласково улыбаясь, Ораз-хан.— Это в Хивах или еще где-то ханы взбираются невероятно высоко. Даже какие-то минареты строят специально для этого... А туркмены сегодня признают тебя ханом, а завтра могут и не признать. Как это случилось с Ход-жамшукуром у тохтомышев. Знаешь эту песенку:
Хан у нас Ходжамшукур, Потому трава — наш хлеб...
«Он боится за свою власть! — наконец догадался Бегне-пес-бай.— А этот страх ничем не перешибешь. Доведется что-то уступить этим голодранцам...»
— А у нас хан — тот же пастух, тот же дехканин, только он первый среди равных,— продолжал Ораз-хан ласкать гостя любезными улыбками.— И если ты, наш бесценный Бегнепес, считаешь, что наши дехкане доживут до нового урожая с тем, что у них имеется в закромах, то и хану их не о чем печалиться...
— А отчего бы им не дожить? — приняв решение, развязно спросил Бегнепес-бай.— Урожай в этом году не хуже, чем в прошлом...
— Благодаря тебе, Бегнепес-бай! Мы слышали о твоих хлопотах по сооружению запруды. Плохим бы мы были ханом, если бы не почувствовали к тебе за это нашей признательности. Если еще не выразили ее, так не успели. Мы только что возвратились из Ирана. Но за этим дело не станет. О нашей признательности тебе мы скажем при всем народе перед мечетью или на такыре...
— Правитель белуджей, Ораз-хан, которых я нанимал для работ на строительстве запруды, был в отъезде. Расчеты мои с этим племенем затянулись. Но теперь все улажено. И я готов возвратить дехканам остаток зерна, который у них брал для расплаты с белуджами...
— Примерно сколько это? — с напускным равнодушием просил Ораз-хан, отлично знавший сидевшего перед ним ройдоху и не желавший попадаться на его уловки.
— Что-то около четвертой части того, что я у них собрал,— ответил Бегнепес-бай.
— В твоей честности, драгоценный Бегнепес, никто не сомневался. Да... А то ведь, ты знаешь, что приключилось? Не успели мы возвратиться в родные места, а нас уже встретили пулей. Эх-хе, Сахатнияз, сынок, где ты там? Покажи-ка гостю нашу простреленную папаху...
Сын Ораз-хана, пребывавший тут же, в юрте, только за перегородкой,— он давно принял на себя добровольно обязанности телохранителя своего отца,— сейчас же вошел и подал Бегнепес-баю дырявую папаху. Но, в отличие от Ораз-хана, который смотрел на гостя с любезным и даже каким-то сладковатым выражением лица, Сахатнияз взглянул на Бегнепес-бая так, что у того задергалось левое веко.
— Кто?.. Кто этот негодный, осмелившийся поднять руку на нашего добрейшего ко всем правителя? —бледнея от страха, пролепетал Бегнепес-бай, хотя он уже знал, чья пуля продырявила поданную ему папаху.
— Пустое, любезный Бегнепес. Твой Ножовка стрелял не в меня, а в сына Сердар-бега. Да... Значит, ты говорил, что дехкане получат назад по трети собранного тобой у них зерна? Прекрасно, я сейчас же велю глашатаям объявить о том по селению.
— Но я сказал...
— Треть так треть,— перебил Бегнепес-бая Ораз-хан и поднялся с ковра, давая тем самым понять, что от этой цены за дырку в своей папахе он не отступит.— Хватит с них и трети... Правда, нукер твой — в отличие от меня, у тебя, Бегнепес, имеются свои нукеры — вполне мог переменить в Серахсе правителя. Но чем, скажи, хуже меня Говшут-хан?..
Умел Ораз-хан хватать вот так в железные клещи противившихся его устремлениям собеседников: выхватит теми клещами из огня да и бросит в полымя. И такое проделает несколько раз, пока своего не добьется. Измотав Бегнепес-бая злополучным выстрелом Гулназара-Ножовки, Ораз-хан поверг его окончательно именем Говшут-хана. Молод был тот и горяч, основную ставку делал на воинов, а богатых людей только терпел, им не потакая...
— И вот еще что, дорогой Бегнепес,— сказал Ораз-хан, уже прощаясь с гостем.— Возможно, у твоего друга, Шали-бая, имеются более важные дела... Но ведь и у меня есть кое-какие хлопоты. Да... Я намереваюсь вас с ним вместе сегодня благодарить при народе за ваши запруды. Напомни ему, чтоб он тоже сегодня возвратил своим сычмазам оставшееся у него после расплаты с правителем белуджей зерно. Люди есть люди, получив свое, они с меньшей завистью воспримут воздаваемые вам двоим почести...
— А ему и напоминать не надо, Ораз-хан,— поспешно ответил Бегнепес-бай, радуясь хотя бы тому, что не только от него уплывал жирный кусок.— Как раз сегодня мы с Шали-баем говорили об этом. Говорили мы и еще об одном важном деле, для которого хотели бы посетить тебя сегодня вечером...
— Эх-хей, сынок Сахатнияз! Выбери двух баранов пожирнее. И затевайте готовку плова... Всегда рад почтенным гостям, любезный Бегнепес-бай. Ожидаю вас после схода соплеменников, где вас будут благодарить,— ответил хозяин, провожая гостя до самой двери...— Ну, Сахатнияз, сынок, ты доволен своим отцом? — спросил Ораз-хан, когда они остались одни в юрте.
— Доволен, отец. Но почему ты прямо не приказал этому человеку вернуть дехканам треть зерна?
— Приказал бы я, сынок, а он стал бы долдонить мне о шариате и туркменчилике... Что распустится слух, будто в моем ханстве не соблюдаются эти святые законы... Ты научился читать мысли своего отца, сынок, но помыслы чужих людей для тебя еще скрыты...
— А может, этот человек не так плох, отец? Хотел же он сам вернуть людям четверть зерна. Ты, правда, добился от него трети...
•— Хотел? Он?.. Да этот сквалыга не вернул бы дехканам и зернышка, если бы друг твой, Гочмурат, затеяв драку с Ножовкой, не вручил мне тем самым в руки оружие против жадности Бегнепеса. Неудавшиеся покушения на правителей стоят дорого, сын мой. Я лишь продал свое Бегнепесу за зерно для сирот и вдов... Вот что, сынок Сахатнияз, ты бери теперь мешки и ослов и, как только умолкнут в селении глашатаи, поезжай опять на двор Бегнепеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111