Одновременно с ней выстрелили из своих винтовок Огул-сабыр-эдже и Айджерен — пули матери и дочери свалили второго из ворвавшихся в юрту бандитов, безусого юнца примерно одних лет с Гочмуратом. «А ведь и жизнь моего старшего сына могла вот так оборваться не в мужском бою, а в нападении на женщин»,— подумала Аннабахт. Ощутив себя сердаром в юбке, она вселяющим силы взглядом окинула ряды своих соратниц.
Как ни странно, но хрупкая Айджерен выглядела вполне пристойно — девушка была полна решимости и дальше сражаться за свою честь. А вот крупная телом Джахансолтан сидела и тряслась, потирая свое ушибленное прикладом винтовки правое плечо.
Огулсабыр-эдже увидела торчавший за поясом у убитого плотного коротышки длинноствольный пистолет, выхватила его и взвела курок...
— Эй, вы там, в юрте, не добивайте пленниц. Если вам не нужны старухи, то, может, мне какая сгодится,— послышался голос снаружи, и Аннабахт сообразила, что там не знают, кто это в самом деле стрелял, а думают, что это их приспешники, ворвавшись в юрту, открыли пальбу. Этим следовало воспользоваться, и Аннабахт приказала всем перезарядить оружие. Подметив, что Джахансолтан теперь не в состоянии это проделать, Огулсабыр-эдже всучила ей в руки пистолет, добытый из-за пояса бандита, а сама поспешно стала заражать винтовки, свою и дочери...
— Эй, где вы там пропали? С красавицами, что ли, тешитесь? — вновь раздался на улице голос бандита, видно, хорошо знавшего повадки своих приспешников.
— Смерть — имя той красавицы,— выкрикнула достойная подруга жизни полководца и выстрелила в заглянувшего из любопытства внутрь юрты пожилого бандита...
Больше никто не появлялся. Осажденные прислушивались, но за стенами их маленькой крепости было тихо.
— Значит, шайтан наслал на нас их только четырех пока,— решила Аннабахт.
Она еще не договорила, когда вскочил со своего места Довлет и, перепрыгивая через трупы бандитов, выбежал на улицу.
На подворье он увидел трех лежавших на земле верблюдов, уже нагруженных поклажей из награбленного добра, к ограждению двора были привязаны четыре лошади, к седлам которых тоже были приторочены узлы, в противоположном конце двора ярко горели разграбленные юрты соперницы матери Довлета и деда...
— Если уцелеем, то будем жить какое-то время все вместе,— решила Аннабахт, когда Довлет поведал о том, что он увидел во дворе.
— Что будем делать с этими, соседка? — указала Огул-сабыр-эдже на трупы бандитов.
— В огонь их! — вскричала Джахансолтан.— Пускай они все сгорят вместе с моей юртой!
— Можно было бы и в огонь, но не следует нам пока выбираться из нашего убежища,— сказала Аннабахт.— Они хотели нас ограбить и увести в неволю, пускай теперь нас хоть немного защитят, если нагрянут другие...
И Аннабахт, отложив саблю и пистолет, стала перетаскивать убитых женщинами бандитов к двери, уложила их поперек входа. Когда она чуть приподняла старика, заглянувшего к ним в юрту последним, тот застонал.
— Убейте его! Убейте! Он еще жив,— вскричала Джахансолтан.
— Возьми да и убей,— предложила ей Аннабахт.
— Я не могу...
— Отчего же ты, молодка, думаешь, что мы можем? Одно дело — защищаться от них, совсем другое — убить беспомощного.
— Посмотри его рану,— приказала своей дочери Огул-сабыр-эдже.
Айджерен повиновалась матери всегда без возражений, она перевернула старого аламанщика, оглядела его и, быстро найдя рану в левом боку бандита, стала освобождать ее от мешающей одежды.
— Он ранен навылет, мама,— сказала девушка, быстро разобравшись в сути.
— Обмой и перевяжи его рану чем-либо, как я тебя учила,— велела Огулсабыр-эдже.
Аннабахт уже открыла сундук, порывшись там, достала чистую тряпку и передала ей Айджерен.
— Ну да, мы его вылечим, он оклемается, нас же всех тут и зарежет,— сказала Джахансолтан.
— Не зарежет,— уверенно пообещала Огулсабыр-эдже. Когда дочь ее, взяв от очага кумган с теплой водой,
обмыла вход и выход от пули Аннабахт на теле бандита, Огулсабыр-эдже тоже оглядела его рану.
— Стреляете вы, соседка, не как Палат-Меткий, до сердца тут целая ладонь, но все равно ваш Сердар вас похвалил бы,— сказала она Аннабахт.
— Тут не до его похвал. Живыми бы дал аллах остаться,— ответила та.
Айджерен вначале робко, а затем, очевидно, припоминая наставления матери, все увереннее перевязывала раненого. Огулсабыр-эдже в это время размотала пояс на одном из убитых бандитов и, когда дочь ее закончила перевязку раны старика, женщина крепко связала ему за спиной руки, взяла свой острый серп, отрезала оставшийся кусок матерчатого пояса и завязала старому аламанщику еще и рот.
— Это чтобы он не сумел звать своих, когда оклемается...
И вновь за стенами юрты послышался топот копыт, громкими голосами и выкриками наполнился двор.
— На этот раз их много больше,— сказала Аннабахт.
— О аллах,— прошептала Джахансолтан.
— Побережем, соседка, пули,— предложила Огулсабыр-эдже и, сжимая в правой руке свой острый серп, встала по левую сторону от двери, знаком предложив Аннабахт занять место справа...
Кое-как прилаженная после первого налета дверь теперь рухнула от первого же удара в нее ногой снаружи. Ворвавшийся в юрту бандит, споткнувшись о лежавший поперек входа труп, упал и был зарублен острой саблей Аннабахт. Шедшему вслед за ним другому бандиту Огулсабыр-эдже серпом перерезала горло. Но гибель своих товарищей увидели другие нападающие и стали палить из винтовок и пистолетов внутрь юрты.
Это была не война, тут не имело большой власти над налетчиками даже чувство мести, свой набег они совершали ради грабежа и наживы, захваченные живыми люди тоже представляли большую ценность, их можно было продать, потому бандиты и стреляли в юрту не прицельно, а ради того лишь, чтобы парализовать обороняющихся страхом...
Довлет очень переживал оттого, что, хотя у него и было оружие, но во время отражения первого нападения бандитов он так и не смог нажать курка, не отыскал в себе силы, которая позволила бы ему выстрелить в живого человека. Может быть, он и теперь бы на такое не осмелился, а потом терзался бы еще больше от стыда, что женщины дрались, а он бездействовал, но судьба распорядилась по-иному. Вместе со своей сестрой Довлет сидел у самой стенки юрты, как вдруг между его головой и головой Айши возник обнаженный кинжал — это снаружи какой-то бандит вонзил его в покрывающую юрту кошму. Кинжал задергался то вверх, то вниз, разрезая все большее и большее отверстие. Айша с ужасом отпрянула в глубь юрты. В образовавшуюся дыру Довлет увидел, что в другой руке бандит держал пылающий факел, с которого капала горевшая смола.
— Живьем их всех сейчас зажарим тут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111