Вот мы с соседкой Тяджигуль в лицо ему все и высказали, что о нем думали. Ножовка хотел нас поколотить, а этот молодой сокол — ласково поглядела тетушка Шемшат на смутившегося от таких слов Гочмурата,— встал на его пути. Сказал, что, когда в семьях нет взрослых мужчин, за честь их обязан вступиться каждый...
— Тебе, парень, давно пора занять подобающее место среди настоящих джигитов,— 'сказал Гочмурату Ораз-хан.— И всегда поступай, как сегодня. Тогда ты будешь почитаем и твоим ханом, и народом... Так ли было дело, люди?
— Так, Ораз-хан!.. Все верно!..
— Она ни в чем не покривила душой, наша Шем-шат!..
— Жаль, что я отпустил этого стервеца. Ему бы следовало всыпать плетей, чтоб отбить охоту нападать на женщин...
Выказав таким способом свое благородство, Ораз-хан уже поднялся и хотел продолжить свой путь, но столпившиеся вокруг дехкане не спешили перед ним расступиться, стояли, молчаливо дожидаясь еще чего-то от своего правителя...
— Ораз-хан,— вдруг заговорила тетушка Тяджигуль.— Ты прости мою смелость... Но мужчины молчат,— обвела она взглядом стоявших тут же односельчан, и кое-кто виновато опустил глаза под ее взглядом.— Им тоже придется несладко, но они мужчины, у них больше силы, как-либо перебьются до нового урожая. А что делать нам, вдовам и сиротам тех, кто на твоих глазах сложил свои головы под Мешхедом?.. Последнего ведь куска лишил нас Бегнепес-бай!..
— Это вдова моего друга, Чарыназара-Палвана,— пояснил правителю Санджар-Палван.
Выразив было на лице недовольство после слов Санджара-Палвана Ораз-хан смягчился.
— Ты не так поняла причину нашего молчания, почтенная Тяджигуль,— сказал тетушке Санджар-Палван.— Мы все тут думаем, как и ты, но мы сами ударили по рукам с Бегне-пес-баем... Хотя если бы у него была совесть, то мог бы удовлетвориться пятой или хотя бы четвертой частью хлебов всех односельчан за свои деньги,— сказал Санджар-Палван уже Ораз-хану.
— За его деньги, за его деньги... А будет ли нам воздаяние за нашу кровь?! — выкрикнула тетушка Шемшат.
— Да и где он взял эти деньги, если не из нас же выжал? Только в другие годы,— сказала тетушка Тяджигуль.
— По рукам они ударили?! — заговорила опять тетушка Шемшат.— А куда было деваться, если он прижал вас к вашей же беде? Сроки проходят для поливов, побеги вянут, а наши мужчины по Ирану шляются, вместо того чтобы самим запруду строить!..
- А Бегнепес, хотя он и здоров, как целых три джигита, а коня не сел,— сказала тетушка Тяджигуль.
- А что он не видел в том Иране? — выкрикнула тетушка Шемшат.— У него тут есть дела поважнее — односельчан грабить!
— Ну тише, женщины, тише,— наконец сумел вставить свое слово и Ораз-хан.— Если на землях Серахса будут твориться произвол и несправедливость, то вот он я, ваш Ораз-хан, тащите тогда меня хоть за бороду, и пока моя седая голова будет держаться на плечах, таким вещам не бывать! Докажите мне, люди, что Бегнепес-бай у кого-то из вас взял обманом хоть что-то, и я заставлю его самого вам все вернуть назад. И если мы окажемся не в состоянии решить такого дела, то на кой черт нам называться ханом и возглавлять свой народ!.. Ну, кто из вас может доставить мне доказательства или хотя бы подтвердить своим словом, что Бегнепес-бай у вас что-то взял только по своей воле?..
Смущенные дехкане молчали и только уныло поглядывали один на другого: все понимали, что доказательств у них нет, и в то же время их всех этот бай ограбил...
— Молчите? — опять заговорил Ораз-хан.— А потому, что Бегнепес-бай все сделал, как надо. Вот мы, к примеру, рады, что даже в такой засушливый год, невзирая на наше отсутствие, у вас зеленеют бахча и хлопок, созрели ваши хлеба... Бегнепес-бай взял на себя расходы, нашел поденщиков, была сооружена запруда. Что же, по-вашему, он все это должен был сделать для вас даром?
— Возьми он за свои хлопоты и траты даже и десятую долю нашего урожая, Ораз-хан, он и тогда бы не остался в проигрыше,— ответил Санджар-Палван.— А забрав у нас половину урожая, Бегнепес потерял совесть и посеял среди людей злобу. Ты, Ораз-хан, услышал тут первый выстрел. Могут в*едь прогреметь и другие...
— Уж не грозишь ли ты мне, Санджар?
— Что ты, Ораз-хан! Дай аллах, чтобы все тебя уважали, нак я. Голова нужна всякому народу... Но как яшули я обязан говорить правду и людям и хану. Откровенно говоря, мы все тут думали, что явишься ты, наш предводитель, и не потерпишь ограбления народа...
— Власть хана не безгранична, Санджар. Как человек я могу посочувствовать вашей беде, но как хан я обязан блюсти законы. Вы сторговались с Бегнепес-баем? Ударили по рукам на его условиях?
— Да, Ораз-хан,— печально ответил Санджар-Палван.
— Ну так ни ислам-шариат, ни туркменчилик уже не потерпят нарушения вашего соглашения. И я сам как житель этого селения обязан свезти на двор Бегнепес-бая половину урожая со своего поля... ^
Глава четвертая
ЗВЯКНУЛО БЫ ЗОЛОТО, А САБЕЛЬ ЗВОН РОДИТСЯ...
Хочешь ты того или не хочешь, а если ты правитель, то не спрятаться от главной заботы твоего народа — от множества вопросов, связанных с землею и водой. Вопросы эти врывались в думы Ораз-хана, еще когда он был в Мешхеде. Знал хан, что соплеменники его из года в год с большим трудом доживают от урожая до урожая, многие заметно тощают к весне, дети чаще умирают в семьях бедняков — там раньше иссякают запасы пищи...
В течение всей жизни текинцам, да и большинству туркмен сопутствовали безводные песчаные просторы, растрескавшиеся от недостатка влаги степи и посевные поля, на которых проступали вездесущие пески...
Ораз-хан не был глуп и понимал простую истину: чем больше будет благ у простых людей, тем крепче будет его власть. Поднимая голову от земли, чтобы вознести благодарную молитву за свой достаток аллаху, дехканин не может не увидеть в этот момент промежуточную ступень — его, своего хана, а значит, доля благодарности перепадет и ему. То же самое бывает и в противном случае: вознося немые укоры за свою нужду небу, дехканин прежде остановит укоризненный взгляд на своем хане...
О, сколько раз он, Ораз-хан, терзался от беспомощности, видя бескрайние плодороднейшие земли своей страны, которые способны были бы прокормить не один его народ, а десять и двадцать равных по численности народов, но своенравные реки бесполезно проносят свои живительные воды мимо этих земель. В такие мгновения хан мысленно уподоблял себя и свой народ тому человеку, который среди шумного базара, изобилующего самой разной едой, восседает на огромном сундуке с собственным золотом — и умирает с голода, ибо сундук железный, а хитроумный ключ к нему давно утерян...
Иногда Ораз-хан даже заходил в своих мыслях настолько далеко, что говорил себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Тебе, парень, давно пора занять подобающее место среди настоящих джигитов,— 'сказал Гочмурату Ораз-хан.— И всегда поступай, как сегодня. Тогда ты будешь почитаем и твоим ханом, и народом... Так ли было дело, люди?
— Так, Ораз-хан!.. Все верно!..
— Она ни в чем не покривила душой, наша Шем-шат!..
— Жаль, что я отпустил этого стервеца. Ему бы следовало всыпать плетей, чтоб отбить охоту нападать на женщин...
Выказав таким способом свое благородство, Ораз-хан уже поднялся и хотел продолжить свой путь, но столпившиеся вокруг дехкане не спешили перед ним расступиться, стояли, молчаливо дожидаясь еще чего-то от своего правителя...
— Ораз-хан,— вдруг заговорила тетушка Тяджигуль.— Ты прости мою смелость... Но мужчины молчат,— обвела она взглядом стоявших тут же односельчан, и кое-кто виновато опустил глаза под ее взглядом.— Им тоже придется несладко, но они мужчины, у них больше силы, как-либо перебьются до нового урожая. А что делать нам, вдовам и сиротам тех, кто на твоих глазах сложил свои головы под Мешхедом?.. Последнего ведь куска лишил нас Бегнепес-бай!..
— Это вдова моего друга, Чарыназара-Палвана,— пояснил правителю Санджар-Палван.
Выразив было на лице недовольство после слов Санджара-Палвана Ораз-хан смягчился.
— Ты не так поняла причину нашего молчания, почтенная Тяджигуль,— сказал тетушке Санджар-Палван.— Мы все тут думаем, как и ты, но мы сами ударили по рукам с Бегне-пес-баем... Хотя если бы у него была совесть, то мог бы удовлетвориться пятой или хотя бы четвертой частью хлебов всех односельчан за свои деньги,— сказал Санджар-Палван уже Ораз-хану.
— За его деньги, за его деньги... А будет ли нам воздаяние за нашу кровь?! — выкрикнула тетушка Шемшат.
— Да и где он взял эти деньги, если не из нас же выжал? Только в другие годы,— сказала тетушка Тяджигуль.
— По рукам они ударили?! — заговорила опять тетушка Шемшат.— А куда было деваться, если он прижал вас к вашей же беде? Сроки проходят для поливов, побеги вянут, а наши мужчины по Ирану шляются, вместо того чтобы самим запруду строить!..
- А Бегнепес, хотя он и здоров, как целых три джигита, а коня не сел,— сказала тетушка Тяджигуль.
- А что он не видел в том Иране? — выкрикнула тетушка Шемшат.— У него тут есть дела поважнее — односельчан грабить!
— Ну тише, женщины, тише,— наконец сумел вставить свое слово и Ораз-хан.— Если на землях Серахса будут твориться произвол и несправедливость, то вот он я, ваш Ораз-хан, тащите тогда меня хоть за бороду, и пока моя седая голова будет держаться на плечах, таким вещам не бывать! Докажите мне, люди, что Бегнепес-бай у кого-то из вас взял обманом хоть что-то, и я заставлю его самого вам все вернуть назад. И если мы окажемся не в состоянии решить такого дела, то на кой черт нам называться ханом и возглавлять свой народ!.. Ну, кто из вас может доставить мне доказательства или хотя бы подтвердить своим словом, что Бегнепес-бай у вас что-то взял только по своей воле?..
Смущенные дехкане молчали и только уныло поглядывали один на другого: все понимали, что доказательств у них нет, и в то же время их всех этот бай ограбил...
— Молчите? — опять заговорил Ораз-хан.— А потому, что Бегнепес-бай все сделал, как надо. Вот мы, к примеру, рады, что даже в такой засушливый год, невзирая на наше отсутствие, у вас зеленеют бахча и хлопок, созрели ваши хлеба... Бегнепес-бай взял на себя расходы, нашел поденщиков, была сооружена запруда. Что же, по-вашему, он все это должен был сделать для вас даром?
— Возьми он за свои хлопоты и траты даже и десятую долю нашего урожая, Ораз-хан, он и тогда бы не остался в проигрыше,— ответил Санджар-Палван.— А забрав у нас половину урожая, Бегнепес потерял совесть и посеял среди людей злобу. Ты, Ораз-хан, услышал тут первый выстрел. Могут в*едь прогреметь и другие...
— Уж не грозишь ли ты мне, Санджар?
— Что ты, Ораз-хан! Дай аллах, чтобы все тебя уважали, нак я. Голова нужна всякому народу... Но как яшули я обязан говорить правду и людям и хану. Откровенно говоря, мы все тут думали, что явишься ты, наш предводитель, и не потерпишь ограбления народа...
— Власть хана не безгранична, Санджар. Как человек я могу посочувствовать вашей беде, но как хан я обязан блюсти законы. Вы сторговались с Бегнепес-баем? Ударили по рукам на его условиях?
— Да, Ораз-хан,— печально ответил Санджар-Палван.
— Ну так ни ислам-шариат, ни туркменчилик уже не потерпят нарушения вашего соглашения. И я сам как житель этого селения обязан свезти на двор Бегнепес-бая половину урожая со своего поля... ^
Глава четвертая
ЗВЯКНУЛО БЫ ЗОЛОТО, А САБЕЛЬ ЗВОН РОДИТСЯ...
Хочешь ты того или не хочешь, а если ты правитель, то не спрятаться от главной заботы твоего народа — от множества вопросов, связанных с землею и водой. Вопросы эти врывались в думы Ораз-хана, еще когда он был в Мешхеде. Знал хан, что соплеменники его из года в год с большим трудом доживают от урожая до урожая, многие заметно тощают к весне, дети чаще умирают в семьях бедняков — там раньше иссякают запасы пищи...
В течение всей жизни текинцам, да и большинству туркмен сопутствовали безводные песчаные просторы, растрескавшиеся от недостатка влаги степи и посевные поля, на которых проступали вездесущие пески...
Ораз-хан не был глуп и понимал простую истину: чем больше будет благ у простых людей, тем крепче будет его власть. Поднимая голову от земли, чтобы вознести благодарную молитву за свой достаток аллаху, дехканин не может не увидеть в этот момент промежуточную ступень — его, своего хана, а значит, доля благодарности перепадет и ему. То же самое бывает и в противном случае: вознося немые укоры за свою нужду небу, дехканин прежде остановит укоризненный взгляд на своем хане...
О, сколько раз он, Ораз-хан, терзался от беспомощности, видя бескрайние плодороднейшие земли своей страны, которые способны были бы прокормить не один его народ, а десять и двадцать равных по численности народов, но своенравные реки бесполезно проносят свои живительные воды мимо этих земель. В такие мгновения хан мысленно уподоблял себя и свой народ тому человеку, который среди шумного базара, изобилующего самой разной едой, восседает на огромном сундуке с собственным золотом — и умирает с голода, ибо сундук железный, а хитроумный ключ к нему давно утерян...
Иногда Ораз-хан даже заходил в своих мыслях настолько далеко, что говорил себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111