Этот человек не мог забыть прошлое — это казалось бесспорным. Лицо жены, ее присутствие снова и снова напоминало Матиасу о его несчастье, как некогда напоминал о нем ребенок, спящий в колыбели. Лутц, несомненно, любил жену, но любовь его не была настолько сильна, чтобы оы забыл и простил ей все, а самолюбие было слишком велико, чтобы рана его могла зажить. А если этот человек будет далек от всего, что сейчас волнует его душу, заставляя думать о прошлом, если он будет свободен от всяких уз, если у него опять будет право выбора, тогда, может быть, он снова выйдет на верную дорогу.
Во всяком случае, испробовать это средство можно, его нужно испробовать. Лена считала, что ее долг — до последнего своего вздоха делать все возможное для спасения Матиаса — ведь из-за нее он и погибает...
День, когда она решила предложить мужу расстаться, начался грустно.
Матиас пришел из города с двумя незнакомыми мужчинами. Он закрыл дверь во вторую комнату, сказав находившейся там Лене, что у него будет деловой разговор с этими людьми,— пусть, мол, она им но мешаот.
Вскоре Лена сквозь дверь услышала, что это за деловой разговор. Матиас продавал свою мебель. Речь шла о шкафе и комоде. Это были две самые крупные вещи из той дорогой и красивой обстановки, над которой Лутц так неутомимо, с таким старанием и любовью, трудился перед свадьбой. А теперь он хотел за бесценок сбыть жадным перекупщикам эти вещи — память о минувших счастливых днях, гордость своего дома, творение искусных рук, а вырученные гроши снести в кабак за водку...
Сердце у Лены сжалось точно в тисках. Она открыла дверь и позвала мужа. Матиас вошел нахмуренный. Он был явно рассержен тем, что ему помешали. По его красному лицу и мутным глазам было видно, что он нетрезв.
— Мати, ты продаешь свою мебель? — мягко, умоляюще сказала Лена.
— Да.
— Тебе нужны деньги? Я могу дать тебе денег.
— Ты, Лена?
— Да. Вот три рубля. Не продавай шкаф и комод, это тебе будет в убыток.
Лутц полуудивленно, полусердито посмотрел на руку, протягивавшую ему деньги.
— Ты бережливая хозяйка,— заметил он, опуская глаза.— Но мне... трех рублей мало, а ты останешься совсем без денег.
— У меня есть еще немного.
— Все равно. Твоих денег я не возьму. Не вмешивайся в мои дела. Ты ведь знаешь, что я хочу переехать в другой город. Не потащу же я с собой мебель. Там сделаю себе новую. А эти люди дают хорошую цену.
Он вышел. События развивались с роковой неизбежностью. Через несколько минут сделка была заключена, а через четверть часа только пустые углы комнаты да блестящие четырехугольники на полу показывали, где стояли искусные изделия Матиаса Лутца, в которых, казалось, каждый уголок, каждая дощечка, каждый завиток резьбы таили в себе луч светлого счастья, некогда вложенный в них молодым мастером.
Матиас, взяв деньги, собрался тотчас уйти. Лена задержала его.
— Минуточку, Мати!
Он нехотя, с хмурым видом шагнул от дверей обратно. Он уже почувствовал или, вернее, боялся, что почувствует на своей шее ту ненавистную всем пропойцам узду, которую налагает на них рука жены.
— Что такое? Говори, да покороче!
— Я и скажу все в нескольких словах, Мати, но ты сядь сюда на несколько минут, постарайся выслушать спокойно, по-хорошему и попять меня.
Голос ее звучал так проникновенно и умоляюще, что муж послушался и с легким вздохом опустился па стул.
И Лена стала ему объяснять и обосновывать свою мысль. Горячо, от всего сердца уверяла она его, внушала ему, что им обоим необходимо начать новую жизнь и что это возможно лишь в том случае, если они расстанутся. Лена снова признавала свою вину перед ним, даже старалась ее преувеличить и доказывала, что муж имеет полное право, прямо-таки обязан порвать с женой, совершившей такой тяжкий проступок.
— Мати,— закончила она,— я бы хотела, чтобы мы завтра же пошли к пастору и сообщили ему о пашем намерении. Даже до того, как консистория вынесет решение, в ближайшие же дни каждый из нас мог бы пойти своей дорогой. Это необходимо, Мати... неужели ты сам не чувствуешь, насколько это необходимо?
Матиас слушал, опустив голову на грудь. Потом посмотрел на жену долгим грустным взглядом.
— Ты хочешь от меля избавиться, Лена?
— Не я, Мати, не я... не ради меня...
— Оставь, Лена! Я тебя понимаю! И ты права. Я тебе уже не муж. Я вообще уже не человек, я тряпка, рвань. И от такого надо избавиться... вполне понятно... и очень разумно с твоей стороны...
— Мати, клянусь тебе, это делается не ради меня, а только ради тебя! Я хочу тебе указать путь, хочу, чтобы ты выбрался из пропасти, в которую попал по моей вине. Я бы никогда с тобой не рассталась... слышишь, Мати,— никогда! Но ты должен расстаться со мной— так велит бог, я это чувствую всем сердцем...
Она схватила его руки, прижала их к своей щеке, молящий взгляд ее по-детски чистых глаз, казалось, призывал его внять голосу рассудка.
Ей не удалось убедить его. Мати ответил лишь несколькими словами, которые сразу опрокинули все доводы Лены.
— Если тебя со мной не будет,— тихо проговорил он, запинаясь,— я паду еще ниже... и тогда... тогда все кончено...
Это была правда. Лена поверила ему. И отказалась от своей мысли.
Тогда, значит, вместе до конца — неизбежного, рокового конца!
— Мати, я останусь с тобой! — прошептала она.
22 ОТЕЦ И СЫНОВЬЯ
В конце октября 1859 года в мирном Таллине было совершено преступление, надолго взволновавшее умы почтенных: горожан. Однажды ночью па Тоомпеа, в тихой аристократической части города, некий злоумышленник с отчаянной дерзостью совершил покушение на жизнь двух знатных и уважаемых господ, причем одного из них тяжело ранил.
По слухам, распространившимся в городе, и по сообщениям лютеровского1 «Еженедельника», произошло это следующим образом.
Бароны Ризенталь, отец и сын, около часу ночи возвращались на извозчике домой из Акциенклуба. Старый господин жил в своем доме на Вышгороде, а молодой барон, владелец поместья Р. в Лянемаа, приехавший в город па несколько дней, остановился в доме отца.
Когда извозчик, получив деньги, уехал, барон Готхард стал отирать входную дверь. Отец и сын о чем-то оживленно беседовали между собой, молодой барон не смог сразу отыскать ключи в кармане, так что прошло несколько минут, прежде чем Готхард Ризенталь вложил ключ в замочную скважину.
Вдруг перед ними, словно из-под земли, выросла какая-то подозрительная фигура с толстой палкой в руках. Не-
1 М. М. Лютер — владелец деревообделочной фабрики и издатель одной из таллинских газет того времени.
знакомец крикнул приглушенным голосом несколько бессвязных слов, смысла которых господа не поняли. Потом он замахнулся своей палкой с тяжелым свинцовым набалдашником. Удар был направлен, по-видимому, на молодого помещика, но тот инстинктивно отскочил в сторону, и орудие убийства обрушилось на голову престарелого барона, стоявшего позади сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Во всяком случае, испробовать это средство можно, его нужно испробовать. Лена считала, что ее долг — до последнего своего вздоха делать все возможное для спасения Матиаса — ведь из-за нее он и погибает...
День, когда она решила предложить мужу расстаться, начался грустно.
Матиас пришел из города с двумя незнакомыми мужчинами. Он закрыл дверь во вторую комнату, сказав находившейся там Лене, что у него будет деловой разговор с этими людьми,— пусть, мол, она им но мешаот.
Вскоре Лена сквозь дверь услышала, что это за деловой разговор. Матиас продавал свою мебель. Речь шла о шкафе и комоде. Это были две самые крупные вещи из той дорогой и красивой обстановки, над которой Лутц так неутомимо, с таким старанием и любовью, трудился перед свадьбой. А теперь он хотел за бесценок сбыть жадным перекупщикам эти вещи — память о минувших счастливых днях, гордость своего дома, творение искусных рук, а вырученные гроши снести в кабак за водку...
Сердце у Лены сжалось точно в тисках. Она открыла дверь и позвала мужа. Матиас вошел нахмуренный. Он был явно рассержен тем, что ему помешали. По его красному лицу и мутным глазам было видно, что он нетрезв.
— Мати, ты продаешь свою мебель? — мягко, умоляюще сказала Лена.
— Да.
— Тебе нужны деньги? Я могу дать тебе денег.
— Ты, Лена?
— Да. Вот три рубля. Не продавай шкаф и комод, это тебе будет в убыток.
Лутц полуудивленно, полусердито посмотрел на руку, протягивавшую ему деньги.
— Ты бережливая хозяйка,— заметил он, опуская глаза.— Но мне... трех рублей мало, а ты останешься совсем без денег.
— У меня есть еще немного.
— Все равно. Твоих денег я не возьму. Не вмешивайся в мои дела. Ты ведь знаешь, что я хочу переехать в другой город. Не потащу же я с собой мебель. Там сделаю себе новую. А эти люди дают хорошую цену.
Он вышел. События развивались с роковой неизбежностью. Через несколько минут сделка была заключена, а через четверть часа только пустые углы комнаты да блестящие четырехугольники на полу показывали, где стояли искусные изделия Матиаса Лутца, в которых, казалось, каждый уголок, каждая дощечка, каждый завиток резьбы таили в себе луч светлого счастья, некогда вложенный в них молодым мастером.
Матиас, взяв деньги, собрался тотчас уйти. Лена задержала его.
— Минуточку, Мати!
Он нехотя, с хмурым видом шагнул от дверей обратно. Он уже почувствовал или, вернее, боялся, что почувствует на своей шее ту ненавистную всем пропойцам узду, которую налагает на них рука жены.
— Что такое? Говори, да покороче!
— Я и скажу все в нескольких словах, Мати, но ты сядь сюда на несколько минут, постарайся выслушать спокойно, по-хорошему и попять меня.
Голос ее звучал так проникновенно и умоляюще, что муж послушался и с легким вздохом опустился па стул.
И Лена стала ему объяснять и обосновывать свою мысль. Горячо, от всего сердца уверяла она его, внушала ему, что им обоим необходимо начать новую жизнь и что это возможно лишь в том случае, если они расстанутся. Лена снова признавала свою вину перед ним, даже старалась ее преувеличить и доказывала, что муж имеет полное право, прямо-таки обязан порвать с женой, совершившей такой тяжкий проступок.
— Мати,— закончила она,— я бы хотела, чтобы мы завтра же пошли к пастору и сообщили ему о пашем намерении. Даже до того, как консистория вынесет решение, в ближайшие же дни каждый из нас мог бы пойти своей дорогой. Это необходимо, Мати... неужели ты сам не чувствуешь, насколько это необходимо?
Матиас слушал, опустив голову на грудь. Потом посмотрел на жену долгим грустным взглядом.
— Ты хочешь от меля избавиться, Лена?
— Не я, Мати, не я... не ради меня...
— Оставь, Лена! Я тебя понимаю! И ты права. Я тебе уже не муж. Я вообще уже не человек, я тряпка, рвань. И от такого надо избавиться... вполне понятно... и очень разумно с твоей стороны...
— Мати, клянусь тебе, это делается не ради меня, а только ради тебя! Я хочу тебе указать путь, хочу, чтобы ты выбрался из пропасти, в которую попал по моей вине. Я бы никогда с тобой не рассталась... слышишь, Мати,— никогда! Но ты должен расстаться со мной— так велит бог, я это чувствую всем сердцем...
Она схватила его руки, прижала их к своей щеке, молящий взгляд ее по-детски чистых глаз, казалось, призывал его внять голосу рассудка.
Ей не удалось убедить его. Мати ответил лишь несколькими словами, которые сразу опрокинули все доводы Лены.
— Если тебя со мной не будет,— тихо проговорил он, запинаясь,— я паду еще ниже... и тогда... тогда все кончено...
Это была правда. Лена поверила ему. И отказалась от своей мысли.
Тогда, значит, вместе до конца — неизбежного, рокового конца!
— Мати, я останусь с тобой! — прошептала она.
22 ОТЕЦ И СЫНОВЬЯ
В конце октября 1859 года в мирном Таллине было совершено преступление, надолго взволновавшее умы почтенных: горожан. Однажды ночью па Тоомпеа, в тихой аристократической части города, некий злоумышленник с отчаянной дерзостью совершил покушение на жизнь двух знатных и уважаемых господ, причем одного из них тяжело ранил.
По слухам, распространившимся в городе, и по сообщениям лютеровского1 «Еженедельника», произошло это следующим образом.
Бароны Ризенталь, отец и сын, около часу ночи возвращались на извозчике домой из Акциенклуба. Старый господин жил в своем доме на Вышгороде, а молодой барон, владелец поместья Р. в Лянемаа, приехавший в город па несколько дней, остановился в доме отца.
Когда извозчик, получив деньги, уехал, барон Готхард стал отирать входную дверь. Отец и сын о чем-то оживленно беседовали между собой, молодой барон не смог сразу отыскать ключи в кармане, так что прошло несколько минут, прежде чем Готхард Ризенталь вложил ключ в замочную скважину.
Вдруг перед ними, словно из-под земли, выросла какая-то подозрительная фигура с толстой палкой в руках. Не-
1 М. М. Лютер — владелец деревообделочной фабрики и издатель одной из таллинских газет того времени.
знакомец крикнул приглушенным голосом несколько бессвязных слов, смысла которых господа не поняли. Потом он замахнулся своей палкой с тяжелым свинцовым набалдашником. Удар был направлен, по-видимому, на молодого помещика, но тот инстинктивно отскочил в сторону, и орудие убийства обрушилось на голову престарелого барона, стоявшего позади сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92