Барышня Берта, как ни странно, пребывала еще в девицах, хотя достигла уже такого возраста, когда наследнице богатого и почтенного бюргера засиживаться в невестах не полагается, если только она не калека. А девица Берта была не только вполне здорова, не только получила хорошее воспитание и по части «домашних добродетелей» не уступала любой другой бюргерской дочери, но и была недурна собой. Правда, особенной красотой ее природа не наделила.
Когда девица Берта была помоложе, она дала отставку нескольким женихам, которые ей не нравились. Опираясь на свое столь уважаемое семейство, а еще больше на свое наследство, мамзель Берта в те времена проявляла большую взыскательность. Она ведь рассчитывала получить в приданое, помимо наличного капитала, трехэтажный каменный дом, а также — если жених окажется столярным мастером и захочет поселиться у тестя — еще и целую мастерскую; старшей дочери мастер Виттельбах дал в приданое другой дом, поменьше, но зато больше движимого имущества и тем честно выполнил свои обязательства.
Барышня Берта была разборчива, и это обстоятельство оказалось для нее роковым. А родители поощряли ее — она ведь у пик теперь была «единственная», и сами они тоже были очень разборчивы. Так родители с дочерью и отпугнули всех женихов — те хотели оставаться с носом, как их предшественники. К тому же в Таллине не было недостатка в богатых бюргерских дочках — горожане жили зажиточно, так как за работу им платили хорошо, жизнь была дешева, и ремесло еще являлось настоящим золотым дном. Не ощущалось в Таллине недостатка и в хорошеньких бюргерских дочках. Многие из них красотой превосходили мамзель Берту.
Возможно также, что тот или иной искатель руки слышал о характере девицы Виттельбах не совсем лестные отзывы. Мамаши и тетушки, собиравшиеся в доме Виттельбаха за чашкой кофе,— эти кофейные сборища были тогда в еще большей моде, чем сейчас,— находили иногда, что барышня Берта очень похожа на мать не только лицом, но и всем своим существом — своим неугомонным нравом, острым язычком и крайним высокомерием, доходящим до заносчивости.
Как бы там ни было, мамзель Виттельбах перестала пользоваться вниманием молодых людей, ищущих руки. Человек вежливый уже стеснялся спрашивать о ее возрасте. Девушке было так горько это сознавать, что совсем недавно, из одного только чувства мести, она отказала некоему пожилому жениху.
Она, казалось, еще ждала.
Кого?
Молодого подмастерья, бывшего крестьянина, человека, который моложе ее почти на четыре года, у которого ничего нет за душою, кроме красивого лица да недельного жалованья, и — что самое главное — родители которого живут в деревне в курной избе и ни слова не знают по-немецки!
Мысль эта даже Матиасу сперва показалась такой нелепой, что он только покачал головой. Берта Виттельбах — и он! Эта столь гордившаяся своим сословием девица, самая чванная из всех,— и Майт Лутс, которого мастер в свое время не хотел брать в ученики из-за его низкого происхождения! Матиас решил, что он ошибся. Возможно, барышне чуть-чуть нравится его наружность, его характер, его веселый нрав. Но от этих пустяков до того, желаемого — путь еще очень длинный... И он пытался отрицать то, что сам видел.
Но случаи эти повторялись, учащались. И теперь молодой подмастерье задавал себе вопрос: а вдруг?.. Женское сердце, говорят, великая загадка. Случалось ведь и раньше, что знатные дамы влюблялись в простолюдинов, богатые останавливали свой выбор на бедняках... Любовь иногда и юных девушек сводит с ума — почему же не может это случиться с более зрелыми девицами, да еще с такими, у которых выбор уже весьма ограничен...
Матиас решил, что, если мамзель Берта изъявит такое желание, он сразу же согласится. Он думал прежде всего не о будущей жене, а о тех благах, которые жена несла с собой. А их было много. Для молодого подмастерья, не имевшего ни гроша, безмерно много. Зять мастера Вит-тельбаха — уже одно это чего-нибудь да стоит, одно только имя! К тому же и большое доходное дело, прекрасный трехэтажный дом, а на дне сундука с приданым спрятанное под всяким другим добром золото... наверное, его там немало — ослепительно желтого, звонкого счастья! Так будь же счастлив, Мати, не упускай из рук свою удачу, другая едва ли подвернется! Неужели ты не видишь, не слышишь, не чувствуешь, какая волшебная сила таится в богатстве! Мало ли приходилось тебе, униженному и безвестному, грызть сухую корку, а теперь вот сможешь и за господский стол сесть! Мало ли ты потел за верстаком — наконец-то сможешь расхаживать, заложив руки за спину!..
Была в этих планах и своя закорючка: родители Берты, конечно, не так-то легко примирятся с подобным оборотом дела.
Мастер Виттельбах, правда, высоко ценил честного, трезвого, работящего и умелого подмастерья, предсказывал ему блестящую будущность, даже, более того,— казалось, любил его как родного сына. Но все же мастер Виттельбах — это мастер Виттельбах, а Майт Лутс — это Майт Лутс. Если бы даже сам мастер Виттельбах согласился, не согласились бы другие; общество, влиянию которого мастер Виттельбах подчинялся, наверняка воспротивилось бы. А кто же захочет сознательно навлечь на себя общее недовольство?
Но еще большая опасность угрожала со стороны госпожи Виттельбах. С каким презрительным выражением, подняв нос кверху, говорила эта воплощенная бюргерская спесь о всяком, кто был «сословно неполноценен», с каким пренебрежением отзывалась она обо всех низших служащих! Крестьянин для нее был, разумеется, таким существом, на которое и глядеть не стоит. А теперь представьте себе, что мать или отец Мати приедут когда-нибудь в город навестить сына, и супруга сына — родная дочь мадам Виттельбах! — должна принимать у себя этих «лапотников», общаться с ними, разговаривать... разговаривать на «деревенском» языке! Да это было бы прямо театральное представление! Комедия для всего города!.. Майт отлично помнил, с какой физиономией госпожа Виттельбах проходила мимо него и его отца Яка, когда тот, бывая в городе, несколько раз навещал сына. В этих случаях мадам, как видно, больше презирала сына, чем отца, ибо как мог подмастерье господина Виттельбаха вообще даже разговаривать с таким человеком! Мужик остается мужиком, хоть его и записали в горожане,— так, наверное, рассуждала про себя госпожа Виттельбах.
Да, это были серьезные препятствия, и борьба с ними представлялась нелегкой. Но что касается борьбы, то здесь Матиас твердо надеялся на мамзель Берту. Эта девушка имела большое влияние в семье. Она пользовалась властью на равных правах с матерью. Влияние это объяснялось, во-первых, тем, что родители горячо любили дочь,— она ведь у них теперь осталась одна;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Когда девица Берта была помоложе, она дала отставку нескольким женихам, которые ей не нравились. Опираясь на свое столь уважаемое семейство, а еще больше на свое наследство, мамзель Берта в те времена проявляла большую взыскательность. Она ведь рассчитывала получить в приданое, помимо наличного капитала, трехэтажный каменный дом, а также — если жених окажется столярным мастером и захочет поселиться у тестя — еще и целую мастерскую; старшей дочери мастер Виттельбах дал в приданое другой дом, поменьше, но зато больше движимого имущества и тем честно выполнил свои обязательства.
Барышня Берта была разборчива, и это обстоятельство оказалось для нее роковым. А родители поощряли ее — она ведь у пик теперь была «единственная», и сами они тоже были очень разборчивы. Так родители с дочерью и отпугнули всех женихов — те хотели оставаться с носом, как их предшественники. К тому же в Таллине не было недостатка в богатых бюргерских дочках — горожане жили зажиточно, так как за работу им платили хорошо, жизнь была дешева, и ремесло еще являлось настоящим золотым дном. Не ощущалось в Таллине недостатка и в хорошеньких бюргерских дочках. Многие из них красотой превосходили мамзель Берту.
Возможно также, что тот или иной искатель руки слышал о характере девицы Виттельбах не совсем лестные отзывы. Мамаши и тетушки, собиравшиеся в доме Виттельбаха за чашкой кофе,— эти кофейные сборища были тогда в еще большей моде, чем сейчас,— находили иногда, что барышня Берта очень похожа на мать не только лицом, но и всем своим существом — своим неугомонным нравом, острым язычком и крайним высокомерием, доходящим до заносчивости.
Как бы там ни было, мамзель Виттельбах перестала пользоваться вниманием молодых людей, ищущих руки. Человек вежливый уже стеснялся спрашивать о ее возрасте. Девушке было так горько это сознавать, что совсем недавно, из одного только чувства мести, она отказала некоему пожилому жениху.
Она, казалось, еще ждала.
Кого?
Молодого подмастерья, бывшего крестьянина, человека, который моложе ее почти на четыре года, у которого ничего нет за душою, кроме красивого лица да недельного жалованья, и — что самое главное — родители которого живут в деревне в курной избе и ни слова не знают по-немецки!
Мысль эта даже Матиасу сперва показалась такой нелепой, что он только покачал головой. Берта Виттельбах — и он! Эта столь гордившаяся своим сословием девица, самая чванная из всех,— и Майт Лутс, которого мастер в свое время не хотел брать в ученики из-за его низкого происхождения! Матиас решил, что он ошибся. Возможно, барышне чуть-чуть нравится его наружность, его характер, его веселый нрав. Но от этих пустяков до того, желаемого — путь еще очень длинный... И он пытался отрицать то, что сам видел.
Но случаи эти повторялись, учащались. И теперь молодой подмастерье задавал себе вопрос: а вдруг?.. Женское сердце, говорят, великая загадка. Случалось ведь и раньше, что знатные дамы влюблялись в простолюдинов, богатые останавливали свой выбор на бедняках... Любовь иногда и юных девушек сводит с ума — почему же не может это случиться с более зрелыми девицами, да еще с такими, у которых выбор уже весьма ограничен...
Матиас решил, что, если мамзель Берта изъявит такое желание, он сразу же согласится. Он думал прежде всего не о будущей жене, а о тех благах, которые жена несла с собой. А их было много. Для молодого подмастерья, не имевшего ни гроша, безмерно много. Зять мастера Вит-тельбаха — уже одно это чего-нибудь да стоит, одно только имя! К тому же и большое доходное дело, прекрасный трехэтажный дом, а на дне сундука с приданым спрятанное под всяким другим добром золото... наверное, его там немало — ослепительно желтого, звонкого счастья! Так будь же счастлив, Мати, не упускай из рук свою удачу, другая едва ли подвернется! Неужели ты не видишь, не слышишь, не чувствуешь, какая волшебная сила таится в богатстве! Мало ли приходилось тебе, униженному и безвестному, грызть сухую корку, а теперь вот сможешь и за господский стол сесть! Мало ли ты потел за верстаком — наконец-то сможешь расхаживать, заложив руки за спину!..
Была в этих планах и своя закорючка: родители Берты, конечно, не так-то легко примирятся с подобным оборотом дела.
Мастер Виттельбах, правда, высоко ценил честного, трезвого, работящего и умелого подмастерья, предсказывал ему блестящую будущность, даже, более того,— казалось, любил его как родного сына. Но все же мастер Виттельбах — это мастер Виттельбах, а Майт Лутс — это Майт Лутс. Если бы даже сам мастер Виттельбах согласился, не согласились бы другие; общество, влиянию которого мастер Виттельбах подчинялся, наверняка воспротивилось бы. А кто же захочет сознательно навлечь на себя общее недовольство?
Но еще большая опасность угрожала со стороны госпожи Виттельбах. С каким презрительным выражением, подняв нос кверху, говорила эта воплощенная бюргерская спесь о всяком, кто был «сословно неполноценен», с каким пренебрежением отзывалась она обо всех низших служащих! Крестьянин для нее был, разумеется, таким существом, на которое и глядеть не стоит. А теперь представьте себе, что мать или отец Мати приедут когда-нибудь в город навестить сына, и супруга сына — родная дочь мадам Виттельбах! — должна принимать у себя этих «лапотников», общаться с ними, разговаривать... разговаривать на «деревенском» языке! Да это было бы прямо театральное представление! Комедия для всего города!.. Майт отлично помнил, с какой физиономией госпожа Виттельбах проходила мимо него и его отца Яка, когда тот, бывая в городе, несколько раз навещал сына. В этих случаях мадам, как видно, больше презирала сына, чем отца, ибо как мог подмастерье господина Виттельбаха вообще даже разговаривать с таким человеком! Мужик остается мужиком, хоть его и записали в горожане,— так, наверное, рассуждала про себя госпожа Виттельбах.
Да, это были серьезные препятствия, и борьба с ними представлялась нелегкой. Но что касается борьбы, то здесь Матиас твердо надеялся на мамзель Берту. Эта девушка имела большое влияние в семье. Она пользовалась властью на равных правах с матерью. Влияние это объяснялось, во-первых, тем, что родители горячо любили дочь,— она ведь у них теперь осталась одна;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92