Ходоки из Ания
Роман
1
ДЕРЕВЕНСКИЙ БАРОН
Майду, ты чей сын?
— Материи.
— А еще чей?
— Отца.
— А еще чей?
— Барона.
Все смеялись, смеялся и Майду1. Они сами научили его так отвечать. Еще в ту пору, когда малыш вместо «барон» говорил «балон». Маленький Майт не понимал, что говорит, но замечал, что слова его их забавляют. А он и сам был не прочь посмеяться и поэтому отвечал именно так, как им хотелось. Каждому, кто бы его ни спросил, Майт заявлял, что он сын барона, и все хохотали до слез и хвалили Майду, называя его бойким мальчиком.
— А где твоя мыза? — затем спрашивал кто-нибудь, и, когда Майт своей грязной ручонкой показывал в сторону курной избы Конна2 Яка, веселье достигало высшей точки.
А выдавалось свободное время — они потешались над мальчуганом и дольше. Тогда Майт слышал слова и замечания еще менее ему понятные, чем то, что он «баронский сын». Он только догадывался, что речь идет о нем, а также о его матери и отце. Плохое о них говорили или хорошее — пятилетний человечек определить не мог. Вернее, он колебался. Что-нибудь особенно злое о Лийзу и Яке люди болтать не могли — они ведь при этом смеялись. И все же по временам в маленькую душу Майта закрадывалась смутная догадка, что не все тут ладно, не все тут благополучно.
1 Майду — имя, производное от Майт.
2 В эстонской деревне каждая крестьянская усадьба имела свое название, которое обычно прибавлялось к имени ее хозяина или арендатора.
Иногда ему не нравилось выражение глаз или рта кого-нибудь из насмешников, иногда что-то в голосе обижало Майта. Иногда непонятное слово задевало его и кололо.
В таких случаях мальчуган стремглав пускался бежать по дороге к своему дому. Его грязные йоги так и мелькали под замаранной посконной рубашонкой. Он тогда бросал и свои слепленные из земли домики возле дождевой лужи, и мосты из щепок, и кораблики из сосновой коры. Лишь у своих ворот он оглядывался, ручонкой утирал нос, стоял задумчивый, серьезный... Л те, батраки и девушки, смотрели ему вслед, посмеиваясь, пока он не скрывался из виду.
Но не всегда маленький Майт удирал. Если люди ему правились, он долго смеялся вместе с ними. А они ему нравились, когда хвалили его.
Один хвалил его красивый «баронский» нос, другой — его большие «господские» глаза, третьи — его бойкие ответы. И они гладили его по рыжеватой «барской головке» и говорили:
— Ничего, Майду, из тебя еще большой человек выйдет! Яблоко от яблони недалеко падает!
И тогда Майду, смеясь, пускался с ними в длинные разговоры. Он в конце концов так привык к вопросу, чей он сын, что уже и не называл отца и мать, а прямо выпаливал: «Барона!»
— А когда же ты к папаше в гости поедешь?
— Когда вырасту большой.
— Что ж ты ему скажешь?
— Скажу «здравствуй» и подам руку.
— А еще что?
— Скажу — отец с матерью кланяться велели. Вокруг улыбаются. Кто-то фыркает.
— А что ты у папаши попросишь?
На это мальчик отвечает не сразу. То ли у пего слишком много желаний, то ли он не вполне понял вопрос.
— Ну, папаша ведь богатый человек, он тебе должен что-нибудь подарить,— подзадоривает его кто-то.— Попроси у него подмызок.
— Нет, Майду попросит мельницу,— отвечает мальчик задумчиво.
— Л еще что?
Майт глядит на свои голые исцарапанные икры.
— И штаны.
Все хохочут. Майду тоже. Какой-то шутник гладит его по голове и говорит наставительно:
— А теперь ступай домой и скажи отцу с матерью, чтобы они отвезли тебя к папаше. Папаша даст тебе мельницу и новые штаны, а в придачу сапоги с высокими голенищами. Ну живо, беги, сынок!
Мальчик стремглав мчится домой. Деревенские парни держатся за животы. Ох, и хотелось же им всем поглядеть, какие лица будут у Яка и Лийзу, когда Майт скажет им: «Отец и мать, везите меня к папаше, он мне подарит мельницу и штаны!»
И вот шутка становится действительностью.
—- Мама, а мама! Где отец?
— Что тебе от него надо?
— Чтоб он запряг лошадь.
— Зачем?
— Майду к папаше поедет.
— К какому папаше?
— К своему папаше, на мызу. Майду ведь баронский сын.
Молодая женщина смотрит на мальчика пустым и тусклым взглядом. Испуга нет в ее глазах, только оторопь, растерянность, беспомощность. Словно туман застилает душу. Мать не знает, что и ответить ребенку,— в этом ее самая большая беда. Она и раньше слышала, как эти «деревенские псы» тявкают на ее сына, знала, что они научили мальчика звать себя баронским сыном. Но мать надеялась, что Майду скоро забудет эту болтовню, а тем пустобрехам в конце концов надоест — они замолчат и отстанут. Но нет. Они продолжают дразнить его, подстрекать. Они не дают ребенку покоя, они гложут его, где ни поймают, то и дело щелкают зубами...
Порыв гнева охватывает молодую женщину, она вскакивает и грозит кулаком в сторону улицы — молча, но так красноречиво...
Майт не понимает этой странной вспышки. Он смотрит на мать, вытаращив глаза, потом спрашивает:
— Так мы поедем сегодня к папаше? Он даст Майду мельницу, штаны и красивые сапоги.
Гнев Лийзу утихает так же внезапно, как и вспыхнул. Она медленно опускается на скамью, ее свежее и еще красивое лицо снова спокойно, равнодушно, почти бессмысленно.
— Не будь дурачком,— говорит она, беря мальчика за руку,— у тебя нет папаши, у тебя есть отец, не барон, а крестьянин. Если еще кто-нибудь спросит, чей ты сын, ты скажи: «Сын Конна Яка». Никогда больше не говори — баронский. Не то отведаешь розог. Слышишь?
На лице у мальчугана уныние — а как же мельница, сапоги и штаны?
— А Матси Прийду, и Сильму Микк, и Уэтоа Мари...— начинает он, плаксиво надувшись, но мать обрывает его:
— Мало ли что они тебе врут, свиньи этакие! В другой раз крикни на них: «Цыц, собаки!» —- и беги домой! Врут они все. Нет никакого папаши, и барона нет! Будешь еще такой вздор молоть — орясиной поколочу! — И мать показывает на кучу хвороста.
Но маленький Майт, в душе которого проснулась страсть к земным благам, на этом не успокаивается. Он идет к отцу.
— Отец, Майду чей сын — баронский?
— А что?
Таким глубокомысленным вопросом лениво отвечает Майту высокий человек, который сейчас, лежа ничком на траве за избой, предается воскресному отдыху. У него лицо в оспинах, большой толстый нос и серые глаза. Рот у него всегда приоткрыт, за толстыми бледными губами видны белые зубы.
Маленький Майт садится подле него на корточки и говорит шепотом, боязливо косясь в сторону лачуги:
— Мать говорит, что Майду не баронский сын, а Матси Прийду, и Сильму Микк, и Уэтоа Мари, и пурика-ский мальчишка — все говорят, что у Майду есть папаша.
— Нашел кого слушать — мало ли на деревне языком треплют!
— А мельница...— запинаясь, лепечет мальчик, и губы его дрожат от волнения.— А мельница и сапоги... и...
— Какая мельница, какие сапоги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Роман
1
ДЕРЕВЕНСКИЙ БАРОН
Майду, ты чей сын?
— Материи.
— А еще чей?
— Отца.
— А еще чей?
— Барона.
Все смеялись, смеялся и Майду1. Они сами научили его так отвечать. Еще в ту пору, когда малыш вместо «барон» говорил «балон». Маленький Майт не понимал, что говорит, но замечал, что слова его их забавляют. А он и сам был не прочь посмеяться и поэтому отвечал именно так, как им хотелось. Каждому, кто бы его ни спросил, Майт заявлял, что он сын барона, и все хохотали до слез и хвалили Майду, называя его бойким мальчиком.
— А где твоя мыза? — затем спрашивал кто-нибудь, и, когда Майт своей грязной ручонкой показывал в сторону курной избы Конна2 Яка, веселье достигало высшей точки.
А выдавалось свободное время — они потешались над мальчуганом и дольше. Тогда Майт слышал слова и замечания еще менее ему понятные, чем то, что он «баронский сын». Он только догадывался, что речь идет о нем, а также о его матери и отце. Плохое о них говорили или хорошее — пятилетний человечек определить не мог. Вернее, он колебался. Что-нибудь особенно злое о Лийзу и Яке люди болтать не могли — они ведь при этом смеялись. И все же по временам в маленькую душу Майта закрадывалась смутная догадка, что не все тут ладно, не все тут благополучно.
1 Майду — имя, производное от Майт.
2 В эстонской деревне каждая крестьянская усадьба имела свое название, которое обычно прибавлялось к имени ее хозяина или арендатора.
Иногда ему не нравилось выражение глаз или рта кого-нибудь из насмешников, иногда что-то в голосе обижало Майта. Иногда непонятное слово задевало его и кололо.
В таких случаях мальчуган стремглав пускался бежать по дороге к своему дому. Его грязные йоги так и мелькали под замаранной посконной рубашонкой. Он тогда бросал и свои слепленные из земли домики возле дождевой лужи, и мосты из щепок, и кораблики из сосновой коры. Лишь у своих ворот он оглядывался, ручонкой утирал нос, стоял задумчивый, серьезный... Л те, батраки и девушки, смотрели ему вслед, посмеиваясь, пока он не скрывался из виду.
Но не всегда маленький Майт удирал. Если люди ему правились, он долго смеялся вместе с ними. А они ему нравились, когда хвалили его.
Один хвалил его красивый «баронский» нос, другой — его большие «господские» глаза, третьи — его бойкие ответы. И они гладили его по рыжеватой «барской головке» и говорили:
— Ничего, Майду, из тебя еще большой человек выйдет! Яблоко от яблони недалеко падает!
И тогда Майду, смеясь, пускался с ними в длинные разговоры. Он в конце концов так привык к вопросу, чей он сын, что уже и не называл отца и мать, а прямо выпаливал: «Барона!»
— А когда же ты к папаше в гости поедешь?
— Когда вырасту большой.
— Что ж ты ему скажешь?
— Скажу «здравствуй» и подам руку.
— А еще что?
— Скажу — отец с матерью кланяться велели. Вокруг улыбаются. Кто-то фыркает.
— А что ты у папаши попросишь?
На это мальчик отвечает не сразу. То ли у пего слишком много желаний, то ли он не вполне понял вопрос.
— Ну, папаша ведь богатый человек, он тебе должен что-нибудь подарить,— подзадоривает его кто-то.— Попроси у него подмызок.
— Нет, Майду попросит мельницу,— отвечает мальчик задумчиво.
— Л еще что?
Майт глядит на свои голые исцарапанные икры.
— И штаны.
Все хохочут. Майду тоже. Какой-то шутник гладит его по голове и говорит наставительно:
— А теперь ступай домой и скажи отцу с матерью, чтобы они отвезли тебя к папаше. Папаша даст тебе мельницу и новые штаны, а в придачу сапоги с высокими голенищами. Ну живо, беги, сынок!
Мальчик стремглав мчится домой. Деревенские парни держатся за животы. Ох, и хотелось же им всем поглядеть, какие лица будут у Яка и Лийзу, когда Майт скажет им: «Отец и мать, везите меня к папаше, он мне подарит мельницу и штаны!»
И вот шутка становится действительностью.
—- Мама, а мама! Где отец?
— Что тебе от него надо?
— Чтоб он запряг лошадь.
— Зачем?
— Майду к папаше поедет.
— К какому папаше?
— К своему папаше, на мызу. Майду ведь баронский сын.
Молодая женщина смотрит на мальчика пустым и тусклым взглядом. Испуга нет в ее глазах, только оторопь, растерянность, беспомощность. Словно туман застилает душу. Мать не знает, что и ответить ребенку,— в этом ее самая большая беда. Она и раньше слышала, как эти «деревенские псы» тявкают на ее сына, знала, что они научили мальчика звать себя баронским сыном. Но мать надеялась, что Майду скоро забудет эту болтовню, а тем пустобрехам в конце концов надоест — они замолчат и отстанут. Но нет. Они продолжают дразнить его, подстрекать. Они не дают ребенку покоя, они гложут его, где ни поймают, то и дело щелкают зубами...
Порыв гнева охватывает молодую женщину, она вскакивает и грозит кулаком в сторону улицы — молча, но так красноречиво...
Майт не понимает этой странной вспышки. Он смотрит на мать, вытаращив глаза, потом спрашивает:
— Так мы поедем сегодня к папаше? Он даст Майду мельницу, штаны и красивые сапоги.
Гнев Лийзу утихает так же внезапно, как и вспыхнул. Она медленно опускается на скамью, ее свежее и еще красивое лицо снова спокойно, равнодушно, почти бессмысленно.
— Не будь дурачком,— говорит она, беря мальчика за руку,— у тебя нет папаши, у тебя есть отец, не барон, а крестьянин. Если еще кто-нибудь спросит, чей ты сын, ты скажи: «Сын Конна Яка». Никогда больше не говори — баронский. Не то отведаешь розог. Слышишь?
На лице у мальчугана уныние — а как же мельница, сапоги и штаны?
— А Матси Прийду, и Сильму Микк, и Уэтоа Мари...— начинает он, плаксиво надувшись, но мать обрывает его:
— Мало ли что они тебе врут, свиньи этакие! В другой раз крикни на них: «Цыц, собаки!» —- и беги домой! Врут они все. Нет никакого папаши, и барона нет! Будешь еще такой вздор молоть — орясиной поколочу! — И мать показывает на кучу хвороста.
Но маленький Майт, в душе которого проснулась страсть к земным благам, на этом не успокаивается. Он идет к отцу.
— Отец, Майду чей сын — баронский?
— А что?
Таким глубокомысленным вопросом лениво отвечает Майту высокий человек, который сейчас, лежа ничком на траве за избой, предается воскресному отдыху. У него лицо в оспинах, большой толстый нос и серые глаза. Рот у него всегда приоткрыт, за толстыми бледными губами видны белые зубы.
Маленький Майт садится подле него на корточки и говорит шепотом, боязливо косясь в сторону лачуги:
— Мать говорит, что Майду не баронский сын, а Матси Прийду, и Сильму Микк, и Уэтоа Мари, и пурика-ский мальчишка — все говорят, что у Майду есть папаша.
— Нашел кого слушать — мало ли на деревне языком треплют!
— А мельница...— запинаясь, лепечет мальчик, и губы его дрожат от волнения.— А мельница и сапоги... и...
— Какая мельница, какие сапоги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92