Вслед за кровавыми событиями в Махтра, через несколько недель, в Таллине разыгралась страшная трагедия, вызвавшая в городе неописуемое волнение и негодование.
9 ИСТОРИЯ ЛЕНЫ ИЗ ЛИЙВЛПАЛУ
Объяснение Берты Виттельбах с родителями,—когда она призналась им, какая змея гложет ее сердце,— произошло в марте 1858 года. Родители заявили, что им необходимо недели две на размышление: признания дочери никак не укладывались у них в голове.
Но вместо двух недель прошло уже два месяца, а родители все еще не объявили своего окончательного решения.
Дело в том, что супруги Виттельбах в хитрости нисколько не уступали влюбленной паре. Они для того только и потребовали себе времени на размышление, чтобы принять против грозившего им «несчастья» все меры, какие только смогли придумать.
Прежде всего они поделились этой зловещей тайной с ближайшими родственниками и призвали их себе на помощь. Был выработан единый стратегический план. Старшая дочь Виттельбах — госпожа Эмилия Штернфельд, ее муж, две пожилые тетки и один весьма почтенный дядюшка должны были попытаться воздействовать на Берту, убедить ее побороть свою «болезненную страсть» и не выставлять себя и всю родню на посмешище целому городу. Но Берта осталась глуха ко всем дружеским советам, увещеваниям и горячим мольбам и непоколебима, как скала. Тогда снова был созван семейный конгресс — чуть ли не четвертый или пятый на протяжении двух месяцев — и решено было испробовать последнее средство, заключавшееся в следующем.
У Берты была в Петербурге замужняя двоюродная сестра. Ее муж был богатый торговец, и они жили на широкую ногу. Быть может, в этом доме, где веселье бьет ключом, где бывает столько гостей, несчастная Берточка каким-нибудь путем найдет себе исцеление, так думали родители и их советчики. Может быть, если подвернется счастливый случай, девушка отдаст свое заблудшее сердечко какому-нибудь столичному молодому человеку своего круга, а если этого и не случится, то она, по крайней мере, будет удалена от своего опасного здешнего «идеала», шумные петербургские удовольствия отвлекут ее мысли, и, возможно, чувство ее охладеет настолько, что она будет больше прислушиваться к предостережениям и наставлениям родных. Столичной родственнице все эти соображения были изложены в секретных письмах; она должна была пригласить Берту к себе погостить и со своей стороны сделать все возможное, чтобы достигнуть нужной цели. Петербургская дама, к счастью, тотчас же согласилась. Она ответила удрученным родителям веселым письмом, в котором обещала даже, что через две недели Берта сможет разослать всем карточки с извещением о своей помолвке, и в них вместо имени Матиаса Лутца будет фигурировать какое-нибудь другое, гораздо более звучное имя.
Берта сначала отказывалась ехать, но потом уступила.
Она прекрасно понимала замысел родителей и всей прочей родни и думала так: поеду, отведаю столичных удовольствий, а потом вернусь, ни капельки не изменив своих намерений,— тогда у родных последняя надежда рухнет и сопротивление их будет сломлено.
И Берта уехала. В конце мая, когда дороги подсохли, барышня вместе с большой компанией попутчиков, среди которых было несколько ее хороших знакомых, предприняла столь долгое и утомительное в те времена путешествие омнибусом в Петербург. Перед отъездом она, разумеется, устроила трогательное прощание с возлюбленным, поклялась ему в верности до гроба и обещала вернуться как можно скорее.
Извещение о» помолвке, правда, получено не было ни через две недели, ни через месяц, но все же письма петербургской родственницы были для супругов Виттельбах довольно утешительными: их дочурке нравилось жить в большом городе, и она уже не отказывалась ни от каких развлечений. Но и Матиас мог быть доволен. Если только вообще жених может верить письмам невесты — верность Берты была нерушима; она писала, что уже давно примчалась бы домой, но добрая, милая родственница ее не отпускает.
Однажды в воскресенье, вскоре после янова дня, наш одинокий жених сидел после обеда в Детском саду у Харью-ских ворот и, попыхивая дешевой сигарой, размышлял о своем настоящем и будущем и об отсутствующей Берте. Вокруг него на песочке и на траве с писком возилась детвора, на скамьях дремали усталые няньки; в пышной листве деревьев, где воробьи устраивали свои веселые концерты, скользил легкий ветерок, мягкий и теплый, точно парное молоко. В церкви Нигулисте звонили колокола: видно, какого-то усталого путника провожали к месту вечного покоя.
Матиас как раз хотел подняться и не спеша отправиться номой, как вдруг до его слуха долетело несколько слов, привлекших его внимание. Неподалеку играли трое детей; к ич няньке подошла какая-то женщина и попросила указав ей дорогу, причем назвала фамилию столярного мастера Виттельбаха. Нянька, пожилая, угрюмая особа, пожала плечами и что-то ответила — по-видимому, что мастера такого не знает или что адреса его указать не может.
Матиас подошел поближе. Он направлялся домой и мог приводить приезжую женщину к мастеру Виттельбаху.
Это была молодая девушка. По одежде ее нельзя было принять за городскую жительницу, но и на крестьянку она не была похожа, а как бы представляла собой нечто среднее между ними. На ней не было ни венца1, ни блузы с пышными рукавами, ни короткой юбки — их заменял синий шелковый платок, длинный серый жакет из домотканой материи и пестренькое ситцевое платье. Обута она была в финские башмаки; судя по толстому слою пыли, их покрывавшему, девушка пришла издалека; о том же говорил и довольно большой узелок, который она держала в руке.
— Вы хотите попасть к столярному мастеру Виттель-баху? — спросил Лутц.
Девушка повернулась к нему. На Матиаса взглянули большие синие глаза, а лицо поразило его своей нежно-розовой свежестью.
— Да, но я не знаю, где он живет,— ответила девушка. На вид ей можно было дать лет восемнадцать.
— Я могу вам показать. Пойдемте со мной.
Девушка помедлила, разглядывая незнакомого господина. Потом посмотрела на няньку, словно спрашивая совета. Матиас невольно улыбнулся: это дитя, как видно, не питало особого доверия к представителям сильного пола.
— Я — подмастерье Виттельбаха и сейчас как раз иду домой,— сказал он.— Если вы не хотите идти вместе со мной, я сейчас вам покажу и объясню, как пройти на улицу Ратаскаэву. Слушайте хорошенько! Вы войдете в эти ворота. Это Харьюские ворота. Потом пойдете по улице Харью все прямо и прямо, пока...
— Лучше я пойду с вами,— вдруг перебила его девушка, и в глазах ее мелькнула искорка смелости.— А то я в конце концов заблужусь. Правда ведь? — добавила она, обращаясь к няньке, и попрощалась с ней кивком головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92