Я тоже не осмелилась о нем заикнуться — (я боялась, что услышу решение, которое оборвет последнюю нить надежды. Барон был со мной приветлив, как ' всегда, и попросил приготовить ему завтрак, сказав, что ему некогда идти завтракать в клуб. Обед он мне велел ^ принести из Акциенклуба домой. Как-то раньше, когда у барона болела голова, обед ему приносил лакей Иентс, 1 поэтому я удивилась, что барон велит мне это сделать. , Но потом Иентс мне сказал, что через час уезжает в де-|ревию: барон отправляет на мызу с рабочими часть мебели и всякую хрупкую утварь и приказал Иеитсу тоже ехать с ними, чтобы в дороге охранять груз. Не то, сказал барон, мужики могут напиться, опрокинуть воз и перебить вещи. Иентс очень досадовал, что ему приходится ехать так далеко.
Я целый день была так занята по хозяйству, что часов до шести вечера не смогла сходить к полицмейстеру. Вернувшись из Акциенклуба с обедом для барона, я увидела, что в кухне сидит какой-то человек. Я его сразу узнала — это был старшина из волости Р., Мате Рютель, преданный и покорный раб барона Ризенталя.
Я спросила старшину, зачем он приехал. Он ответил коротко, что ждет приказаний барона. Каких приказаний? Этого он, мол, не знает.
Меня всю так и обдало жаром. «Не из-за тебя ли этого человека вызвали в город?» — пронеслось у меня в голове.
Дрожащими руками накрыла я па стол и доложила барону, что обед подан. Он сидел в кабинете и что-то писал.
— Господин барон знает, что волостной старшина ожидает на кухне?
— Знаю, знаю. Дашь ему потом стакан водки и чего-нибудь поесть.
— Что ему тут нужно?
— Вот какая ты любопытная! —- улыбнулся барон и добавил таинственно: — Он может мне понадобиться.
Пообедав, барон отдал мне несколько новых распоряжений, из которых я поняла, что он сегодня думает остаться дома. Он велел через час подать ему кофе с ликером, а потом достать из погреба три бутылки шампанского и поставить на лед. Ужинать он тоже собирался дома. Иентс, по его словам, уже купил к ужину закусок, я могу найти все это в кладовой.
Прошла вторая половина дня, а я так и не смогла выйти из дому. Наступил вечер. Старшина Рютель все еще сидел в кухне. Я опять напомнила барону о нем. Барон махнул рукой и сказал — пусть сидит, пусть и ночевать остается, ведь кровать в каморке Иеитса свободна.
После ужина барон велел подать шампанское в ведерке со льдом и принести из шкафа два бокала. Налив оба бокала, ол приказал, чтобы я села рядом с ним,— он хочет со мной поговорить. Я сперва противилась, но потом уступила, чтобы его не сердить; мне пришлось чокнуться с ним и выпить вина. Потом он сказал, что уже решил, как со мной поступить. Расстаться со мной он не может...
— Господин барон все-таки хочет отправить меня в деревню? — вскричала я дрожа. Меня от испуга в жар бросило.
Он с улыбкой поглядел на меня.
— Смотря как мы с тобой сговоримся, милочка. Правда, я твердо решил снова взять тебя в услужение. Но я могу и оставить тебя в городе и дать тебе пожизненное разрешение жить здесь. Но ты должна быть умницей. Сама знаешь, что я под этим подразумеваю.
Я стала умолять его, дрожа и рыдая. Я старалась подбирать самые трогательные слова, пыталась смягчить его сердце, пробудить в нем милосердие и сочувствие. Он выслушал меня молча, но остался непреклонен. Наконец я и в самом деле упала на колени и стала целовать ему руку. Он поднял меня, велел спокойно сесть и послушать, что он мне скажет.
Он говорил со мною весь вечер, до полуночи. Этот жестокий и коварный человек угрожал и просил, льстил и увещевал, предостерегал и запугивал. Он утомлял, оглушал, одурманивал меня потоком слов, так что у меня голова шла кругом. Против его упорства не хватило бы никаких сил человеческих, никакого терпения, никакой воли к сопротивлению. Чего он только не говорил — я не в силах тебе все рассказать...
Начал он с того, что объявил мне: старшина Рютель явился по его приказанию, чтобы отвезти меня в деревню, если ему, барону, не удастся со мной сговориться по-хорошему. Приняты меры к тому, чтобы я не могла второй раз убежать,— все двери на запоре, ключи у него в кармане, на кухне дежурит старшина. Сопротивляться бесполезно — меня ведь могут и связать; кричать тоже не стоит — в доме ни души, а на улице мне завяжут рот. К тому же старшина имеет законное право отвезти меня в деревню как арестованную и, если нужно будет, потребовать для этого помощи полиции.
Потом барон стал говорить о том, какой позор я должна буду вынести, если меня повезут как арестантку и водворят в волость. Там меня ждет тяжелая, грязная крестьянская работа, так как на более легкой он меня не оставит.
Все это, по его словам, он делает неохотно — он совсем не такой злой и жестокий, как я думаю. Но он не может поступить иначе, если я не буду принадлежать ему. Потому что он любит меня. Он не в силах совладать со страстью, пылающей в его сердце. Он поклялся себе завоевать меня, все равно каким путем. Свою невесту он не любит. Он посватался к ней по настоянию родителей, отчасти же ради ее богатства. Будь я из более высокого сословия, он, ни минуты не раздумывая, повел бы меня к алтарю. При этом он говорил мягко и жалобно, просил меня понять, что творится в его душе. Как могу я быть такой холодной, и суровой, и безжалостной? Я же вижу, как он страдает. Любовь его — это болезнь, но исцелиться от нее он не в состоянии, он уже пытался...
Потом начал клясться, давать всякие обещания, утешать. У него, говорил он, уже готово письмо, которым он разрешает мне на всю жизнь остаться вне пределов волости. Он показал мне это письмо, прочел его вслух. Я сейчас же могу стать вольным человеком, стоит мне только захотеть. Он потом никогда больше не будет меня беспокоить. Затем заговорил о подарках. Он, мол, даст мне такое приданое, что я в любом случае смогу выйти замуж. Я ничего не теряю, ровно ничего. Все останется в тайне, все будет как прежде. Неужели я настолько неразумна, что не могу сделать правильный выбор! В деревне меня ждет тяжелая работа, грубая одежда, скудная еда, убогое жилье; город же сулит мне все, чего может требовать образованный человек. Мне, право, стоит немножко обо всем этом подумать...
И я стала думать, Мати. Не было ни малейших сомнений в том, что он хитро заманил меня в ловушку, что я у него в плену, что он может осуществить свои угрозы. Неоткуда было ждать помощи. В деревню я не хотела возвращаться ни свободной, ни арестованной. Деревня меня пугала. Я привыкла к более легкой жизни, чистой работе, полюбила город. Но это все не так важно. Главное — это была моя любовь к тебе, Мати. Мне нестерпимо больно было думать, что я могу совсем потерять тебя из виду. Я не смела связывать с тобой никаких надежд. Я ведь не знала о том, что ты накануне отъезда в деревню окончательно порвал с Бертой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92