Какая пытка для самолюбивого, уважающего себя юноши! Как будто раскаленная игла пронизывала душу Майта всякий раз, когда он слышал свое прозвище, кровь бросалась ему в лицо, на глаза навертывались гневные слезы, руки сжимались в кулаки. Бранные клички были и у других деревенских парней, но у этих прозвищ не было того ядовитого шипа, который так больно впивался в душу, так отравлял Майту его детскую любовь и уважение к родителям, ранил легко уязвимое нравственное чувство, отравлял весь его внутренний мир. Другие могли смеяться над своими кличками. Майт должен был плакать. Прозвища, которые давались другим парням, не оскверняли того, что для ребенка составляет наивысшую ценность,— они не позорили их родителей, а кличка Майта обливала грязью его мать и отца. С какой радостью согласился бы Майт на любое другое прозвище, пусть самое гнусное, только бы не это постыдное слово!
Положение Майта было тем мучительнее, что он имел много врагов. У человека одаренного много противников... Умишки нападают на подлинный ум. Горе тому, у кого кроме светлой головы есть еще и зубы и когти, кто на каждый укус готов огрызнуться, кто, терпя удары и пинки, и сам в долгу не остается. Его со всех сторон теснят и жалят тучи оводов. И Майт не сносил все это безропотно. Он отмахивался, он рубил сплеча, он кусался. Но эта постоянная борьба изнуряла и раздражала его так же, как рой слепней может довести до исступления самое сильное животное.
Но вот перед юношей забрезжила еще одна цель, которая словно таинственной силой манила его уйти из семьи, из этой среды. Он стремился изменить свой жизненный путь. Он не хотел оставаться крестьянином, землепашцем.
У Майта были большие способности и интерес к лепке и резьбе по дереву. Еще в детстве он начал своим простым пастушьим ножом вырезать из дерева и коры крошечные дровни и повозки, кораблики и дома, людей и животных — вещицы, которые своим изяществом и точностью изображения вызывали восторг и зависть других ребятишек. Они пытались подражать ему,— это им не удавалось. У Май га повозки катились, люди и животные были как живые; у других мальчишек из-под лезвия ножа выходили лишь неуклюжие обрубки. Майт научился сравнивать свою и чужую работу, это придавало ему уверенность, побуждало стремиться вперед. Его прирожденная любовь к этому труду росла с каждой новой удачей, окрыляла его.
В течение последнего года он вырезал ветряную мельницу, которая могла считаться своего рода маленьким шедевром. Мельница была в то время самым большим и сложным механизмом, какой мог видеть деревенский парнишка. Она всегда давала пищу мыслям и воображению Майта. И вот он после нескольких более простых работ приступил к выполнению своего замысла — построить голландскую мельницу, которая по внешнему виду и внутреннему устройству ни в чем не уступала бы настоящей. И мысль претворилась в дело. В руках у Майта из-под острия его ножа родилось миниатюрное сооружение, где все было совершенством, начиная от крыльев, валов, жерновов и кончая самым последним колесиком. Были на мельнице Майта и двигающиеся фигурки людей: деревянный мельник протягивал руку к мешку с мукой, деревянный батрак сыпал зерно в воронку. При хорошем ветре мелышца, надетая на шест, работала так, что любо было смотреть, и хотя зерна она не молола, по все же перетирала мелкий лесок в превосходную праздничную пеклеванную муку.
Майт с большой гордостью показывал ребятам свое мастерское творение и берег его как зеницу ока.
Странная тоска запала в душу мальчика после того, как он однажды увидел на мызе, в кабинете у барона, стол и шкаф, украшенные причудливой резьбой. Тут были страшные звери, которых Майт и назвать не мог,— звери с мордами хищников и птичьими крыльями; были здесь сказочные люди с рыбьими телами и змеипыми хвостами. Среди диковинных растений и листьев насмешливо гримасничали какие-то рожи — у одних были рога, у других широко разинутые пасти. И все это было сделано из одного только дерева, и до чего же тонко, до чего чисто! Такой тонкости и чистоты работы Майт еще никогда не достигал — в этом он должен был себе с завистью признаться. И в его душе возникло жгучее желание: вот бы и мне уметь делать такие шкафы и столы!
Он вскоре узнал у мызного плотника, где выполняются такие великолепные работы.
— В городе, а то где ж еще!
— А кто может научить так работать?
— Мастера, конечно.
— И они учат каждого, кто пи пожелает?
— Нет, только тех, кого они взяли себе в ученики. Ученик обучается несколько лет. Когда научится ремеслу, делается подмастерьем.
— Кого же мастера берут в ученики?
— Ну, тех, кто им понравится. Это должны быть, конечно, смышленые, бойкие ребята.
— А туда... туда...— Майт покраснел и запнулся,— туда и деревенских парней берут?
Плотник, взглянув на мальчика, засмеялся.
— Ты что, хотел бы пойти к столяру в ученики? — спросил он.
— Очень хотел бы! —- ответил Майт от всего сердца.
— Да, братец, деревенских парней, может, и берут,— сказал плотник с насмешкой,— да разве такому, как ты, баронскому сынку, пристало идти к мастеру в ученики!
Майт закусил губу, но за словом в карман не полез.
— А разве за плугом да за бороной ходить — это ему больше годится?
— Оно, конечно, правильно,— заметил плотник, поглаживая бороду,— да кто тебя из волости отпустит! Ты же должен за отцовский хутор помещику дни отрабатывать.
— А может, попросить его?
— Попросить-то можно, да разве на это посмотрят! Барину нужны работники. Кто тогда за твоего отца дни отработает?
— Найдется кто-нибудь другой.
— И немецкого ты не знаешь. У мастера каждый мальчонка-ученик должен лопотать по-немецки.
— Этому можно научиться.
Плотник опять рассмеялся. Мысль, что Конна Майт,
деревенский парень, будет учить немецкий язык, показалась старику уж очень забавной. Но когда он глянул на глубоко серьезное, пылающее лицо мальчика, увидел в глазах его и вдохновенный порыв и твердую волю, слова пасмешки застряли в горле у человека, и он только пробормотал не то скептическим, не то одобрительным тоном:
— Ну, попробуй как-нибудь сходить поговорить с барином, когда он будет подобрее. Смотри только нос не обожги!
С этого дня Майтом овладела властная мечта, не оставлявшая его ни днем, пи ночью. Он сознавал, что стоит перед таким начинанием, от которого отступиться уже не может; он колебался только в том, с чего и как начать. Но и тут он вскоре пришел к определенному решению.
Прежде всего — это был его первый шаг — он отправился с просьбой к своему барину. Майт сделал это без ведома отца и матери. Его смекалка подсказала ему, что те либо не поймут его стремлений, сочтут их пустым ребячеством, либо ради собственной выгоды не захотят о них и слышать, ибо какой же арендатор отпустит из дому своего старшего сына, крепкого, смышленого подростка, который уже п па отработки м имение ходит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92