И в своем первом письме ты ничего об этом не говорил. А твое второе письмо пришло слишком поздно, слишком поздно. Именно сознание, что ты для меня потеряй, что мы далеки друг от друга, и заставило меня решиться. О себе я думала так, Мати: «Ты бедная девушка, живешь одна, своим трудом! Ни перед кем ты не в отчете, нет у тебя никаких обязательств, никому ты не обещала беречь свою чистоту и невинность. Тот, для кого ты все это могла бы хранить, ради кого ты была бы готова с ножом в руках защищать свою честь,— тот человек принадлежит другой, он для тебя недосягаем. Он, правда, смотрит на тебя ласково, но его связывают с другой настолько прочные узы, что ты их порвать не в силах. А без него тебе все безразлично. Твой грех не помешает тебе жить вблизи этого человека, хоть изредка его видеть. Твой грех только и позволит тебе это...»
Сопротивление мое ослабевало. А соблазнитель продолжал мучить меня, пока я не стала как полумертвая, принуждал меня пить, пока я не потеряла способность ясно соображать. У меня было такое чувство, будто вся я оцепенела, все во мне угасло и застыло. У меня только хватило еще силы и разума взять у него свою вольную, унести ее и спрятать... и я погибла.
Матиас Лутц поднялся с места. Лицо, смотревшее сейчас на несчастную женщину, было лицом мертвеца. Жизнь теплилась только в глазах; веки стали кроваво-красными. Всякий, кто встретился бы сейчас взглядом с этим человеком, в страхе отпрянул бы. Из глаз его глядел голодный, жаждущий крови хищник, с пеной у рта подстерегающий добычу.
Матиас не произнес пи слова. Он опустился па стул, как бы готовясь снова слушать.
— Он прожил у нас неделю,— продолжала Лена слабым голосом.— Вскоре после его отъезда я получила из полиции официальный вид на жительство, причем письмо барона мне не пришлось никуда предъявлять. Я думаю, это свидетельство и без того должно было вот-вот прийти, барон это знал — но я не знала. Моя жертва оказалась напрасной. Он обманул меня.
Потом пришло твое второе письмо, Мати. Ты признавался мне в своих чувствах, просил моей руки; я узнала, что ты порвал со своей невестой. Разве можно выразить словами, что я тогда переживала! Несколько дней я была как помешанная, у меня мелькала мысль наложить на себя руки... Прошло немало времени, пока я смогла тебе ответить. Ты знаешь, каков был этот ответ. О, если бы ты не требовал ничего большего!
Я твердо решила отвергнуть твое предложение. Я была недостойна даже того, чтобы ты смотрел на меня. Я не могла, не хотела обмануть твое доверие... Тут пришло твое третье письмо. Ты просил меня о встрече. Целый день, целую ночь боролась я с собой — исполнить твою просьбу или отказать? Победило мое страстное желание видеть тебя. Я утешала и подбадривала себя тем, что мое решение непоколебимо. Не знала я, насколько я слаба. Увидев тебя таким грустным, таким подавленным, я не смогла сдержаться, сострадание и эгоизм оказались сильнее рассудка... я забыла о своей вине и совершила новое преступление...
— Почему ты мне во всем не призналась, Лена? — прозвучал суровый голос Матиаса.— Ты должна была мне все сказать перед свадьбой. Я простил бы тебя...
— Сотни раз собиралась я все тебе рассказать, но не могла вымолвить ни слова. Мысль, что ты станешь презирать меня, что никогда больше не будешь мне вполне доверять, что я паду в твоих глазах, что я не смогу без стыда Схмотреть тебе в лицо, эта мысль заставляла меня молчать до самой свадьбы. Я питала почти суеверную надежду, что мой грех останется тайной. Позже, когда я поняла свое положение, мной овладело страшное отчаяние. Не раз подходила я к тебе с твердым намерением открыть свою тайну. Но тщетно. У меня не хватало мужества причинить тебе такую боль, а себя так опозорить. Мое слабоволие стало моим искусителем. «Счастье твое все равно недолговечно,— говорил мне его голос,— к чему же еще сокращать его? Когда муж заметит твой грех, всему наступит конец. Если он захочет тебя простить — тем лучше...» Еще за день до свадьбы я хотела во всем открыться. Уже несколько дней у меня лежало готовое письмо. Оно осталось неотосланным. И за час до ухода в церковь я отчаянно боролась с собой. Но моя решимость рухнула, как только я увидела твои глаза, сияющие счастьем и радостью. Я не могла вонзить тебе нож в сердце...
И до свадьбы и после мне помогал случай и моя хитрость. Брачная ночь миновала, не возбудив у тебя никаких подозрений,— ты много пил в тот вечер. Ты был неопытен, слепо верил мне и ничего не заметил позже. А я, скрывая свою тайну, научилась хитрить, научилась именно для того, чтобы скрывать ее. Я понимала, что настанет когда-нибудь страшный день, когда уже ничего нельзя будет скрыть, но я старалась отдалить его насколько возможно. Стремясь к тому, чтобы у тебя но возникло подозрение, я не пренебрегала никакими средствами. Я сама придумывала и\ или искала па стороне. Отчаяние и страх обостряли мою мысль, и мне удавалось многое, казавшееся невозможным. Я избегала всех, кто с тобой постоянно сталкивался. А недавно, когда я думала, что вот-вот у тебя на все откроются глаза, мне удалось успокоить тебя намеком: я уже знала, как легко заставить тебя поверить, когда речь идет о таких вещах.
И наконец, когда ужасный день был уже совсем близок, я прибегла ко лжи, которую ты сегодня сам раскрыл. Я знала, как опасен этот обман, па какой шаткой почве он построен, но я по-прежнему надеялась на удачу. Я собиралась переслать тебе письмо, которое убедило бы тебя, что я нахожусь в деревне у матери и там заболела. Но, к несчастью, я тотчас же после своего бегства так тяжело захворала, что не смогла выполнить задуманное. Ребенка я хотела скрывать до тех пор, пока мне не удалось бы с помощью акушерки отдать его чужим людям. Ты мне был дороже моего ребенка. Сама я думала после выздоровления вернуться к тебе и удвоенной любовью хоть сколько-нибудь загладить свою вину. Бог судил иначе и послал предателя, который разрушил мои надежды.
Но я постоянно думала о том, что развязка может быть и несчастливой. Я твердо решила, что в таком случае беспрекословно верну тебе свободу. Я была с тобой счастлива, и, кроме г> того мимолетного счастья, я иного не хотела. Но ты... ты мог меня забыть и найти другое, лучшее счастье. Тебе ведь легко было забыть обо мне — я тебя так подло обманула. Я и сейчас повторяю: если хочешь, я сейчас же уйду с ребенком из твоего дома. Я думаю, у тебя другого желания и нет. Нам дадут развод без всяких препятствий, когда я признаю свою вину. Об одном только прошу: прости, Мати, что я тебя обманула, не презирай меня, не считай мою вину тяжкой, помни, что погибла я не из-за легкомыслия. Я все выстрадаю, я приму безропотно любую кару, только твое презрение мне было бы безмерно горько унести с собой из этого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Сопротивление мое ослабевало. А соблазнитель продолжал мучить меня, пока я не стала как полумертвая, принуждал меня пить, пока я не потеряла способность ясно соображать. У меня было такое чувство, будто вся я оцепенела, все во мне угасло и застыло. У меня только хватило еще силы и разума взять у него свою вольную, унести ее и спрятать... и я погибла.
Матиас Лутц поднялся с места. Лицо, смотревшее сейчас на несчастную женщину, было лицом мертвеца. Жизнь теплилась только в глазах; веки стали кроваво-красными. Всякий, кто встретился бы сейчас взглядом с этим человеком, в страхе отпрянул бы. Из глаз его глядел голодный, жаждущий крови хищник, с пеной у рта подстерегающий добычу.
Матиас не произнес пи слова. Он опустился па стул, как бы готовясь снова слушать.
— Он прожил у нас неделю,— продолжала Лена слабым голосом.— Вскоре после его отъезда я получила из полиции официальный вид на жительство, причем письмо барона мне не пришлось никуда предъявлять. Я думаю, это свидетельство и без того должно было вот-вот прийти, барон это знал — но я не знала. Моя жертва оказалась напрасной. Он обманул меня.
Потом пришло твое второе письмо, Мати. Ты признавался мне в своих чувствах, просил моей руки; я узнала, что ты порвал со своей невестой. Разве можно выразить словами, что я тогда переживала! Несколько дней я была как помешанная, у меня мелькала мысль наложить на себя руки... Прошло немало времени, пока я смогла тебе ответить. Ты знаешь, каков был этот ответ. О, если бы ты не требовал ничего большего!
Я твердо решила отвергнуть твое предложение. Я была недостойна даже того, чтобы ты смотрел на меня. Я не могла, не хотела обмануть твое доверие... Тут пришло твое третье письмо. Ты просил меня о встрече. Целый день, целую ночь боролась я с собой — исполнить твою просьбу или отказать? Победило мое страстное желание видеть тебя. Я утешала и подбадривала себя тем, что мое решение непоколебимо. Не знала я, насколько я слаба. Увидев тебя таким грустным, таким подавленным, я не смогла сдержаться, сострадание и эгоизм оказались сильнее рассудка... я забыла о своей вине и совершила новое преступление...
— Почему ты мне во всем не призналась, Лена? — прозвучал суровый голос Матиаса.— Ты должна была мне все сказать перед свадьбой. Я простил бы тебя...
— Сотни раз собиралась я все тебе рассказать, но не могла вымолвить ни слова. Мысль, что ты станешь презирать меня, что никогда больше не будешь мне вполне доверять, что я паду в твоих глазах, что я не смогу без стыда Схмотреть тебе в лицо, эта мысль заставляла меня молчать до самой свадьбы. Я питала почти суеверную надежду, что мой грех останется тайной. Позже, когда я поняла свое положение, мной овладело страшное отчаяние. Не раз подходила я к тебе с твердым намерением открыть свою тайну. Но тщетно. У меня не хватало мужества причинить тебе такую боль, а себя так опозорить. Мое слабоволие стало моим искусителем. «Счастье твое все равно недолговечно,— говорил мне его голос,— к чему же еще сокращать его? Когда муж заметит твой грех, всему наступит конец. Если он захочет тебя простить — тем лучше...» Еще за день до свадьбы я хотела во всем открыться. Уже несколько дней у меня лежало готовое письмо. Оно осталось неотосланным. И за час до ухода в церковь я отчаянно боролась с собой. Но моя решимость рухнула, как только я увидела твои глаза, сияющие счастьем и радостью. Я не могла вонзить тебе нож в сердце...
И до свадьбы и после мне помогал случай и моя хитрость. Брачная ночь миновала, не возбудив у тебя никаких подозрений,— ты много пил в тот вечер. Ты был неопытен, слепо верил мне и ничего не заметил позже. А я, скрывая свою тайну, научилась хитрить, научилась именно для того, чтобы скрывать ее. Я понимала, что настанет когда-нибудь страшный день, когда уже ничего нельзя будет скрыть, но я старалась отдалить его насколько возможно. Стремясь к тому, чтобы у тебя но возникло подозрение, я не пренебрегала никакими средствами. Я сама придумывала и\ или искала па стороне. Отчаяние и страх обостряли мою мысль, и мне удавалось многое, казавшееся невозможным. Я избегала всех, кто с тобой постоянно сталкивался. А недавно, когда я думала, что вот-вот у тебя на все откроются глаза, мне удалось успокоить тебя намеком: я уже знала, как легко заставить тебя поверить, когда речь идет о таких вещах.
И наконец, когда ужасный день был уже совсем близок, я прибегла ко лжи, которую ты сегодня сам раскрыл. Я знала, как опасен этот обман, па какой шаткой почве он построен, но я по-прежнему надеялась на удачу. Я собиралась переслать тебе письмо, которое убедило бы тебя, что я нахожусь в деревне у матери и там заболела. Но, к несчастью, я тотчас же после своего бегства так тяжело захворала, что не смогла выполнить задуманное. Ребенка я хотела скрывать до тех пор, пока мне не удалось бы с помощью акушерки отдать его чужим людям. Ты мне был дороже моего ребенка. Сама я думала после выздоровления вернуться к тебе и удвоенной любовью хоть сколько-нибудь загладить свою вину. Бог судил иначе и послал предателя, который разрушил мои надежды.
Но я постоянно думала о том, что развязка может быть и несчастливой. Я твердо решила, что в таком случае беспрекословно верну тебе свободу. Я была с тобой счастлива, и, кроме г> того мимолетного счастья, я иного не хотела. Но ты... ты мог меня забыть и найти другое, лучшее счастье. Тебе ведь легко было забыть обо мне — я тебя так подло обманула. Я и сейчас повторяю: если хочешь, я сейчас же уйду с ребенком из твоего дома. Я думаю, у тебя другого желания и нет. Нам дадут развод без всяких препятствий, когда я признаю свою вину. Об одном только прошу: прости, Мати, что я тебя обманула, не презирай меня, не считай мою вину тяжкой, помни, что погибла я не из-за легкомыслия. Я все выстрадаю, я приму безропотно любую кару, только твое презрение мне было бы безмерно горько унести с собой из этого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92