— Вы что такое затеяли?! — Кубьяс невольно прервал свою перебранку с Пеэтером и кинулся рысцою за женщинами.
— Что затеяли?! Даже скотина повертывается спиной к ветру, и мы делаем то же самое,— ответила кипуская Мари, прошмыгнув мимо кубьяса, который хотел силой загородить ей дорогу. С двумя-тремя батрачками он и сегодня справился бы, но их было с два десятка, к тому же ветер обрушил на поле новый шквал дождя с градом, который только пришпорил решимость и отвагу женщин, а слова Сийма развеял, как дым по полю. Так Сийм, вероятно впервые в жизни, должен был уступить воле батраков. Набив рот злобными ругательствами, приближался он к женщинам, которые уже успели пройти все поле и теперь сгибались над новыми бороздами, идя с подветренной стороны. Он честил женщин и так и этак, но вернуть их не посмел — это действительно было бы непозволительной тратой времени. Победа батрачек на этот раз была почти полной, даже примерная Рити в конце концов перебралась к ним. Что ей оставалось одной делать со своим образцовым старанием в полуверсте ото всех, если и возчики картофеля — Пеэтер, талистереский Кусти, молодой, лет семнадцати, парень, и старый, седой, но все же подвижной лийгаласкмаский Таави — погнали своих лошадей туда, где работали все?
Сийм долго оделял женщин руганью, но так как они особенно не перечили ему, а молча радовались своей победе, пришлось кубьясу примириться и замолчать. В душе же он прямо-таки кипел от злости. Подумать только — они, паршивые бабы, вздумали быть умнее юугуского Сийма, потомственного кубьяса, отец и дед которого преданно служили в этой должности барону! В другой раз он не допустит такого дела, пусть хоть горящая смола падает с неба... пусть они даже и наверстывают с попутным ветром затраченные на переход минуты. Уж он настоит на своем!
Сийм ходил за женщинами по пятам и ковырял палкой землю. Он был настолько полон злобы, что, выковыривая пропущенную кем-нибудь картофелину, молча относил ее в корзину и лишь многозначительно откашливался, чтобы каждый слышал и видел, как он ловит этих нерадивых тварей на месте преступления. Все это он запомнит и вечером доложит барину (Ренненкампф прогнал управляющего и сам теперь распоряжался всем), а уж тот прикажет удержать убыток с лодырей. «Батрак отвечает всем своим имуществом за то, чтобы поле было хорошо убрано и чтобы от его нерадения или противодействия мыза не потерпела ущерба» — так слово в слово гласит договор, заключенный между барином и батраками. А Юхану он пошлет вечером с Рити наказ, чтобы тот не посылал больше на мызу всяких городских подстрекателей... хотя, правду сказать, и завтра нужен был сильный мужчина для переноски мешков с картофелем. Нельзя сказать, чтобы Пеэтер не работал — весь род, выходцы их Рейнуыуэ, работяги,— но что толку от коровы, которая доится и тут же опрокидывает ногой полный подойник! Мызе и мызным слугам в течение нескольких поколений одно беспокойство с ними, и, видать, на этом дело не кончилось. И время нынче такое — срам даже слушать, какие дела на свете творятся: где красный петух гуляет по мызной крыше, где пастора запихивают в мешок, где бунтуют мызные батраки. Слава богу, в здешних краях пока было тихо... А это непослушание разве не пахнет уже началом бунта? Что же, мол, кубьяс смотрит, будто у него и рук нет? Сегодня Пеэтер Тиху сказал это ему, Сийму, а завтра, глядишь, выпалит самому господину барону: отчего, мол, барин не распутает вожжи с колесной ступицы? Ну, нет, барону он так не посмеет сказать, но... но что этому Пеэтеру вообще здесь надо?.. Утром барин и без того сердился, зачем старшина и писарь созвали в волостное правление мужиков, приказ барина о том, чтобы каждый двор прислал по человеку в помощь господину землемеру, можно было письменно объявить по дворам. Не вмешалась ли как-нибудь в это дело рука залетевшего вдруг из города молодого стервятника? Благодарение господу, что большая часть молодых сааремаасцев еще разбросана по свету, но, если они к осени вернутся, а времена к той поре не изменятся, доведется и их барину заручиться ротой казаков для защиты мызы, как сделал барон Икскюль в имении Вигала...
Так размышлял о мировых делах юугуский Сийм, кубьяс и лесник Рууснаской мызы, отец и дед которого тоже были кубьясами, чей сын должен был стать кубьясом, чья дочь была замужем в городе за булочником. Место семьи Юугу в церкви на второй скамье, сразу же за господскими стульями. Деревенский люд всегда должен
смотреть на него со страхом и уважением. А тут на тебе: «Что же кубьяс смотрит, будто у него и рук нет»!
Юугу все ковырял и ковырял палкой землю то здесь, то там, находил по картофелине. Известное дело, раннавяльяская Алма, разумеется, пуская Мари, конечно, лайакивиская Тийна. Одна — ребенок, другая — немощная, третья — молодая, неопытная, четвертая — стара и слаба, пятая — просто лентяйка и нерадивый работник. Ругая их, Сийм вдруг наткнулся на явно нетронутый куст картофеля.
— Когда же раннавяльяская Алма думает унести с мызного поля себе на приданое эту картошку?— Сийм ругался лишь тогда, когда чувствовал, что почва колеблется под ногами, а будучи хозяином положения, он тихонько, в нос, цедил ядовитые и нередко замысловатые слова.
— Это не моя борозда,— защищалась Алма, выпрямляясь и поворачиваясь к кубьясу.
— И не моя борозда,— насмехался кубьяс.
— Это Ритина борозда, ее картошка,— сказала пуская Мари.
Услышав такое, выпрямились и все другие женщины, чтобы посмотреть на чудо.
— Моя! Ах ты, последняя тварь! — огрызнулась Рити, обычно старавшаяся и в разговоре соблюсти подобающее ей приличие.
— Хоть убей, твоя! Уж что твое — то твое! Видишь, вот мои борозды, там — Алмины, палка кубьяса как раз торчит между двумя твоими бороздами,— объясняла Мари.
Правда, теперь все, не исключая и Рити, должны были убедиться в том, что нетронутый картофельный куст кубьяс нашел между бороздами Рити. Злорадный смех, вначале сдержанный, потом громкий, неуемный, раскатился по полю. Рити, которую кубьяс всегда ставил в пример другим, вспыхнула, как сухой куст можжевельника, и поскакала к Мари с высоко поднятой над головой мотыгой.
— Ах ты, последняя! Нарочно зарываешь картошку на моей борозде, нагребаешь кучу, чтобы кубьяс наткнулся! Не слыхала я, что ли, как вы недавно здесь с Лийзу языки чесали!
— Есть у меня время твою... картошку зарывать! Несешься впереди всех в погоне за похвалой — хвост трубой, этак половина картошки в земле остается!— не сдавалась Мари. Она одним духом при всех выпалила бы много всякой всячины в адрес Рити, если бы ее внимание вдруг не привлекла толпа мужчин, показавшаяся за каменной оградой. Они шли по дороге парка и, казалось, направлялись прямо в мызу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113