— Кто у вас тут деньгами заведует? Чуть не забыла, погилаская Анн тоже дала два рубля,— сказала Лийзу, доставая деньги из маленького с защелкой кошелька.
— Отдай Пеэтеру или капитану, во время рейса и команда, и корабль, и все имущество на ответственности капитана,— посоветовал волостной писарь.
— Капитану? Как капитану?! — поразилась Лийзу, глядя на Рооста, который прислонился к борту и молча сердито глядел на море.
— У нас новый капитан! Танеля капитаном назвали,— пояснил Саар.
— Ну, тогда другое дело!— сказала Лийзу, протягивая деньги Танелю.
— А кто же штурманом будет?— спросил Матис, оглядываясь.
— Михкель построил корабль, писку-роотсиский Лаэс много лет плавал по морю. А все мы разве первый раз в море? Справимся. Ты, Михкель, возьми на себя вторую вахту, ты знаешь каждую доску, каждый шпангоут в корабле,— сказ.
— Рано вам еще делить пирог и должности! Видишь, шлюпка капитана Тиху идет от Весилоо,— проклокотал Роост и поднес бинокль к глазам.
— Некогда нам с тобой и с ним канителиться. Пока он доедет сюда, «Каугатома» уже снимется с якоря! Ты, Симму, очисть-ка капитанскую каюту. Запихай его вещи в мешок, видно, ему самому с этим не справиться!— приказал Танель.
— Ну, толстопузый, пошли собирать твое барахло! — сказал Симму и поспешил выполнять приказ.
Капитан Роост посмотрел вслед Симму, затем снова поднял бинокль и уставился в сторону Весилоо, откуда и в самом деле приближалась большая шлюпка капитана Тиху. Но она была еще далеко, пройдет не меньше часа, пока она доплывет сюда, к тому времени эти люди действительно успеют поднять паруса «Каугатомы» и уйти. Вот уже и брашпиль в порядке, и паруса принесены из парусной каюты, часть мужиков уже на реях. Ветер попутный, так что если они и не успеют поставить все паруса, достаточно будет кливеров и пары парусов побольше, чтобы выйти из залива, а уже потом они смогут добавлять паруса.
Танель, его бывший штурман, видимо, ярый бунтовщик. Кто бы мог предположить такое про этого тихого, неприметного мужичка, у которого только и было забот и мыслей, что о своей стае ребят! Но все же свое дело он знал хорошо... Да, капитан Тиху не поспеет сюда. А если бы и успел, что это изменит?.. «Видно, больше ничего не остается делать... как и впрямь пойти укладывать свои вещи»,— подумал капитан Роост.
— Якорь вира!— приказал капитан Танель.
— Якорь вира!— повторили писку-роотсиский Лаэс, абулаский Андрее, лагувереский Юхан и кокиский Длинный Биллем, и каждый из них взялся за одну из рукояток брашпиля. Сильный береговой ветер нажимал на корпус корабля, гудел в мачтах и вантах. Брашпиль скрипел, но не хотел двигаться, хотя мужики, напрягая икры, всей тяжестью налегли на его рукоятки. Лийзу и Матис поспешили на помощь, к ним присоединились Антон Саар и Пеэтер, который волочил за собой к фок-мачте стаксель. И все же якорная цепь медленно, дюйм за дюймом, наматывалась на лебедку.
— Без песни не пойдет! — воскликнул писку-роотсиский Лаэс и запел:
Как из Руусна, Тагаранна Собрались на сход мы рано. «Все на бой за землю, братья! Мызным палачам — проклятье!» Взвейся, парус, чтоб унес Ветер нас от моря слез, Где барон и поп лютуют, А мужик весь век бедует.
Теперь цепь уже легче бежала на брашпиль. Якорь мог вскоре подняться со дна, здесь было не глубоко. Поэтому Танель приказал:
— Пеэтер, отнеси стаксель на место. Все, кто возвращается на землю, собирайтесь!
Писарь, Матис и Лийзу еще раз наспех пожали руку Танеля и поспешили в лодки: Матис и Лийзу — в свою, писарь — в лодку Михкеля из Ванаыуэ, куда кок спустил также мешки и чемоданы капитана Рооста.
— Вот сатана, сколько вещей натащил в каюту!— ругался Симму.— Наш брат гни хоть все лето спину, а к осени хорошо, если новый костюм наденешь, а у него все мешки полны добра!
Капитан Роост на борту попробовал еще раз важно с клокотаньем прокашляться, но на него уже никто не обращал внимания, и он, пятясь, спустился в лодку, где и притих с тупым безразличием посреди своих мешков и чемоданов. Волостной писарь Антон Саар, сын памма- наского рыбака, мог один справиться с парусной лодкой и не стал утруждать себя разговором с Роостом.
— Поднять кливер и топсели! — послышалась команда Танеля с палубы «Каугатомы».
— Поднять кливер и топсели!— повторили команду мужики, и их голоса потонули в песне тех, кто все еще крутил брашпиль.
Не отвадит сила злая От вскормившего нас края. Час придет, наступит срок — И вернется паренек.
Якорь показался из воды, сильный ветер наполнил паруса. Судно медленно повернулось. И, поднимая все новые и новые паруса на всех трех мачтах, «Каугатома» взяла курс в открытое море.
Обе лодки повернули к земле, и расстояние между ними и «Каугатомой» увеличивалось теперь с удвоенной скоростью. Шлюпка Тыниса Тиху была, наверно, еще только у Кякисильма, когда в наступивших сумерках люди на «Каугатоме», казалось, слились с поручнями.
Вдруг Матис увидел за лесами взметнувшийся высоко к небу язык пламени.
— Что это такое?— воскликнула Лийзу.
Сверяясь с наземными ориентирами и с миганием маяка, Матис определил приблизительное место пожара: не было никаких сомнений, что пламя поднималось в черное,
как сажа, вечернее небо над мызой Руусна.
В эту пору слепой Каарли стоял не дальше ста саженей от пылающего здания мызы. Еще в церкви он отбился от Рити, которая устремилась было спасать пастора Гиргенсона, и кое-как ощупью выбрался из толпы. Потом он угодил в компанию ватласких парней, те завели его в корчму и пристали к нему, упрашивая сочинить песню про то, как упрятали Гиргенсона в мешок. Рити явилась за мужем в корчму, но парни спрятали его в комнате корчмаря и сделали вид, будто никогда в жизни даже не встречались с слепым песельником. Рити — хоть она и не верила им — все же пришлось уйти ни с чем, но из песни Каарли на сей раз ничего не вышло. Он до утра проспал на скамейке в корчме. День Каарли провел в беседах и пересудах; но вечером, когда с крепкими словами прошел мимо корчмы Кусти со своей ватагой, он увлек за собой и весь народ оттуда. Йоосеп, увидев бредущего за толпой Каарли, взял его под свою опеку. Мужики, распалившись, шагали быстро,
и без помощи своего поводыря Каарли не поспел бы за ними. А Каарли обязательно хотелось шагать вместе со всеми, потому что мужики пели новую, привезенную из Таллина песню:
Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный — И в смертный бой вести готов!
Теперь Каарли стоял с наветренной стороны, около барских конюшен, где его оставил Йоосеп. Он представлял себе объятый пламенем господский дом мызы только по рассказам других; эта постройка была возведена при прежнем помещике Липгарте уже после возвращения ослепшего Каарли с войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113