Теперь же пароходы и ходят быстро, и берут тяжелый груз — оба эти требования уже с самого начала должен нынче иметь в виду каждый корабельный мастер. Да разве только это? Весь корабль, его будущая неподатливость штормам, его гордый полет под полными парусами при бейдевинде должны зародиться и жить в этой в локоть
длинной модели, как могучий дуб в желудке. Как из можжевеловой ягоды никто еще не вырастил яблока, так и по скверной модели никто не построил хорошего морского судна.
И вот здесь, в низенькой комнате бобыльской хаты Ванаэ, под вой осеннего шторма, под шум моря и стук ткацкого станка Эпп мастер острым финским ножом вырезал стройные, прекрасные формы ясеневой модели корабля рыбаков Каугатома.
Лишь после того, как финский нож был отложен в сторону и наждачная бумага придала модели последний лоск, так что ею нельзя было не залюбоваться, мастер снова стал различать день и ночь и замечать окружающее. Он вспомнил приказание юугуского Сийма: залатать в эту зиму за счет барщинных дней паруса большого господского шлюпа. Михкель поручил Эпп принести из мызы паруса, но в течение всей зимы так и не нашел времени заняться ими. В конце концов самой Эпп пришлось латать паруса, хотя это была скорее мужская, нежели женская работа.
В последнее перед рождеством воскресенье в здании волостного правления созвали первое большое собрание нового судового товарищества (по слухам, в нем должен был принять участие и волостной писарь). Михкель торопился перенести к этому дню горизонтали модели на бумагу и вычертить шпангоуты, чтобы люди смогли составить ясное представление о будущем корабле. В субботу вечером он одолел и эту задачу, попарился в бане и, вернувшись оттуда, уселся, попыхивая трубкой и любуясь своей работой.
— Глазеешь, глазеешь все на него,— заговорила Эпп,— пока не сглазишь и злых духов не накличешь.
Михкель посмотрел сквозь табачный дым на старуху и усмехнулся. Тридцать лет прожили.они с Эпп, а ей все еще хочется сохранить за собой первое место в его сердце, никак не соглашается она терпеть других идолов рядом с собой. Но в общем она неплохая жена — ни один корабль не остался у него недостроенным из-за Эпп. В прежние времена — случалось, годами — Эпп в одиночку терпеливо растила детей и несла на своих плечах все домашние заботы. И никогда про нее не слыхать было худого слова, разве что в свое время она слишком уж зачастила в церковь и в молельню к баптистам. Но разве есть на свете люди совсем без недостатков? Каждому положена на всю жизнь его собственная шкура, поди попробуй выпрыгни из нее! Правда, Эпп, может быть, не всегда могла делить с ним
радости его удач, зато уж в дни неудач и горестей она всегда верно стояла с ним рядышком.
— Нечего смеяться,— корила его Эпп, ставя на стол чашку с кашей,— даже старая Ану из Кюласоо, говорят, предупреждала: «Стройте, стройте, только смотрите, чтоб котерман в корабль не забрался».
— Нет, на моих-то глазах котерману в модель не влезть. Если я кого и поселю в ней, то скорее духа, оберегающего корабль!— сказал серьезно Михкель, хотя он не верил ни в злых, ни в добрых духов. «Скупой судовладелец, глупый мастер и нерадивый капитан — вот они, корабельные котерманы!— любил говаривать Михкель.— А добрый дух корабля — это хорошая работа, она другой раз назло всем котерманам не дает погибнуть кораблю».
Первое большое собрание новой корабельной компании затянулось. Волостной писарь Антон Саар, уроженец Паммана, а значит, человек, знакомый с местными условиями, говорил, как важно здешним беднякам и людям со средним достатком обзавестись своим кораблем. Ведь это они до сих пор строили корабли для других; они плавали матросами, штурманами и даже капитанами (он, конечно, подразумевал сидевшего на передней скамье Тыниса Тиху), и они же всю жизнь зарабатывали деньги богатым судовладельцам. Пришла пора позаботиться и о себе, и о своих кораблях.
Затем школьный учитель деревни Ватла, Юри Пий- гард, долговязый, костлявый мужчина, прирабатывавший в летнее время на корабельных строительных работах, чтобы прокормить семерых детей, зачитал устав судового товарищества. Устав был составлен самим учителем, волостным писарем и, как сказал Пийгард, «некоторыми другими лицами». («Странно, почему он не назвал капитана»,— подумал Михкель.) Один пункт устава как будто особенно отличался от порядков, заведенных в судовых компаниях богачей. Общее собрание, согласно уставу, было, конечно, и здесь и там «царем и богом»; но если, к примеру, в хольмановской компании голоса считали по размеру внесенного пая — и один только старый Хольман имел больше половины голосов, а значит, был для прочей мелкой сошки не только царем, но и папой римским,— то в новом товариществе каждый пайщик, много ли он внес денег или мало, имел только один голос. Устав все же определял минимальную сумму взноса, дававшего право быть правомочным членом компании: или выложи на стол пятьдесят рублей, то есть сумму годовой аренды со здешнего среднего хутора, или потрудись четыреста часов со знанием дела со своими инструментами и харчами на постройке корабля. Уплати хоть сто рублей или проработай восемьсот вместо четырехсот часов, второго голоса на общем собрании все равно не получишь, но больший взнос или большее количество проработанных часов дадут право получать большую долю от чистой прибыли судна.
— С этим пунктом загоните котермана в корабль раньше, чем успеете поставить киль,— сказал Якоб, владелец усадьбы из деревни Веэдри; около десяти лет он служил амбарщиком у веедриского барона, а потом выкупил арендованную землю в собственность.
— Какого котермана?— спросил Юри Пийгард. Разъясняя устав, он был настолько занят своими мыслями, что не сразу взял в толк реплику Якоба.
— Корабль строится не одними руками, в него уйдет уйма денег. Этим пунктом устава вы отпугнете людей, которые скопили кое-что про запас,— сказал Якоб.
Теперь вмешался волостной писарь Саар, который вел собрание, высокий, худощавый молодой человек со светлыми, гладко зачесанными волосами и острым, орлиным носом.
Саар работал волостным писарем, но, по слухам, готовился к экзамену на аттестат зрелости, намереваясь поступить в университет и стать адвокатом. Народ доверял ему уже потому, что он был сыном старого Андруса Саара — памманаского школьного учителя, а умением составлять хорошие прошения Саар снискал себе еще большее уважение.
— Как думает хозяин Якоб Таальдер и, может быть, еще некоторые,— сказал, вставая, Саар,— мы будто бы отпугиваем от нашего судового товарищества людей более зажиточных тем, что даем равные голоса всем пайщикам, независимо от толщины мошны. Но было бы хуже отпугнуть от нашего дела рабочие руки бедняков, как это уже случилось в свое время с известной таллинской судовой компанией «Линда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
длинной модели, как могучий дуб в желудке. Как из можжевеловой ягоды никто еще не вырастил яблока, так и по скверной модели никто не построил хорошего морского судна.
И вот здесь, в низенькой комнате бобыльской хаты Ванаэ, под вой осеннего шторма, под шум моря и стук ткацкого станка Эпп мастер острым финским ножом вырезал стройные, прекрасные формы ясеневой модели корабля рыбаков Каугатома.
Лишь после того, как финский нож был отложен в сторону и наждачная бумага придала модели последний лоск, так что ею нельзя было не залюбоваться, мастер снова стал различать день и ночь и замечать окружающее. Он вспомнил приказание юугуского Сийма: залатать в эту зиму за счет барщинных дней паруса большого господского шлюпа. Михкель поручил Эпп принести из мызы паруса, но в течение всей зимы так и не нашел времени заняться ими. В конце концов самой Эпп пришлось латать паруса, хотя это была скорее мужская, нежели женская работа.
В последнее перед рождеством воскресенье в здании волостного правления созвали первое большое собрание нового судового товарищества (по слухам, в нем должен был принять участие и волостной писарь). Михкель торопился перенести к этому дню горизонтали модели на бумагу и вычертить шпангоуты, чтобы люди смогли составить ясное представление о будущем корабле. В субботу вечером он одолел и эту задачу, попарился в бане и, вернувшись оттуда, уселся, попыхивая трубкой и любуясь своей работой.
— Глазеешь, глазеешь все на него,— заговорила Эпп,— пока не сглазишь и злых духов не накличешь.
Михкель посмотрел сквозь табачный дым на старуху и усмехнулся. Тридцать лет прожили.они с Эпп, а ей все еще хочется сохранить за собой первое место в его сердце, никак не соглашается она терпеть других идолов рядом с собой. Но в общем она неплохая жена — ни один корабль не остался у него недостроенным из-за Эпп. В прежние времена — случалось, годами — Эпп в одиночку терпеливо растила детей и несла на своих плечах все домашние заботы. И никогда про нее не слыхать было худого слова, разве что в свое время она слишком уж зачастила в церковь и в молельню к баптистам. Но разве есть на свете люди совсем без недостатков? Каждому положена на всю жизнь его собственная шкура, поди попробуй выпрыгни из нее! Правда, Эпп, может быть, не всегда могла делить с ним
радости его удач, зато уж в дни неудач и горестей она всегда верно стояла с ним рядышком.
— Нечего смеяться,— корила его Эпп, ставя на стол чашку с кашей,— даже старая Ану из Кюласоо, говорят, предупреждала: «Стройте, стройте, только смотрите, чтоб котерман в корабль не забрался».
— Нет, на моих-то глазах котерману в модель не влезть. Если я кого и поселю в ней, то скорее духа, оберегающего корабль!— сказал серьезно Михкель, хотя он не верил ни в злых, ни в добрых духов. «Скупой судовладелец, глупый мастер и нерадивый капитан — вот они, корабельные котерманы!— любил говаривать Михкель.— А добрый дух корабля — это хорошая работа, она другой раз назло всем котерманам не дает погибнуть кораблю».
Первое большое собрание новой корабельной компании затянулось. Волостной писарь Антон Саар, уроженец Паммана, а значит, человек, знакомый с местными условиями, говорил, как важно здешним беднякам и людям со средним достатком обзавестись своим кораблем. Ведь это они до сих пор строили корабли для других; они плавали матросами, штурманами и даже капитанами (он, конечно, подразумевал сидевшего на передней скамье Тыниса Тиху), и они же всю жизнь зарабатывали деньги богатым судовладельцам. Пришла пора позаботиться и о себе, и о своих кораблях.
Затем школьный учитель деревни Ватла, Юри Пий- гард, долговязый, костлявый мужчина, прирабатывавший в летнее время на корабельных строительных работах, чтобы прокормить семерых детей, зачитал устав судового товарищества. Устав был составлен самим учителем, волостным писарем и, как сказал Пийгард, «некоторыми другими лицами». («Странно, почему он не назвал капитана»,— подумал Михкель.) Один пункт устава как будто особенно отличался от порядков, заведенных в судовых компаниях богачей. Общее собрание, согласно уставу, было, конечно, и здесь и там «царем и богом»; но если, к примеру, в хольмановской компании голоса считали по размеру внесенного пая — и один только старый Хольман имел больше половины голосов, а значит, был для прочей мелкой сошки не только царем, но и папой римским,— то в новом товариществе каждый пайщик, много ли он внес денег или мало, имел только один голос. Устав все же определял минимальную сумму взноса, дававшего право быть правомочным членом компании: или выложи на стол пятьдесят рублей, то есть сумму годовой аренды со здешнего среднего хутора, или потрудись четыреста часов со знанием дела со своими инструментами и харчами на постройке корабля. Уплати хоть сто рублей или проработай восемьсот вместо четырехсот часов, второго голоса на общем собрании все равно не получишь, но больший взнос или большее количество проработанных часов дадут право получать большую долю от чистой прибыли судна.
— С этим пунктом загоните котермана в корабль раньше, чем успеете поставить киль,— сказал Якоб, владелец усадьбы из деревни Веэдри; около десяти лет он служил амбарщиком у веедриского барона, а потом выкупил арендованную землю в собственность.
— Какого котермана?— спросил Юри Пийгард. Разъясняя устав, он был настолько занят своими мыслями, что не сразу взял в толк реплику Якоба.
— Корабль строится не одними руками, в него уйдет уйма денег. Этим пунктом устава вы отпугнете людей, которые скопили кое-что про запас,— сказал Якоб.
Теперь вмешался волостной писарь Саар, который вел собрание, высокий, худощавый молодой человек со светлыми, гладко зачесанными волосами и острым, орлиным носом.
Саар работал волостным писарем, но, по слухам, готовился к экзамену на аттестат зрелости, намереваясь поступить в университет и стать адвокатом. Народ доверял ему уже потому, что он был сыном старого Андруса Саара — памманаского школьного учителя, а умением составлять хорошие прошения Саар снискал себе еще большее уважение.
— Как думает хозяин Якоб Таальдер и, может быть, еще некоторые,— сказал, вставая, Саар,— мы будто бы отпугиваем от нашего судового товарищества людей более зажиточных тем, что даем равные голоса всем пайщикам, независимо от толщины мошны. Но было бы хуже отпугнуть от нашего дела рабочие руки бедняков, как это уже случилось в свое время с известной таллинской судовой компанией «Линда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113