Америка, Америка, рай земной: Там поют павлины день-деньской...
— Почему ты, Биллем, от своих павлинов сюда, к воронам и чайкам, воротился, если эта Мерика такая уж разлюбезная страна?— бросила каавиская Юула в его нудный напев.
Но Биллем не счел нужным и ответить, он продолжал гундосить, а вместо него зычным голосом высказался Кусти из Лайакиви:
— Известное дело, коли павлины неслись бы там золотыми долларами, Биллем пожил бы еще в Мерике. А ведь павлину Виллема требовалось больше долларов, чем Биллем мог пилой и топором заработать, и пришлось ему поворотить дышло к здешним воронам и чайкам, а заодно и к старой Реэт.
Все эти голоса покрыла «иерихонская труба» Лаэса:
— Если нынче Реняенкамиф, черт его побери, еще насолит нам — накинет аренды, соберу барахло и уеду в Самару!
— Там, в Самаре, тебя, верно, ждут молочные реки и горы жирной каши,— вмешался хлесткий женский голос, принадлежавший, кажется, Лийзу из Хярма.
Народу на пристани собралось теперь довольно много, и Каарли уже не различал всех голосов. Каждую весну с окончанием ледохода Питканина превращался по утрам в многолюдную пристань. Окуни шли косяками сверху, от Весилоо, сюда, в мелководный залив Руусна, метать икру; через неделю они уже уйдут. Уйдут и рыбаки. Рыба уходит в глубокое море, рыбаки же — за море: на корабельные работы, на постройку домов или на торговые корабли Хольмана. Осенью, за месяц до ледостава, в залив хлынут новые косяки рыб, на этот раз сиги,— вернутся и рыбаки, и снова ненадолго оживет берег. А когда лед установится, жизнь в заливе снова замрет, потому что жерлицу и подледный лов неводом здесь применяли редко — невода рвались о каменистое дно.
Шумел ветер, раздавался вокруг неумолчный людской гомон. А слепой Каарли со своими корзинами все еще сидел лицом к морю у рыбацкого сарая Матиса из Кюласоо.
Кое-кто из прохожих здоровался: «Ох-хоо, вот и старый Каарли!» Иные шутили. Но про корзины — никто ни словечка. Казалось, что сегодня не повезет и тем, кто поджидал рыбаков с полными бочонками пива. Почти каждого рыбака встречала на берегу жена: надо ведь помочь выбрать рыбу из сетей и очистить их от ила. А женщина, известное дело, бережливее мужика. О да, в хозяйстве надо затыкать множество прорех, поэтому рыбу охотнее всего продавали за наличные деньги. Но денежного купца на берегу редко сыщешь. И жены рыбаков, которых дома поджидало немало голодных ртов, охотнее меняли рыбу на зерно, чем на хлеб, и лучше на хлеб, чем на пиво. Зерно можно свезти на помол к ветряку папаши Пуумана и в любое время испечь хлеб. Из зерна — была бы охота — можно к празднику и пива сварить; опять же и тут выгода: барда останется скотине.
Йоосеп сновал, как челнок, между причалами и вешали , помогая то хвастливому Михкелю тащить от лодки конец сети, то выбрать пару-другую штук трески, запутавшейся в сетях Виллема из Лауласмаа (который все тянул свою песню про «американский рай земной»), и старался услужить тем рыбакам, кому повезло с уловом. Время от времени он словно невзначай наводил разговор и на корзины.
— Что корзины? Этакой дряни и дома хватает,— говорили ему.— Для семьи еще рыбы на лето не припасено, а надо бы и на пару мер зерна выменять. Когда втащим сети, видно будет...
А видно было лишь то, что корзины Каарли из ивовых и орешниковых прутьев красовались на каменной ограде в ряд, как подружки невесты перед алтарем, на глазах всего народа. Но никто, кроме Каарли и Йоосепа, казалось, и не подозревал об их существовании.
Только когда причалила кюласооская лодка, дело обернулось к лучшему, появилась надежда, что они сегодня не уйдут домой совсем без рыбы. Ведь Матис из Кюласоо, про которого в сложенной самим Каарли песне говорилось, что Матис Тиху «фонам» враг Сгреб бы их он всех в кулак...—
приходился дальним родственником Каарли и не стеснялся обнаруживать это на людях. У Матиса кроме сетей были
Вешала — сооружения для вяления рыбы из тонких длинных шестов, положенных на перекладины.
поставлены два ряда мереж у косы Кургураху, и нынче утром ему повезло с уловом.
Матис ходил в море со своим семнадцатилетним сыном Сандером, с тем самым, который выписывал газету «Уус аэг» и сам изредка посылал кое-какие статейки в редакцию этой газеты; третьим человеком в лодке был шестидесятилетний бобыль Михкель из Ванаыуэ, в прошлом — корабельный мастер, а нынче — строитель рыбацких лодок. Михкеля поджидала на берегу его жена Эпп, а рыболовов из Кюласоо никто не встречал. (Вийя, кроме обычной домашней суеты, была занята уходом за больным стариком, свекром Реэдиком, который в эту весну был очень плох.)
Поэтому проворные пальцы Йоосепа пришлись Матису и Сандеру как нельзя более кстати при вытаскивании сетей, выборке окуней и вытряхивать грязи. Даже Каарли досталась работа: Сандер подтаскивал к нему забитую грязью сеть, и старик на ощупь очищал ее от комьев ила, чтобы легче было расставить по вешал.
Когда ряссаский Яан причалил к берегу с полнехонькой лодкой окуней, он сразу же велел кярласкому торговцу снять с телеги бочонок пива и подкатить к своему сараю. Что и говорить про Яана, или папашу Пуумана, как его еще называли!
Есть у Пуумана ветряк: Осьмерину платит всяк!
Яан Пууман был одним из немногих, кто еще при Лип- гарте смог выкупить в собственность арендованную землю. Вскорости предстояли выборы каугатомаского волостного старшины, и Пууман метил на это почетное место. Почему же ему не быть щедрым, если море было поутру так щедро к нему?! Вскоре на берегу раздавался голос не одного только лоонаского Лаэса. Громче зазвучали голоса и других рыбаков, и бас Лаэса теперь даже заглушался громкой речью Кусти из Лайакиви и Длинного Виллема. Даже лауласмааский Биллем громче прежнего гнусавил своего «американского павлина».
— А как ты, Михкель, думаешь, не взять ли и нам пару штофов ячменной бражки?— спросил Матис у своего напарника по лодке.
— Ну что же, и у нас душа не каменная! — согласился Михкель и велел продавцу пива подойти со своим жбаном.
Около Матиса и Михкеля промочил глотку и Каарли, но долго тут пировать никому не пришлось: сети ждали
укладки на вешала, чтобы вечером можно было снова выйти в море.
Каарли старался из всех сил, но очищать сеть на ощупь даже от крупных комьев было трудно. Силой грязь из ячеек не вытащишь: этак можно легко порвать сети, тогда убытка и не возместишь своим трудом. На корзины, видать, так и не глянет никто. Худо будет, если он рассердит еще и Матиса. Поэтому Каарли работал с особенным проворством и усердием.
Сквозь шум голосов и хвастовство Михкеля из Кийратси со стороны прибрежного шоссе Каугатома — Ватла послышался грохот телеги. Он быстро приближался — ездок, видно, гнал лошадь вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113