Вскоре им удалось укрыться за Ноотамаа, и острая опасность миновала. Однако их маленькая лодка все еще с бешеной скоростью мчалась через Ватлаский залив. Только миновав Сяйнасте и повернув через Сууре- Кургу в Рууснаский залив, они смогли проверить содержимое сетей. По-видимому, сиги в море были, и если бы они выбрали все сети, труд их был бы вознагражден. Теперь же убыток был больше прибыли. Ничего не поделаешь, такова жизнь: хоть без сетей оставайся, а морскую аренду барону платить придется.
Ночным пришельцем была действительно «Каугато- ма». Корабль стоял на якоре под Папираху, мачты его виднелись за низкорослым лесом Рахумаа. Одна из лодок, накануне вместе с ними закидывавшая сети у Лаймадала, сворачивала в залив Ватла, другой нигде не было видно. На берегу выяснилось, что это кийратсиский Михкель вышел вчера в море с младшим сыном Аннусом. Сил у обоих маловато, могло и несчастье случиться. Кийратсиская хозяйка, встречавшая своих мужчин, даже расплакалась и вначале забыла сообщить Матису новости. Ведь ночью на «Каугатоме» вернулся домой сын Матиса — Пеэтер, отчего Вийя и не смогла встретить мужа, она теперь суетилась вокруг сына. Кроме того, вчера вечером по деревне объявили приказ — всем хозяевам и бобылям собраться завтра в волостное правление по делам нового, предпринимаемого мызой общего обмера земли; каждый двор должен в начале будущей недели прислать по одному человеку в помощь господину землемеру.
— Что нам пользы от того, что будем обмерять барону землю? Чья земля, того и забота!— возмутился мастер Михкель из Ванаыуэ, полный еще не остывшей воинственности.
— Но приказ есть приказ,— возразила покорно Эпп, вышедшая навстречу мужу.
А мысли Матиса сразу закружились вокруг Пеэтера. «Приехал-таки, пять лет не был дома. Как же он приехал вдруг теперь, в сентябре, в такую пору, когда ни один мужчина еще и не думает об уходе из Таллина? Барином, на дачу, что ли? Известное дело, до встречи ли мужа Вийе, квохчет небось, как курица над яйцом, растопырив перья...» — думал Матис с добродушной досадой. Но прежде чем Матис успел перебрать в уме все возможные причины приезда Пеэтера, он заметил вдали, на дороге, извивавшейся в можжевельнике, мужчину. Пеэтер? Неужели и в самом деле сын? Он натянул на городское платье старый отцовский пиджак и пришел помогать Матису. Волна нежности согрела сердце Матиса.
— Здравствуй, отец!
Пожатие руки теплое, крепкое. Пеэтер словно еще больше вырос и намного возмужал.
— Здравствуй, сын!
Ветер, как и в былые годы, посвистывал меж сараями для сетей, чайки по-давнему кружили над вешалами, но отец за эти годы заметно поседел и ссутулился, однако глаза его из-под мохнатых бровей смотрели по-прежнему ясно и волево; они чуть подернулись влагой и заблестели, когда Матис своей большой, продубленной в морской воде рукой тряс молодую и сильную руку сына.
— Какими судьбами и надолго ли?
— «Каугатома» как раз стояла в порту... подвернулся случай...
— Неужто снова забастовали?
— На этот раз нет. Забастовкой на одной фабрике многого не добьешься, приходится и над тем потрудиться, чтобы весь народ себя показал.
— Силы небесные! — воскликнула испуганно ванаыуэская Эпп; очищая сети, она как раз проходила мимо кюласооских вешал (хоть на площадке для сушки сетей Матису оставили его прежнее место) и случайно услышала разговор Матиса с Пеэтером.— Разве ты, Пеэтер, тоже стал в городе димукратом?
— Если вы здесь, в Каугатома, демократы, почему же мне, фабричному рабочему, не быть демократом?
— Я димукрат?! Спаси и защити господь, у меня, слава богу, голова еще варит, а в груди бьется христианское сердце!
— Да ты, старуха, не смыслишь ничего, что димукрат, что бюрократ, болтаешь, что тебе Гиргенсон в церкви поет,— пробирал Михкель свою бабу, ее приверженность к церкви сердила его еще со времен постройки «Кауга- томы».
— А ты, видно, хочешь, чтобы я от бога отреклась!
— Зачем ты бога сюда суешь? Не бог напевает тебе в церкви всякий вздор, а «вослюбленная душа» — толстобрюхий баронский зять.
Так разговор и свернул на неутихавшую перебранку старухи и старика из Ванаыуэ. Ветер немного унялся. К радости кийратсиской хозяйки и всех находившихся на берегу, из-за Весилоо показался парус кийратсиской лодки,— кто же другой мог сегодня выехать из Лайду или Весилоо?
В сетях ила не оказалось, и Матис с Пеэтером быстро очистили их. Пеэтер взвалил на плечи мешок с сигами — двадцать две рыбины, всего лейзика полтора,— отец закрыл двери рыбацкого сарая, положил ключ под камень, и они отправились домой.
— Чертовски жаль, что сети остались в море. Еще бы немного силы, и сети были бы у нас в руках. Михкель за последние годы тоже крепко сдал...
— И ты ведь уже не юноша!
— Нет, конечно,— вздохнул Матис.— Разве я молодым остался бы в летнее время здесь, чтобы барон гонял меня с места на место? А как у вас в городе? Удалось адвокату дознаться насчет нашего устава?
— Нет,— коротко ответил Пеэтер.
— Так я и думал. А я разве мало денег унес в город адвокатам? Все те же баре, что судья, что адвокат, каждый
норовит к тебе в карман забраться, последнюю копейку вытащить, о правде никто не заботится.
— Ну, про Леви этого не скажешь. Он держал сторону рабочих, недаром его в тюрьму упрятали.
— В тюрьму? Из-за политики, что ли?
— Не иначе. Пронюхали, что он связан с социал-демократической партией.
— А ты как теперь, тоже за социализм?— спросил отец, чуть исподлобья поглядев на Пеэтера.
— Да, похоже.
— В городе жарко стало?
— И жарко. Да и в деревне тоже нужны более сведущие люди, готовые посмелее действовать. А о том, что мне в городе жарко стало, никому ни слова, даже матери, не женское это дело.
— Ищут?
— Наверно, ищут. Товарищи решили, что мне лучше на время уйти из Таллина. Послали сюда.
— Послали? Кто тебя мог послать?
— Партия.
Эта новость заставила Матиса остановиться посреди лесной тропинки; запустив руку в карман, он нашарил кисет. Только сделав несколько затяжек из трубки и зашагав дальше, Матис откашлялся и сказал:
— Видно, у вас там — в партии — народ крепкий.
— У царя на службе войска и шпики, попы и золото. Царская империя существует уже сотни лет, корни ее крепко оплели всю страну. Против царя не пойдешь запросто, насвистывая,— тут каждый должен твердо стоять за общее дело.
— Ну, а что же ты теперь сможешь на побережье? Мужики разъехались кто куда, тут никакой партии не сколотишь.
— Начать надо, люди найдутся. Ты-то старый, исконный враг барона, вот и будешь первым, Михкель из Ванаыуэ — второй, Яэн из Катку — третий, слепой Каарли — четвертый...
— Едва ли из Каарли что-нибудь выйдет. Гиргенсон принудил его грехи замаливать, церковные песни сочинять, да и Рити больно крепко оседлала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Ночным пришельцем была действительно «Каугато- ма». Корабль стоял на якоре под Папираху, мачты его виднелись за низкорослым лесом Рахумаа. Одна из лодок, накануне вместе с ними закидывавшая сети у Лаймадала, сворачивала в залив Ватла, другой нигде не было видно. На берегу выяснилось, что это кийратсиский Михкель вышел вчера в море с младшим сыном Аннусом. Сил у обоих маловато, могло и несчастье случиться. Кийратсиская хозяйка, встречавшая своих мужчин, даже расплакалась и вначале забыла сообщить Матису новости. Ведь ночью на «Каугатоме» вернулся домой сын Матиса — Пеэтер, отчего Вийя и не смогла встретить мужа, она теперь суетилась вокруг сына. Кроме того, вчера вечером по деревне объявили приказ — всем хозяевам и бобылям собраться завтра в волостное правление по делам нового, предпринимаемого мызой общего обмера земли; каждый двор должен в начале будущей недели прислать по одному человеку в помощь господину землемеру.
— Что нам пользы от того, что будем обмерять барону землю? Чья земля, того и забота!— возмутился мастер Михкель из Ванаыуэ, полный еще не остывшей воинственности.
— Но приказ есть приказ,— возразила покорно Эпп, вышедшая навстречу мужу.
А мысли Матиса сразу закружились вокруг Пеэтера. «Приехал-таки, пять лет не был дома. Как же он приехал вдруг теперь, в сентябре, в такую пору, когда ни один мужчина еще и не думает об уходе из Таллина? Барином, на дачу, что ли? Известное дело, до встречи ли мужа Вийе, квохчет небось, как курица над яйцом, растопырив перья...» — думал Матис с добродушной досадой. Но прежде чем Матис успел перебрать в уме все возможные причины приезда Пеэтера, он заметил вдали, на дороге, извивавшейся в можжевельнике, мужчину. Пеэтер? Неужели и в самом деле сын? Он натянул на городское платье старый отцовский пиджак и пришел помогать Матису. Волна нежности согрела сердце Матиса.
— Здравствуй, отец!
Пожатие руки теплое, крепкое. Пеэтер словно еще больше вырос и намного возмужал.
— Здравствуй, сын!
Ветер, как и в былые годы, посвистывал меж сараями для сетей, чайки по-давнему кружили над вешалами, но отец за эти годы заметно поседел и ссутулился, однако глаза его из-под мохнатых бровей смотрели по-прежнему ясно и волево; они чуть подернулись влагой и заблестели, когда Матис своей большой, продубленной в морской воде рукой тряс молодую и сильную руку сына.
— Какими судьбами и надолго ли?
— «Каугатома» как раз стояла в порту... подвернулся случай...
— Неужто снова забастовали?
— На этот раз нет. Забастовкой на одной фабрике многого не добьешься, приходится и над тем потрудиться, чтобы весь народ себя показал.
— Силы небесные! — воскликнула испуганно ванаыуэская Эпп; очищая сети, она как раз проходила мимо кюласооских вешал (хоть на площадке для сушки сетей Матису оставили его прежнее место) и случайно услышала разговор Матиса с Пеэтером.— Разве ты, Пеэтер, тоже стал в городе димукратом?
— Если вы здесь, в Каугатома, демократы, почему же мне, фабричному рабочему, не быть демократом?
— Я димукрат?! Спаси и защити господь, у меня, слава богу, голова еще варит, а в груди бьется христианское сердце!
— Да ты, старуха, не смыслишь ничего, что димукрат, что бюрократ, болтаешь, что тебе Гиргенсон в церкви поет,— пробирал Михкель свою бабу, ее приверженность к церкви сердила его еще со времен постройки «Кауга- томы».
— А ты, видно, хочешь, чтобы я от бога отреклась!
— Зачем ты бога сюда суешь? Не бог напевает тебе в церкви всякий вздор, а «вослюбленная душа» — толстобрюхий баронский зять.
Так разговор и свернул на неутихавшую перебранку старухи и старика из Ванаыуэ. Ветер немного унялся. К радости кийратсиской хозяйки и всех находившихся на берегу, из-за Весилоо показался парус кийратсиской лодки,— кто же другой мог сегодня выехать из Лайду или Весилоо?
В сетях ила не оказалось, и Матис с Пеэтером быстро очистили их. Пеэтер взвалил на плечи мешок с сигами — двадцать две рыбины, всего лейзика полтора,— отец закрыл двери рыбацкого сарая, положил ключ под камень, и они отправились домой.
— Чертовски жаль, что сети остались в море. Еще бы немного силы, и сети были бы у нас в руках. Михкель за последние годы тоже крепко сдал...
— И ты ведь уже не юноша!
— Нет, конечно,— вздохнул Матис.— Разве я молодым остался бы в летнее время здесь, чтобы барон гонял меня с места на место? А как у вас в городе? Удалось адвокату дознаться насчет нашего устава?
— Нет,— коротко ответил Пеэтер.
— Так я и думал. А я разве мало денег унес в город адвокатам? Все те же баре, что судья, что адвокат, каждый
норовит к тебе в карман забраться, последнюю копейку вытащить, о правде никто не заботится.
— Ну, про Леви этого не скажешь. Он держал сторону рабочих, недаром его в тюрьму упрятали.
— В тюрьму? Из-за политики, что ли?
— Не иначе. Пронюхали, что он связан с социал-демократической партией.
— А ты как теперь, тоже за социализм?— спросил отец, чуть исподлобья поглядев на Пеэтера.
— Да, похоже.
— В городе жарко стало?
— И жарко. Да и в деревне тоже нужны более сведущие люди, готовые посмелее действовать. А о том, что мне в городе жарко стало, никому ни слова, даже матери, не женское это дело.
— Ищут?
— Наверно, ищут. Товарищи решили, что мне лучше на время уйти из Таллина. Послали сюда.
— Послали? Кто тебя мог послать?
— Партия.
Эта новость заставила Матиса остановиться посреди лесной тропинки; запустив руку в карман, он нашарил кисет. Только сделав несколько затяжек из трубки и зашагав дальше, Матис откашлялся и сказал:
— Видно, у вас там — в партии — народ крепкий.
— У царя на службе войска и шпики, попы и золото. Царская империя существует уже сотни лет, корни ее крепко оплели всю страну. Против царя не пойдешь запросто, насвистывая,— тут каждый должен твердо стоять за общее дело.
— Ну, а что же ты теперь сможешь на побережье? Мужики разъехались кто куда, тут никакой партии не сколотишь.
— Начать надо, люди найдутся. Ты-то старый, исконный враг барона, вот и будешь первым, Михкель из Ванаыуэ — второй, Яэн из Катку — третий, слепой Каарли — четвертый...
— Едва ли из Каарли что-нибудь выйдет. Гиргенсон принудил его грехи замаливать, церковные песни сочинять, да и Рити больно крепко оседлала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113