— А разве лучше послать ребят на смерть?— откровенно спросил штурман.
— На смерть? Отчего же на смерть? Башковитый парень придет и с войны цел и невредим, грудь в медалях. Пусть парни, если это нужно, повоюют за свое отечество. А если не нужно — пусть удирают, но только не с моего корабля.
— Что за чертово отечество! Господское отечество!— резко перебил Тыниса молчавший до сих пор талистереский Яэн.
— Господское отечество!— передразнил парня капитан. В лицо его ударила кровь, и он гневно поднялся.— Господское отечество! А ты сам где же родился — на луне, что ли? Шкуру бережешь, боишься войны, хочешь чужими руками жар загребать! Трус ты — вот ты кто!
— Повоюем и мы когда-нибудь, когда начнется война для нашего брата,— обронил талистереский Яэн.
Капитан оторопел — не столько от этих слов, сколько от брошенного, словно невзначай, исподлобья волчьего взгляда молодого матроса.
— Для вашего брата?! Что же это за ваш брат? Красные, что ли? Начинаешь у меня на «Каугатоме» революцию разводить? Поберегись, парень, пока вожжи еще в моих руках.
В каюте наступила тишина. Некоторое время был слышен только плеск волн о глубоко сидящие борта загруженного до отказа парусника. Тишину нарушил капитан. Он два раза молча прошелся по каюте и наконец остановился напротив штурмана.
— Ну, а ты, Танель, стал адвокатом людей, которые отреклись от своей родины? У тебя спина очень чешется, что ли? У меня она, право, не чешется.
— Зачем ты этак, капитан,— сказал штурман примирительно.— Мы, моряки, знаем ведь... что это за отечество для трудового человека и... какая простому солдату польза от войны. Это только помещики, генералы и офицеры гонятся за почестями, ну и фабриканты получают прибыль от государственных подрядов, а народ... Много ли народу
возвращается после войны домой с целой шкурой и с медалями? Повара, писаря да некоторые чиновники — про начальство я уже не говорю. Солдаты, те, кто не обрел в бою вечную родину, приходят кто на костылях, кто без руки. Нам с тобой трудно разрешить парням уйти, но Сандер вроде как племянник тебе, он тоже помогал строить корабль и вложил в него свой пай... Я думаю, что если бы втихомолку поставить это дело на решение общего собрания каугатомаского товарищества, большинство разрешило бы парням перейти на другое судно...
— Убирайся ты к черту со своим общим собранием! Пока я капитан «Каугатомы», никто из людей не ступит ногой на берег до прихода в Петербург! И запомни: именно ты, штурман, отвечаешь за выполнение моего приказа.
Капитан опустился на стул лицом к столу, спиной к присутствующим, дав этим понять, что разговор окончен, и штурман с матросами вышли.
— Общее собрание! Чертово собрание! Я вам покажу общее собрание! — пробормотал капитан вслед ушедшим и взял из ящика письмо Анете. Вот так сама жизнь невольно толкает его к Анете.
Наутро, когда выяснилось, что талистереский Яэн все же исчез с корабля, курс личной жизни капитана Тыниса Тиху еще резче склонился к богатой вдове. Сандер был на месте, но Яэн исчез. Никто не знал, когда и как он удрал. Шлюпка еще вчера была поднята на палубу.
— Быть может, пискуроотсиский Лаэс ночью тайком увез Яэна на шлюпке «Целебеса»,— предположил Сандер.
Покусывая верхнюю губу, капитан долго всматривался прищуренными глазами в Сандера и старого штурмана. Тынис Тиху не буйствовал, но весь рейс от Ставангера до Петербурга он срывал свою злость втихомолку — и тем ощутительнее для всей команды. Везде он искал и находил поводы к придирке и не давал матросам покоя ни днем ни ночью. То концы были неладно связаны, то не по его вкусу сращены тросы, то паруса поставлены неумело, то палуба недостаточно чиста, то у кока камбуз не в порядке. А однажды, когда Сандер в вахту самого капитана нечаянно уклонился от курса на полрумба, рука капитана едва не поднялась для удара. В последний миг он одумался, с руганью прогнал Сандера от штурвала и сам держал курс, пока не примчался другой рулевой матрос.
— Все боялись, что котерман заберется в корабль, а он и в самого старика забрался!— говорили матросы.
И Сандер жалел, что не сбежал с корабля вместе с Яэном.
У него, правда, были свои причины остаться на «Каугатоме». Прежде всего он хоть и пустяковый, а все же совладелец этого корабля (Яэн не имел пая), во-вторых, он на год моложе Яэна, и рекрутчина еще не стучала в двери его дома, и, в-третьих, боцманом на «Целебесе» оказался не кто иной, как писку-роотсиский Лаэс (который тоже писал Тийне),— он-то и устроил все дело с побегом. Сандер не хотел быть в долгу у Лаэса и, откровенно говоря, очень тосковал по Тийне. Поэтому и решительный запрет дяди- капитана повлиял на него настолько, что помешал бросить свой уже увязанный матросский вещевой мешок ночью в шлюпку Лаэса.
Запоздалое сожаление ничему не могло уже помочь, наоборот, оно-то и настраивало Сандера против капитана.
— Котерман в него залез, говорите? Старик сам стал котерманом,— сказал как-то Сандер.
— И это возможно, смотри-ка, как он шмыгает, цоп- цоп-цоп, у самого глаза горят, как у черта, нос торчком, вынюхивает все, не пахнет ли горелым из камбуза. Погоди, уж я тебе, сатане, живот подведу! — угрожал молодой, шестнадцатилетний кок, нонниский Симму, сохранявший еще малую толику юмора, несмотря на все мытарства последних дней.
Отношение капитана к команде смягчилось только после того, как он в душе окончательно решил дело в пользу Анете Хольман. Но прежним Тынисом Тиху он так и не стал, в его обращении с людьми звучала новая, ясно различимая барская нотка.
В холодный декабрьский день при попутном зюйд- весте, когда «Каугатома» разрезала волны на пути к Петербургу и пеленговала на траверз Весилоо, мысли Тыниса вертелись уже только вокруг Анете и будущих деловых планов. Про Лийзу он думал так: если Лийзу ждет ребенка, как она намекает в последнем письме, то и для нее будет лучше, если отец ребенка разбогатеет, а не останется каким-нибудь захудалым капитаном. Лийзу умная женщина, она и сама поймет, что он, Тынис, не мог пропустить такого выгодного случая. Ведь из этого еще не следует, что он считает Лийзу хуже Анете. Если бы пришлось, как Робинзону, жить на необитаемом острове и там сделать выбор между Лийзу и Анете, то он, конечно, выбрал бы Лийзу. Но в мире уже давно не существует острова Робинзона. Если случится беда с кораблем и тебя забросит на далекий
архипелаг Тихого океана, тебя вначале примут с виски и словом божьим, а затем начнут прикидывать, как бы получше использовать дорогого гостя — в торговом деле или на плантации.
...Мать? Но мать, когда она сватала ему Лийзу, стояла на краю могилы и многого не понимала в жизни. Она уже полгода лежит в сырой земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113