программу и сценарий
составляю не и и танцую под чужую музыку.
На лице девушки отразилась гамма чувств: вопрос, удивление, улыбка,
понимание, интерес. Как оказалось, Сухов плохо разглядел ее в прошлый раз,
и теперь с восторгом неожиданности наверстывал упущенное, жадно отмечая те
черты облика, которые слагаются в термин "красота".
Кожа у Ксении была смуглая, то ли от природы, то ли от загара (а
может быть, печать татаро. - монгольского нашествия?), глаза зеленые, с
влажным блеском, поднимаются уголками к вискам, брови черные, тонкие,
вразлет, изящный нос и тонко очерченный подбородок. И маленькие розовые
уши. Шедевр, как любил говорить о таких женщинах великий их знаток
Коренев. У Никиты вдруг гулко забилось сердце: он испугался! Испугался
того, что Толя познакомил его с Ксенией слишком поздно, и у нее уже есть
муж или, по крайней мере, жених. Такая красота обычно не бывает в
свободном полете...
- ... - сказала девушка с тихим смехом.
- Что? - очнулся Никита, краснея. - Простите, ради Бога!
- Так и будем стоять? - повторила девушка. - Картины показывать уже
не нужно?
- Еще как нужно! Просто вспоминал, где я мог вас видеть?
Вы, случайно, не приносили молоко одному больному?
Ксения с улыбкой пошла вперед, а Никита, как завороженный, остался
стоять, глядя, с какой грацией она идет. Казалось, таких длинных и
красивых ног он еще не видел. Не говоря об остальном.
И снова страх морозной волной взъерошил кожу на спине: а если она и
Такэда - не просто друзья?!.
- Так вы идете? - оглянулась художница, открывая дверь перегородки
подвала.
Соседнее помещение оказалось галереей, вернее, складом картин, из
которых лишь часть висела на стенах в простых белых или черных рамках, а
остальные были составлены пачками, лежали на столах или закреплены в
станках. Но и того, что увидел Сухов, было достаточно, чтобы сделать
вывод: Ксения не была любителем, она была Мастером, талант которого не
требовал доказательств.
Правая стена помещения держала на себе портреты: Никита узнал молодых
Лермонтова и Пушкина, Петра Первого, а также современных писателей и
артистов. На левой были закреплены пейзажи, не уступавшие по
эмоциональному дыханию и точности рисунка пейзажам классиков этого жанра;
особенно приглянулся танцору один из них: прозрачный до дна ручей, опушка
леса, сосны, тропинка через ручей. Этот пейзаж напоминал родину отца под
Тамбовом.
А на противоположной стене... Никита подошел и потерял дар речи. То,
что было изображено на холстах, названия не имело, э_т_о можно было лишь
обозначить словами: смешенье тьмы и света! буйство форм и красок! магия
жизни и смерти! Картины не были абстрактными, хотя на первый взгляд ничего
не изображали, но они имели смысл, а главное - создавали определенный
эмоциональный фон и впечатление. Одна звала к столу - Никите вдруг
захотелось есть и пить. Вторая навевала сон. Третья заставила тоскливо
сжаться сердце, четвертая - почувствовать радостный прилив сил. Пятая
звала к женщине да так, что в душе зарождалось желание и неистовое
волнение!
- Колдовство! - хрипло проговорил Никита, вздрогнув от прикосновения
девушки к плечу; ее вопроса он снова не услышал:
- Спасибо, - серьезно ответила та, пряча лукавую усмешку в глазах;
она заметила, какое воздействие оказала на гостя последняя картина. - К
сожалению, ваше мнение отличается от мнения маститых, от которых зависит
судьба молодых художников и их персональных выставок. За шесть лет работы,
а я рисую с пятнадцати, мне разрешили сделать всего две выставки: в
Рязанском соборе и в Благотворительном фонде, остальные, самодеятельные, в
общежитиях и студиях, не в счет.
Сухов покачал головой, с трудом отрываясь от созерцания картин.
- Это действительно колдовство. Как вы это делаете? Я читал, что
существуют какие-то методы инфравлияния на подсознание человека,
используемые в рекламе на телевидении и в кино. Может быть, вы тоже
шифруете в картинах нечто подобное?
- Я не знаю, как это называется, я просто чувствую, что должно быть
изображено на холсте ддя создания необходимого эффекта. Мой учитель
говорил, что это прорывы космической информации. Годится такое объяснение?
Никита улыбнулся.
- Я бы назвал это проще - прорывами таланта в неизведанное, но если
вас это смущает, не буду повторяться. Однако вы меня поразили, Ксения,
честное слово! Можно я еще раз приду сюда, полюбуюсь на картины, подумаю?
- Почему бы и нет?
- Тогда до вечера. - Никита направился вслед за художницей,
оглядываясь на галерею картин и чувствуя сожаление, что не насмотрелся на
них до наполнения души. - Кстати, как вы познакомились с Толей?
- На улице, вечером. - Ксения оглянулась через плечо, и Никита не
успел отвести взгляд от ее ног. - У гастронома на Сенной ко мне подошли
ребята... м-м, очень веселые, и Толя... уговорил их не шалить.
Никита представил, как уговаривал парней Такэда, фыркнул.
Ксения тоже засмеялась. Заметила его жест, кивнула на руку с
отметиной.
- Как ладонь, не беспокоит? Очень интересная форма у ожога, вы не
находите?
Сухов глянул на звезду, упорно сползающую к запястью, посерьезнел:
показалось, что после вопроса девушки звезда запульсировала, послав серию
уколов, добежавших по коже руки до шеи.
- По-моему, это не ожог. Толя говорит что-то странное, но не
объясняет, что имеется в виду. Потом поговорим. Итак, в семь?
Художница кивнула, глядя на него исподлобья, испытующе, серьезно, без
улыбки. Этот взгляд он и унес с собой, сохранив его в памяти до вечера.
Дома его ждал Такэда.
- Тебя уволили? - удивился Никита, привычно хлопая ладонью по
подставленной ладони приятеля.
- Я свободный художник, хожу на работу, когда хочу. Был у "три К"?
- Слушай, не зови ты ее больше так... технически, а?
- Хорошо, не буду. Так ты был?
- Только что от нее, смотрел картины.
- В студии? Или в запаснике?
- Ну, там их было много, десятка три.
Такэда хмыкнул.
- Надо же! Ксения не всем показывает свои работы, несмотря на
приветливость и наивность. Девушка это редкостная, такую встретишь одну на
миллион, учти.
- Уже учел. - Никита сходил на кухню и принес запотевшую банку с
квасом. - Мы с ней идем вечером в кафе на Москворечье.
- Это ты решил или она?
- Я. А что?
- Блажен, кто верует. Она не любит ходить по вечерам в кафе,
рестораны и бары. Не то воспитание, не тот характер, не те устремления.
Разве что в ресторан Союза художников, да и то очень редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195
составляю не и и танцую под чужую музыку.
На лице девушки отразилась гамма чувств: вопрос, удивление, улыбка,
понимание, интерес. Как оказалось, Сухов плохо разглядел ее в прошлый раз,
и теперь с восторгом неожиданности наверстывал упущенное, жадно отмечая те
черты облика, которые слагаются в термин "красота".
Кожа у Ксении была смуглая, то ли от природы, то ли от загара (а
может быть, печать татаро. - монгольского нашествия?), глаза зеленые, с
влажным блеском, поднимаются уголками к вискам, брови черные, тонкие,
вразлет, изящный нос и тонко очерченный подбородок. И маленькие розовые
уши. Шедевр, как любил говорить о таких женщинах великий их знаток
Коренев. У Никиты вдруг гулко забилось сердце: он испугался! Испугался
того, что Толя познакомил его с Ксенией слишком поздно, и у нее уже есть
муж или, по крайней мере, жених. Такая красота обычно не бывает в
свободном полете...
- ... - сказала девушка с тихим смехом.
- Что? - очнулся Никита, краснея. - Простите, ради Бога!
- Так и будем стоять? - повторила девушка. - Картины показывать уже
не нужно?
- Еще как нужно! Просто вспоминал, где я мог вас видеть?
Вы, случайно, не приносили молоко одному больному?
Ксения с улыбкой пошла вперед, а Никита, как завороженный, остался
стоять, глядя, с какой грацией она идет. Казалось, таких длинных и
красивых ног он еще не видел. Не говоря об остальном.
И снова страх морозной волной взъерошил кожу на спине: а если она и
Такэда - не просто друзья?!.
- Так вы идете? - оглянулась художница, открывая дверь перегородки
подвала.
Соседнее помещение оказалось галереей, вернее, складом картин, из
которых лишь часть висела на стенах в простых белых или черных рамках, а
остальные были составлены пачками, лежали на столах или закреплены в
станках. Но и того, что увидел Сухов, было достаточно, чтобы сделать
вывод: Ксения не была любителем, она была Мастером, талант которого не
требовал доказательств.
Правая стена помещения держала на себе портреты: Никита узнал молодых
Лермонтова и Пушкина, Петра Первого, а также современных писателей и
артистов. На левой были закреплены пейзажи, не уступавшие по
эмоциональному дыханию и точности рисунка пейзажам классиков этого жанра;
особенно приглянулся танцору один из них: прозрачный до дна ручей, опушка
леса, сосны, тропинка через ручей. Этот пейзаж напоминал родину отца под
Тамбовом.
А на противоположной стене... Никита подошел и потерял дар речи. То,
что было изображено на холстах, названия не имело, э_т_о можно было лишь
обозначить словами: смешенье тьмы и света! буйство форм и красок! магия
жизни и смерти! Картины не были абстрактными, хотя на первый взгляд ничего
не изображали, но они имели смысл, а главное - создавали определенный
эмоциональный фон и впечатление. Одна звала к столу - Никите вдруг
захотелось есть и пить. Вторая навевала сон. Третья заставила тоскливо
сжаться сердце, четвертая - почувствовать радостный прилив сил. Пятая
звала к женщине да так, что в душе зарождалось желание и неистовое
волнение!
- Колдовство! - хрипло проговорил Никита, вздрогнув от прикосновения
девушки к плечу; ее вопроса он снова не услышал:
- Спасибо, - серьезно ответила та, пряча лукавую усмешку в глазах;
она заметила, какое воздействие оказала на гостя последняя картина. - К
сожалению, ваше мнение отличается от мнения маститых, от которых зависит
судьба молодых художников и их персональных выставок. За шесть лет работы,
а я рисую с пятнадцати, мне разрешили сделать всего две выставки: в
Рязанском соборе и в Благотворительном фонде, остальные, самодеятельные, в
общежитиях и студиях, не в счет.
Сухов покачал головой, с трудом отрываясь от созерцания картин.
- Это действительно колдовство. Как вы это делаете? Я читал, что
существуют какие-то методы инфравлияния на подсознание человека,
используемые в рекламе на телевидении и в кино. Может быть, вы тоже
шифруете в картинах нечто подобное?
- Я не знаю, как это называется, я просто чувствую, что должно быть
изображено на холсте ддя создания необходимого эффекта. Мой учитель
говорил, что это прорывы космической информации. Годится такое объяснение?
Никита улыбнулся.
- Я бы назвал это проще - прорывами таланта в неизведанное, но если
вас это смущает, не буду повторяться. Однако вы меня поразили, Ксения,
честное слово! Можно я еще раз приду сюда, полюбуюсь на картины, подумаю?
- Почему бы и нет?
- Тогда до вечера. - Никита направился вслед за художницей,
оглядываясь на галерею картин и чувствуя сожаление, что не насмотрелся на
них до наполнения души. - Кстати, как вы познакомились с Толей?
- На улице, вечером. - Ксения оглянулась через плечо, и Никита не
успел отвести взгляд от ее ног. - У гастронома на Сенной ко мне подошли
ребята... м-м, очень веселые, и Толя... уговорил их не шалить.
Никита представил, как уговаривал парней Такэда, фыркнул.
Ксения тоже засмеялась. Заметила его жест, кивнула на руку с
отметиной.
- Как ладонь, не беспокоит? Очень интересная форма у ожога, вы не
находите?
Сухов глянул на звезду, упорно сползающую к запястью, посерьезнел:
показалось, что после вопроса девушки звезда запульсировала, послав серию
уколов, добежавших по коже руки до шеи.
- По-моему, это не ожог. Толя говорит что-то странное, но не
объясняет, что имеется в виду. Потом поговорим. Итак, в семь?
Художница кивнула, глядя на него исподлобья, испытующе, серьезно, без
улыбки. Этот взгляд он и унес с собой, сохранив его в памяти до вечера.
Дома его ждал Такэда.
- Тебя уволили? - удивился Никита, привычно хлопая ладонью по
подставленной ладони приятеля.
- Я свободный художник, хожу на работу, когда хочу. Был у "три К"?
- Слушай, не зови ты ее больше так... технически, а?
- Хорошо, не буду. Так ты был?
- Только что от нее, смотрел картины.
- В студии? Или в запаснике?
- Ну, там их было много, десятка три.
Такэда хмыкнул.
- Надо же! Ксения не всем показывает свои работы, несмотря на
приветливость и наивность. Девушка это редкостная, такую встретишь одну на
миллион, учти.
- Уже учел. - Никита сходил на кухню и принес запотевшую банку с
квасом. - Мы с ней идем вечером в кафе на Москворечье.
- Это ты решил или она?
- Я. А что?
- Блажен, кто верует. Она не любит ходить по вечерам в кафе,
рестораны и бары. Не то воспитание, не тот характер, не те устремления.
Разве что в ресторан Союза художников, да и то очень редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195