- Он тихонько прошел за ее
спиной в угол, где стояли столик, два кожаных кресла и вешалка, сел в
кресло и принялся разглядывать профиль девушки.
На ее лицо в момент работы хотелось смотреть, не отрываясь, как на
огонь костра или дождь. Когда она работала, превращалась из феи
Приветливой доверчивости в фею милой сосредоточенности, и по лицу ее тихо
бродили отголоски мыслей и чувств, переживаемых ею в данный момент.
Наблюдая за ней, Никита терял счет времени, и был готов убить всякого, кто
посягнет на это существо, способное превращать безотрадное в красивое,
серость в яркую многоцветность...
Одета Ксения была в голубой комбинезон, не скрывающий блистательных
форм тела. Волосы она заплела в косу, которая тяжелой короной лежала на
голове, открывая длинную шею с серебряной цепочкой. В мочках ушей
поблескивали серебряные сережки с сердоликом в форме листочка березы. На
среднем пальце левой руки - перстень с таким же камнем. Неброско, просто,
но в этой простоте крылись изысканность и утонченность, подвластные только
истинному художнику - не в смысле профессии, в смысле свойств натуры.
- И долго ты намерен так сидеть? - раздался низкий голос девушки.
- А? Д-да... - промямлил застигнутый врасплох Никита.
Ксения огляйулась. В глазах улыбка, лукавые искры, приветливость, и
готовность выслушать любое предложение. Повинуясь зову интуиции, Никита
подошел к ней и молча поцеловал в полураскрытие пунцовые губы, ответившие
на поцелуй с неожиданной нежной силой. Минута длилась долго, а тишина в
мастерской была такая, что слышалось кипение крови, собравшейся в губах,
сердце и руках, сжимавших девичьи плечи. Затем, снова повинуясь властному
зову интуиции, Никита разжал объятия, оторвался от Ксении и отступил на
шаг. Девушка смотрела на него без улыбки.
Глаза ее стали огромными, глубокими, и радость в них боролась с
сомнениями.
Никита стиснул зубы, отступил еще на шаг. Снова это загадочное
сомнение, что и в глазах Толи Такэды. Ах, друзья мои, приятели, в чем же
вы сомневаетесь? Что вы такого видите во мне, что позволяет вам
сомневаться?
- Надо же, - все тем же спокойным низким голосом произнесла девушка,
- на двадцать седьмой день знакомства ты наконец соизволил поцеловать
меня. Я думала, ты смелей.
- Ну что ты, я такой неуклюжий и робкий, - пробормотал Никита.
Девушка засмеялась, и напряжение схлынуло, разрядившись смехом. Но
вкус поцелуя остался на губах и в памяти. Сравнить его было не с чем,
ничего подобного Никита не переживал никогда, хотя и целовал девушек
прежде. Как сказал бы Толя Такэда: счастье, выпадает тому, кто его не
ждет.
- Я пришел жаловаться, - продолжал танцор, с жадной радостью впитывая
смех девушки и свет, исходивший от ее лица. - Понимаешь, вокруг меня
что-то происходит, какие-то скрытые силы жонглируют событиями, а я лишь
изредка ощущаю их присутствие.
Плюс вот это. - Танцор кивнул на руку, закатав рукав рубашки над
локтем, где красовалась звезда. - Подарок судьбы. Весть, как выражается
Толя.
- Болит, мешает?
- Не мешает, но... действует на нервы. - Никита вспомнил реакцию
звезды. - А стоит на нее надавить и...
Знакомый холодный разряд проколол руку от звезды до шеи, вонзился в
затылок, растекся парализующим холодом по всему телу, заставил дрожать
пальцы и губы. Чей-то грохочуще-гулкий голос раздался, показалось, в
костях тела, позвоночника, в черепе, произнес фразу на тарабарском языке,
стих. И все прошло. Осталась только слабость в коленях и затихающий звон в
голове.
- Что с тобой? - Никита увидел у лица испуганные глаза Ксении и
обнаружил, что сидит в кресле. - Тебе плохо?
- Н-нет... все нормально... сейчас пройдет.
Ксения упорхнула куда-то и тут же принесла чашку холодного кофе.
- Пей, это взбодрит. - Посмотрела, как он пьет, отобрала чашку,
положила одну ладонь на его затылок, вторую на лоб. - Теперь сиди тихо и
думай о приятном.
Ладони у нее были мягкие, ласковые и в то же время сильные.
От них исходила какая-то успокаивающая, живая прохлада и приятная
бодрость. Через несколько минут Никита почувствовал себя полностью
окрепшим, восстановленным, отдохнувшим. Легкая нервная дрожь вокруг пятна
звезды - словно по коже бродила "гусиная пупырчатость" - прошла. Страх в
душе почти растаял, хотя Сухов знал, что он еще вернется. Загадка звезды
угнетала, снова родилась идея сходить ,к косметологу и срезать участок
кожи вместе со звездой. Если ты только была гарантия, что это поможет.
- К врачу не обращался? - поинтересовалась Ксения.
Танцор отрицательно качнул головой, криво улыбнулся.
- Тебе Толя рассказывал, как она появилась?
Ксения опустила глаза, потом прямо посмотрела на него.
- Рассказывал.
- И что ты об этом думаешь?
Девушка отвернулась, прошлась по мастерской, остановилась у мольберта
с пейзажем. Сказала, не глядя на гостя:
- Ник, ты попал под колесо истории, хочешь ты этого или не хочешь. С
появлением Вестника мир вокруг изменился и... и многое зависит от тебя
лично. Многое, - подчеркнула она, искоса глянув на Никиту, - если не все.
Если захочешь, в свое время ты узнаешь подробности. Но возврата к прежней
жизни не будет. И ты - в большой опасности, в очень, большой.
- Значит, ты все знаешь? - задумчиво проговорил Сухов, чувствуя, как
впереди разверзается бездна.
- Не все, только то, что сказала. Тебе предстоит пройти Путь, вернее,
три Пути...
- Целых три? - Никита постарался, чтобы в тоне вопроса было как можно
больше иронии, но Ксения не прореагировала на это.
- Путь Меча, Путь Мысли и Путь Духа. Если только... - она помолчала,
- если тебе хватит...
- Смелости? Ну что ты, я трус.
- Великодушия, - закончила девушка.
Чувствуя, как запылали щеки, Никита встал и, не попрощавшись, вышел
из мастерской. Он был взбешен, раздосадован и обижен, словно ему отвесили
пощечину, хотя в глубине души сознавал, что Ксения не хотела его обижать.
И все же было чертовски обидно, что в нем, таком положительном во всех
отношениях, имевшем сотню великолепных качеств, наццш вдруг изъян.
Великодушия, видите ли, ему не достает! Откуда это видно? И зачем оно для
того Пути, или трех Путей? Путнику больше требуются сила и выносливость, а
не великодушие... если, конечно, он вообще собирается куда-то идти...
Никита пожал плечами. Никуда идти он не собирался. Но от этого на
душе не становилось спокойнее. Ксения знала, что он не из
путешественников, вот почему во взгляде ее сквозило сомнение.
Знала она и то, что он откажется от Пути, вернее, от трех Путей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195
спиной в угол, где стояли столик, два кожаных кресла и вешалка, сел в
кресло и принялся разглядывать профиль девушки.
На ее лицо в момент работы хотелось смотреть, не отрываясь, как на
огонь костра или дождь. Когда она работала, превращалась из феи
Приветливой доверчивости в фею милой сосредоточенности, и по лицу ее тихо
бродили отголоски мыслей и чувств, переживаемых ею в данный момент.
Наблюдая за ней, Никита терял счет времени, и был готов убить всякого, кто
посягнет на это существо, способное превращать безотрадное в красивое,
серость в яркую многоцветность...
Одета Ксения была в голубой комбинезон, не скрывающий блистательных
форм тела. Волосы она заплела в косу, которая тяжелой короной лежала на
голове, открывая длинную шею с серебряной цепочкой. В мочках ушей
поблескивали серебряные сережки с сердоликом в форме листочка березы. На
среднем пальце левой руки - перстень с таким же камнем. Неброско, просто,
но в этой простоте крылись изысканность и утонченность, подвластные только
истинному художнику - не в смысле профессии, в смысле свойств натуры.
- И долго ты намерен так сидеть? - раздался низкий голос девушки.
- А? Д-да... - промямлил застигнутый врасплох Никита.
Ксения огляйулась. В глазах улыбка, лукавые искры, приветливость, и
готовность выслушать любое предложение. Повинуясь зову интуиции, Никита
подошел к ней и молча поцеловал в полураскрытие пунцовые губы, ответившие
на поцелуй с неожиданной нежной силой. Минута длилась долго, а тишина в
мастерской была такая, что слышалось кипение крови, собравшейся в губах,
сердце и руках, сжимавших девичьи плечи. Затем, снова повинуясь властному
зову интуиции, Никита разжал объятия, оторвался от Ксении и отступил на
шаг. Девушка смотрела на него без улыбки.
Глаза ее стали огромными, глубокими, и радость в них боролась с
сомнениями.
Никита стиснул зубы, отступил еще на шаг. Снова это загадочное
сомнение, что и в глазах Толи Такэды. Ах, друзья мои, приятели, в чем же
вы сомневаетесь? Что вы такого видите во мне, что позволяет вам
сомневаться?
- Надо же, - все тем же спокойным низким голосом произнесла девушка,
- на двадцать седьмой день знакомства ты наконец соизволил поцеловать
меня. Я думала, ты смелей.
- Ну что ты, я такой неуклюжий и робкий, - пробормотал Никита.
Девушка засмеялась, и напряжение схлынуло, разрядившись смехом. Но
вкус поцелуя остался на губах и в памяти. Сравнить его было не с чем,
ничего подобного Никита не переживал никогда, хотя и целовал девушек
прежде. Как сказал бы Толя Такэда: счастье, выпадает тому, кто его не
ждет.
- Я пришел жаловаться, - продолжал танцор, с жадной радостью впитывая
смех девушки и свет, исходивший от ее лица. - Понимаешь, вокруг меня
что-то происходит, какие-то скрытые силы жонглируют событиями, а я лишь
изредка ощущаю их присутствие.
Плюс вот это. - Танцор кивнул на руку, закатав рукав рубашки над
локтем, где красовалась звезда. - Подарок судьбы. Весть, как выражается
Толя.
- Болит, мешает?
- Не мешает, но... действует на нервы. - Никита вспомнил реакцию
звезды. - А стоит на нее надавить и...
Знакомый холодный разряд проколол руку от звезды до шеи, вонзился в
затылок, растекся парализующим холодом по всему телу, заставил дрожать
пальцы и губы. Чей-то грохочуще-гулкий голос раздался, показалось, в
костях тела, позвоночника, в черепе, произнес фразу на тарабарском языке,
стих. И все прошло. Осталась только слабость в коленях и затихающий звон в
голове.
- Что с тобой? - Никита увидел у лица испуганные глаза Ксении и
обнаружил, что сидит в кресле. - Тебе плохо?
- Н-нет... все нормально... сейчас пройдет.
Ксения упорхнула куда-то и тут же принесла чашку холодного кофе.
- Пей, это взбодрит. - Посмотрела, как он пьет, отобрала чашку,
положила одну ладонь на его затылок, вторую на лоб. - Теперь сиди тихо и
думай о приятном.
Ладони у нее были мягкие, ласковые и в то же время сильные.
От них исходила какая-то успокаивающая, живая прохлада и приятная
бодрость. Через несколько минут Никита почувствовал себя полностью
окрепшим, восстановленным, отдохнувшим. Легкая нервная дрожь вокруг пятна
звезды - словно по коже бродила "гусиная пупырчатость" - прошла. Страх в
душе почти растаял, хотя Сухов знал, что он еще вернется. Загадка звезды
угнетала, снова родилась идея сходить ,к косметологу и срезать участок
кожи вместе со звездой. Если ты только была гарантия, что это поможет.
- К врачу не обращался? - поинтересовалась Ксения.
Танцор отрицательно качнул головой, криво улыбнулся.
- Тебе Толя рассказывал, как она появилась?
Ксения опустила глаза, потом прямо посмотрела на него.
- Рассказывал.
- И что ты об этом думаешь?
Девушка отвернулась, прошлась по мастерской, остановилась у мольберта
с пейзажем. Сказала, не глядя на гостя:
- Ник, ты попал под колесо истории, хочешь ты этого или не хочешь. С
появлением Вестника мир вокруг изменился и... и многое зависит от тебя
лично. Многое, - подчеркнула она, искоса глянув на Никиту, - если не все.
Если захочешь, в свое время ты узнаешь подробности. Но возврата к прежней
жизни не будет. И ты - в большой опасности, в очень, большой.
- Значит, ты все знаешь? - задумчиво проговорил Сухов, чувствуя, как
впереди разверзается бездна.
- Не все, только то, что сказала. Тебе предстоит пройти Путь, вернее,
три Пути...
- Целых три? - Никита постарался, чтобы в тоне вопроса было как можно
больше иронии, но Ксения не прореагировала на это.
- Путь Меча, Путь Мысли и Путь Духа. Если только... - она помолчала,
- если тебе хватит...
- Смелости? Ну что ты, я трус.
- Великодушия, - закончила девушка.
Чувствуя, как запылали щеки, Никита встал и, не попрощавшись, вышел
из мастерской. Он был взбешен, раздосадован и обижен, словно ему отвесили
пощечину, хотя в глубине души сознавал, что Ксения не хотела его обижать.
И все же было чертовски обидно, что в нем, таком положительном во всех
отношениях, имевшем сотню великолепных качеств, наццш вдруг изъян.
Великодушия, видите ли, ему не достает! Откуда это видно? И зачем оно для
того Пути, или трех Путей? Путнику больше требуются сила и выносливость, а
не великодушие... если, конечно, он вообще собирается куда-то идти...
Никита пожал плечами. Никуда идти он не собирался. Но от этого на
душе не становилось спокойнее. Ксения знала, что он не из
путешественников, вот почему во взгляде ее сквозило сомнение.
Знала она и то, что он откажется от Пути, вернее, от трех Путей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195