Никита был по натуре солистом, танец
любил и понимал естеством, совершенно свободно, чему способствовала и
атмосфера семьи: мать сама танцевала когда-то, преподавала хореографию, а
отец был неплохим музыкантом-скрипачом, пока не умер внезапно, мгновенно,
от разрыва сердца в одной из гастрольных поездок за границей.
Сначала Коренев ставил молодого танцора в параллельные связки, не
слишком обращая внимание на рост мастерства и класса его, но потом
заметил, что сам уходит на вторые роли, и для Никиты наступили трудные
времена. Выделяясь из массы остальных исполнителей, он вынужден был
подгонять свой темперамент, силу, возможности растяжки и пластики под
общее движение, потому что Коренев перестал давать ему сольные роли
практически во всех программах.
Промучившись таким образом полгода, подумывая о переходе в другие
труппы, в том числе классического балета - предложения были и довольно
солидные, - Никита вдруг решил создать собственную программу и показать ее
на конкурсном отборе среди мастеров балета. В формировании программы
большую помощь оказала мама, дав несколько советов и показав видеоролик с
выступлениями выдающихся фигуристов мира. Танец Толлера Крэнстона,
канадского профессионала, выступавшего в семидесятые годы двадцатого века
и не превзойденного позже никем из последователей в течение четверти века,
произвел на Никиту огромное впечатление. Такой пластичности, красоты
движения, необычности поз он еще не видел, и загорелся создать нечто
подобное не на льду, а на сцене.
Тренировался он почти год, никого не посвятив в свой план, даже
Такэду, а потом внезапно сорвался: оставил после репетиции труппу, сказав,
что подготовил сюрприз, включил кассету с музыкой, под которую репетировал
программу, и двадцать минут летал над сценой в порыве какого-то неистового
вдохновения, соединив плие, пируэты, фуэте и арабески в необычные и
сложные комбинации. Может быть, он уже знал или предчувствовал, что нигде
и никогда больше не покажет этот танец, в том числе и на конкурсе, Танец
не имел названия, он сочетал в себе элементы многих классических и
эстрадных танцев с стиле рэп, брейк и монопляс, кроме того в нем
присутствовали и сложнейшие па акробатических прыжков и гимнастических
связок, а также придуманные танцором тончайшие пластические переходы
мышечных растяжек и гибких махов, имитирующих бесподобную поступь
леопарда, охоту пантеры, броски змеи и гротескный полет гиббона по
деревьям.
Для увязки всего этого сложного танцевального пространства Никита
использовал чистоту, благородство и пластичность языка русской школы,
ритмику Хаммера, негритянского певца и танцора девяностых годов двадцатого
века, и опыт индийской танцевальной культуры, насчитывающей тысячелетия.
Особенно ему подошли стили школ бхарат натья и катхак - утонченной
разработкой мимики и движений рук, а также своеобразной системой
канонических жестов.
Когда музыка закончилась, в зале театра, оказавшемся забитым почти до
отказа, - слухи о "конкурсном показе" просочились во все помещения театра,
и в зал прибежали все, кто там был. - установилась абсолютная тишина. Ни
скрипа, ни шороха, ни хлопка! Лишь чей-то тихий вздох. Так, в полной
тишине, Никита и сошел со сцены, улыбнувшись Такэде, который молча взял
его под руку.
Да, вероятно, это и было прощание. С коллективом, во всяком случае,
если не с театром и студией. И все это поняли, кроме Коренева, пожалуй,
который пытался что-то говорить вслед уходящим, требовать, давать
распоряжения, и замолк на полуслове, потому что зал вдруг встал и стоя
проводил танцора штормом аплодисментов...
- Ты домой? - Толя Такэда, щурясь, смотрел на него задумчиво и
понимающе. У Никиты потеплело на душе: порой ему казалось, что друг
свободно читает его мысли, сочувствуя и сопереживая при этом. Это он нашел
у Бранта четверостишие:
От танцев много есть последствий,
Весьма тлетворных вмладолетстве:
Заносчивость и самохвальство,
Распутство, грубость и нахальство.
И добавлял: тебе не хватает лишь последнего.
- Проводить?
- Нет, пройдусь по парку, хочу побыть наедине с собой. Завтра в два
обедаем у тебя в институте.
Такэда хлопнул ладонью по подставленной ладони танцора, но не успел
сделать и шага, как вдруг из парка донесся странный улюлюкающий свист и
гул, от которого задрожала земля. Что-то с неистовым треском взорвалось,
по аллеям парка расползлось ядовитое шипение, заглушенное удаляющимся
топотом. Яркие голубовато-зеленые всполохи озарили небо над северным
районом массива, погасли. Наступила тишина.
- Что это? - удивленно поднял брови Сухов.
Такэда глянул на руку, на пальце которой красовался замысловатой
формы перстень: в глубине черного камня горел рубиновый шестиугольник.
- О Сусаноо!... Иди домой, Кит, потом поговорим. Кое-что мне здорово
не нравится.
- Но ты видел? Гроза будет, что ли?
- Не знаю. Пока. - Инженер бесшумно растворился в ночи.
Никита иногда шутил, что ходит он, как ниндзя, но в этой шутке была
большая доля правды: Толя занимался айки-дзюцу с младенческого возраста,
сначала с дедом Сокаку Такэда, который сохранил технику сосредоточения
жизненной энергии школы Дайторю, а потом под руководством отца, и к своим
тридцати двум годам, овладев тайнами восточных единоборств, стал мэнкё -
мастером высшего класса. Что не мешало ему заниматься философией и
работать в институте электроники.
Никита улыбнулся своим мыслям и, не спеша, направился по боковой
аллее парка к выходу на стоянку, где стояла его машина, не придав значения
необычным звукам и вспышкам. С этого момента колесо его бытия сдвинулось с
наезженной колеи, увлекая к событиям странным, таинственным и страшным, к
котороым он абсолютно не был подготовлен.
Он успел пройти лишь треть аллеи, отметив почти полное отсутствие
фонарей, как вдруг впереди и слева, за кустами черемухи, раздался вскрик,
за ним глухие удары, возня, еще один вскрик и долгий мучительный стон.
Затем все стихло.
Покрывшийся мурашками Никита в нерешительности остановился,
вглядываясь в темноту. Свет фонаря, горевшего сзади метрах в десяти, сюда
почти не доставал, и разглядеть, что делается в кустах, было невозможно.
Сухов по натуре не был трусом, но и на рожон лезть не любил, предпочитая
разумный компромисс открытому бою, хотя физически одарен был великолепно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195
любил и понимал естеством, совершенно свободно, чему способствовала и
атмосфера семьи: мать сама танцевала когда-то, преподавала хореографию, а
отец был неплохим музыкантом-скрипачом, пока не умер внезапно, мгновенно,
от разрыва сердца в одной из гастрольных поездок за границей.
Сначала Коренев ставил молодого танцора в параллельные связки, не
слишком обращая внимание на рост мастерства и класса его, но потом
заметил, что сам уходит на вторые роли, и для Никиты наступили трудные
времена. Выделяясь из массы остальных исполнителей, он вынужден был
подгонять свой темперамент, силу, возможности растяжки и пластики под
общее движение, потому что Коренев перестал давать ему сольные роли
практически во всех программах.
Промучившись таким образом полгода, подумывая о переходе в другие
труппы, в том числе классического балета - предложения были и довольно
солидные, - Никита вдруг решил создать собственную программу и показать ее
на конкурсном отборе среди мастеров балета. В формировании программы
большую помощь оказала мама, дав несколько советов и показав видеоролик с
выступлениями выдающихся фигуристов мира. Танец Толлера Крэнстона,
канадского профессионала, выступавшего в семидесятые годы двадцатого века
и не превзойденного позже никем из последователей в течение четверти века,
произвел на Никиту огромное впечатление. Такой пластичности, красоты
движения, необычности поз он еще не видел, и загорелся создать нечто
подобное не на льду, а на сцене.
Тренировался он почти год, никого не посвятив в свой план, даже
Такэду, а потом внезапно сорвался: оставил после репетиции труппу, сказав,
что подготовил сюрприз, включил кассету с музыкой, под которую репетировал
программу, и двадцать минут летал над сценой в порыве какого-то неистового
вдохновения, соединив плие, пируэты, фуэте и арабески в необычные и
сложные комбинации. Может быть, он уже знал или предчувствовал, что нигде
и никогда больше не покажет этот танец, в том числе и на конкурсе, Танец
не имел названия, он сочетал в себе элементы многих классических и
эстрадных танцев с стиле рэп, брейк и монопляс, кроме того в нем
присутствовали и сложнейшие па акробатических прыжков и гимнастических
связок, а также придуманные танцором тончайшие пластические переходы
мышечных растяжек и гибких махов, имитирующих бесподобную поступь
леопарда, охоту пантеры, броски змеи и гротескный полет гиббона по
деревьям.
Для увязки всего этого сложного танцевального пространства Никита
использовал чистоту, благородство и пластичность языка русской школы,
ритмику Хаммера, негритянского певца и танцора девяностых годов двадцатого
века, и опыт индийской танцевальной культуры, насчитывающей тысячелетия.
Особенно ему подошли стили школ бхарат натья и катхак - утонченной
разработкой мимики и движений рук, а также своеобразной системой
канонических жестов.
Когда музыка закончилась, в зале театра, оказавшемся забитым почти до
отказа, - слухи о "конкурсном показе" просочились во все помещения театра,
и в зал прибежали все, кто там был. - установилась абсолютная тишина. Ни
скрипа, ни шороха, ни хлопка! Лишь чей-то тихий вздох. Так, в полной
тишине, Никита и сошел со сцены, улыбнувшись Такэде, который молча взял
его под руку.
Да, вероятно, это и было прощание. С коллективом, во всяком случае,
если не с театром и студией. И все это поняли, кроме Коренева, пожалуй,
который пытался что-то говорить вслед уходящим, требовать, давать
распоряжения, и замолк на полуслове, потому что зал вдруг встал и стоя
проводил танцора штормом аплодисментов...
- Ты домой? - Толя Такэда, щурясь, смотрел на него задумчиво и
понимающе. У Никиты потеплело на душе: порой ему казалось, что друг
свободно читает его мысли, сочувствуя и сопереживая при этом. Это он нашел
у Бранта четверостишие:
От танцев много есть последствий,
Весьма тлетворных вмладолетстве:
Заносчивость и самохвальство,
Распутство, грубость и нахальство.
И добавлял: тебе не хватает лишь последнего.
- Проводить?
- Нет, пройдусь по парку, хочу побыть наедине с собой. Завтра в два
обедаем у тебя в институте.
Такэда хлопнул ладонью по подставленной ладони танцора, но не успел
сделать и шага, как вдруг из парка донесся странный улюлюкающий свист и
гул, от которого задрожала земля. Что-то с неистовым треском взорвалось,
по аллеям парка расползлось ядовитое шипение, заглушенное удаляющимся
топотом. Яркие голубовато-зеленые всполохи озарили небо над северным
районом массива, погасли. Наступила тишина.
- Что это? - удивленно поднял брови Сухов.
Такэда глянул на руку, на пальце которой красовался замысловатой
формы перстень: в глубине черного камня горел рубиновый шестиугольник.
- О Сусаноо!... Иди домой, Кит, потом поговорим. Кое-что мне здорово
не нравится.
- Но ты видел? Гроза будет, что ли?
- Не знаю. Пока. - Инженер бесшумно растворился в ночи.
Никита иногда шутил, что ходит он, как ниндзя, но в этой шутке была
большая доля правды: Толя занимался айки-дзюцу с младенческого возраста,
сначала с дедом Сокаку Такэда, который сохранил технику сосредоточения
жизненной энергии школы Дайторю, а потом под руководством отца, и к своим
тридцати двум годам, овладев тайнами восточных единоборств, стал мэнкё -
мастером высшего класса. Что не мешало ему заниматься философией и
работать в институте электроники.
Никита улыбнулся своим мыслям и, не спеша, направился по боковой
аллее парка к выходу на стоянку, где стояла его машина, не придав значения
необычным звукам и вспышкам. С этого момента колесо его бытия сдвинулось с
наезженной колеи, увлекая к событиям странным, таинственным и страшным, к
котороым он абсолютно не был подготовлен.
Он успел пройти лишь треть аллеи, отметив почти полное отсутствие
фонарей, как вдруг впереди и слева, за кустами черемухи, раздался вскрик,
за ним глухие удары, возня, еще один вскрик и долгий мучительный стон.
Затем все стихло.
Покрывшийся мурашками Никита в нерешительности остановился,
вглядываясь в темноту. Свет фонаря, горевшего сзади метрах в десяти, сюда
почти не доставал, и разглядеть, что делается в кустах, было невозможно.
Сухов по натуре не был трусом, но и на рожон лезть не любил, предпочитая
разумный компромисс открытому бою, хотя физически одарен был великолепно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195