Но красивее всего мне казались ее руки — длинные, с тонкими пальцами — она изредка поднимала их плавным движением, поправляя спадавшие на лоб прядки, чистый, мягкого тембра голос звучал как музыка. Иногда меня охватывал испуг,— а вдруг она вот сейчас спросит меня о чем-то или попросит повторить то, что она объясняет, и тогда я пропал, опозорюсь в первый же урок в новой школе...
Но меня ожидало иное испытание: сидевший позади мордастый светловолосый мальчишка вдруг ни с того ни с сего дал мне щелчок в затылок. Я оглянулся на обидчика, но стерпел. Тут же я получил второй щелчок, но не пошевелился, решив про себя, что если этот нахал не отстанет, то я дам ему сдачи! И все же я выдержал третий щелчок, на сей раз болезненный, потому что мальчишка, приноровившись, бил меня по одному и тому же месту в затылок. Я сжал кулаки и подался вперед.
«Ну давай еще разок, и ты получишь!»— подумал я и тут же почувствовал резкий щелчок. Тогда я чуть привстал из-за парты и наотмашь, что было силы ударил обидчика по лицу. Мальчишка отвалился к стене, но, опомнясь, бросился на меня. Я вцепился ногтями в его пухлые щеки, и мы очутились на полу, дубася друг друга; в классе стоял гвалт, визжали девчонки, нас старались растащить в стороны, затем поволокли в коридор, и здесь кто-то догадался окатить нас водой из бачка. Лишь тогда мы отпустили друг друга. По распоряжению Дины Ивановны все ушли в класс, оставив меня с обидчиком лицом к лицу.
— Ты почему, гад, ногти не стрижешь?— неожиданно спросил мордастый мальчик и показал мне свое исцарапанное, в кровяных полосах лицо.— Ты погляди, что ты наделал!
— А чего ты щелкал меня по затылку?
— Так я же шутя, понарошку, чтоб посмеяться, а ты...
— Если понарошку, то один раз щелкнул, и хватит, а ты четыре раза...
— А ты считал?— Мальчишка вдруг расхохотался во все горло, подошел ко мне и вытащил из кармана платок.— Давай на мировую! Я вон нос тебе расквасил, на-ка вытри кровь...
Мы взялись за руки, постучались в дверь класса, вошли, потупившись, попросили прощения. Все с облегчением вздохнули, и урок продолжался...
С этого дня Васька Красиков стал моим закадычным другом. Мы попросили посадить нас за одну парту, и Дина Ивановна выполнила нашу просьбу. Мы делали вместе уроки, бегали в большой овраг кататься на салазках или на лыжах, посещали все кружки, какие только имелись в школе,— переплетный, драматический, столярный,— оба смастерили своими руками первые табуретки. Но однажды наша дружба подверглась суровому и непонятному испытанию. Я сам не понимал, что со мной происходило, но все уроки я только тем и занимался, что любовался Диной Ивановной, испытывая странное и необъяснимое наслаждение. Я следил за каждым движением ее красивой руки, а когда взгляд ее темных глаз останавливался на мне, я переставал дышать. Под глазами ее лежали темно-коричневые тени, а от этого глаза были еще красивее, а голос ее я словно не слушал, а пил. Иногда, замечая мою рассеянность, Дина Ивановна спрашивала:
— Ты о чем задумался, Зоря?.. Повтори то, что я только что объясняла всем...
Я вскакивал, моргал от смущения и даже не пытался оправдываться, потому что я ничего не знал из нового урока.
— Садись и будь внимательным, я ставлю тебе неуд...
«Неуд»— неудовлетворительная оценка — почему- то меня не страшила, и я продолжал любоваться лицом учительницы. Почему-то меня больше всего интересовал цвет ее век, и как-то, не выдержав, я поднял руку.
— Говори!— разрешила Дина Ивановна.
— Извините, Дина Ивановна...— Я на мгновение замялся.— У вас веки сами по себе такие красивые или вы их чем-то красите?
Все разразились хохотом, а Дина Ивановна покраснела и на минуту словно потеряла дар речи.
— Какими глупостями ты интересуешься!
— Я просто хотел знать...
— Садись, и чтоб больше я от тебя такой ерунды не слышала! Может быть, ты нарочно это придумал, чтобы все посмеялись?
— Нет, что вы, Дина Ивановна!
Класс откровенно и довольно потешался, совершенно уверовав в то, что я спросил об этом из одного озорства, и всем была по душе такая выдумка. Васька, так тот просто стонал от восхищения, тыкал меня кулаком в бок:
— Ну и чудик ты!.. Мирово ты ее завел! Железно!.. Я прямо чуть не умер со смеха!
— Да тише ты!— останавливая вкрадчивый шепот друга, я чувствовал себя виноватым, но еще не до конца сознавал, что поступил опрометчиво, чуть не обнаружив перед всеми то, что оставалось моей тайной.
Я досидел до конца уроков, вместе со всеми выбежал из школы, но тут же вернулся обратно. Дина Ивановна была еще в классе.
— Ты что?— удивилась она.— Забыл что-нибудь?
— Нет!— я бесстрашно поглядел в ее глаза и выдохнул:— Дина Ивановна, пойдемте вечером в большой овраг..,
— Какой еще овраг?
— Да на горку, где катаются... У меня хорошие санки, вы будете сидеть, а я сзади править...
Она взглянула на меня внимательно, словно стараясь что-то прочесть на моем лице, и неожиданно согласилась.
— Ну что ж, давай покатаемся... А не расшибемся мы с тобой?
— Что вы, Дина Ивановна!— уже хвастливо заявил я.— Там вот такие шкеты летают с горки, и хоть бы что!
Я помчался на квартиру, швырнул сумку на кровать, быстро поел и, привязав к санкам новую веревку, побежал к учительнице, осторожно стукнул в окно. Дина Ивановна отозвалась и скоро вышла в коротком дубленом полушубке, серых валенках и белой вязаной шапочке.
Ранние зимние сумерки уже засинили воздух, и мы заспешили к оврагу, откуда неслись взрывы хохота, крики, ребятишек, визг девчонок, гомон и свист. Овраг разделял улицу пополам, и по обеим его скатам скользили вниз салазки и вылетали на другую его сторону. В овраге было черным-черно от шубеек и курток, санки
то и дело опрокидывались, и ребятишки кубарем катились вниз, зарываясь в пушистый снег. Заметив на краю оврага учительницу, ребята закричали наперебой:
— Дина Ивановна! Прокатитесь со мной! Ну пожалуйста!
— Погодите! Не могу же я кататься со всеми сразу... Пусть сначала меня покатает Зоря... Он же догадался позвать меня сюда!
Все окружили нас, смотрели, как учительница усаживается на мои санки, а я стоял рядом, испытывая прилив горделивого тщеславия, потом я согнулся, налег левой ногой на край санок, взялся обеими руками за боковые планки и оттолкнулся правой. Санки нырнули с горки, в ушах засвистел ветер, вышиб слезу, я старательно рулил правой ногой, бороздя снег, притормаживая, и ногу трепало из стороны в сторону. Но именно в этом и был весь шик, вся лихость и умение управлять санками, когда ты мог изменить их бег и полет или нарочно перевернуться, врезаться в рыхлый сугроб. Я был безмерно счастлив, щеки мои обжигал встречный ветер, а голову кружил запах духов, наплывавший от вязаной шапочки, в которую я то и дело тыкался носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Но меня ожидало иное испытание: сидевший позади мордастый светловолосый мальчишка вдруг ни с того ни с сего дал мне щелчок в затылок. Я оглянулся на обидчика, но стерпел. Тут же я получил второй щелчок, но не пошевелился, решив про себя, что если этот нахал не отстанет, то я дам ему сдачи! И все же я выдержал третий щелчок, на сей раз болезненный, потому что мальчишка, приноровившись, бил меня по одному и тому же месту в затылок. Я сжал кулаки и подался вперед.
«Ну давай еще разок, и ты получишь!»— подумал я и тут же почувствовал резкий щелчок. Тогда я чуть привстал из-за парты и наотмашь, что было силы ударил обидчика по лицу. Мальчишка отвалился к стене, но, опомнясь, бросился на меня. Я вцепился ногтями в его пухлые щеки, и мы очутились на полу, дубася друг друга; в классе стоял гвалт, визжали девчонки, нас старались растащить в стороны, затем поволокли в коридор, и здесь кто-то догадался окатить нас водой из бачка. Лишь тогда мы отпустили друг друга. По распоряжению Дины Ивановны все ушли в класс, оставив меня с обидчиком лицом к лицу.
— Ты почему, гад, ногти не стрижешь?— неожиданно спросил мордастый мальчик и показал мне свое исцарапанное, в кровяных полосах лицо.— Ты погляди, что ты наделал!
— А чего ты щелкал меня по затылку?
— Так я же шутя, понарошку, чтоб посмеяться, а ты...
— Если понарошку, то один раз щелкнул, и хватит, а ты четыре раза...
— А ты считал?— Мальчишка вдруг расхохотался во все горло, подошел ко мне и вытащил из кармана платок.— Давай на мировую! Я вон нос тебе расквасил, на-ка вытри кровь...
Мы взялись за руки, постучались в дверь класса, вошли, потупившись, попросили прощения. Все с облегчением вздохнули, и урок продолжался...
С этого дня Васька Красиков стал моим закадычным другом. Мы попросили посадить нас за одну парту, и Дина Ивановна выполнила нашу просьбу. Мы делали вместе уроки, бегали в большой овраг кататься на салазках или на лыжах, посещали все кружки, какие только имелись в школе,— переплетный, драматический, столярный,— оба смастерили своими руками первые табуретки. Но однажды наша дружба подверглась суровому и непонятному испытанию. Я сам не понимал, что со мной происходило, но все уроки я только тем и занимался, что любовался Диной Ивановной, испытывая странное и необъяснимое наслаждение. Я следил за каждым движением ее красивой руки, а когда взгляд ее темных глаз останавливался на мне, я переставал дышать. Под глазами ее лежали темно-коричневые тени, а от этого глаза были еще красивее, а голос ее я словно не слушал, а пил. Иногда, замечая мою рассеянность, Дина Ивановна спрашивала:
— Ты о чем задумался, Зоря?.. Повтори то, что я только что объясняла всем...
Я вскакивал, моргал от смущения и даже не пытался оправдываться, потому что я ничего не знал из нового урока.
— Садись и будь внимательным, я ставлю тебе неуд...
«Неуд»— неудовлетворительная оценка — почему- то меня не страшила, и я продолжал любоваться лицом учительницы. Почему-то меня больше всего интересовал цвет ее век, и как-то, не выдержав, я поднял руку.
— Говори!— разрешила Дина Ивановна.
— Извините, Дина Ивановна...— Я на мгновение замялся.— У вас веки сами по себе такие красивые или вы их чем-то красите?
Все разразились хохотом, а Дина Ивановна покраснела и на минуту словно потеряла дар речи.
— Какими глупостями ты интересуешься!
— Я просто хотел знать...
— Садись, и чтоб больше я от тебя такой ерунды не слышала! Может быть, ты нарочно это придумал, чтобы все посмеялись?
— Нет, что вы, Дина Ивановна!
Класс откровенно и довольно потешался, совершенно уверовав в то, что я спросил об этом из одного озорства, и всем была по душе такая выдумка. Васька, так тот просто стонал от восхищения, тыкал меня кулаком в бок:
— Ну и чудик ты!.. Мирово ты ее завел! Железно!.. Я прямо чуть не умер со смеха!
— Да тише ты!— останавливая вкрадчивый шепот друга, я чувствовал себя виноватым, но еще не до конца сознавал, что поступил опрометчиво, чуть не обнаружив перед всеми то, что оставалось моей тайной.
Я досидел до конца уроков, вместе со всеми выбежал из школы, но тут же вернулся обратно. Дина Ивановна была еще в классе.
— Ты что?— удивилась она.— Забыл что-нибудь?
— Нет!— я бесстрашно поглядел в ее глаза и выдохнул:— Дина Ивановна, пойдемте вечером в большой овраг..,
— Какой еще овраг?
— Да на горку, где катаются... У меня хорошие санки, вы будете сидеть, а я сзади править...
Она взглянула на меня внимательно, словно стараясь что-то прочесть на моем лице, и неожиданно согласилась.
— Ну что ж, давай покатаемся... А не расшибемся мы с тобой?
— Что вы, Дина Ивановна!— уже хвастливо заявил я.— Там вот такие шкеты летают с горки, и хоть бы что!
Я помчался на квартиру, швырнул сумку на кровать, быстро поел и, привязав к санкам новую веревку, побежал к учительнице, осторожно стукнул в окно. Дина Ивановна отозвалась и скоро вышла в коротком дубленом полушубке, серых валенках и белой вязаной шапочке.
Ранние зимние сумерки уже засинили воздух, и мы заспешили к оврагу, откуда неслись взрывы хохота, крики, ребятишек, визг девчонок, гомон и свист. Овраг разделял улицу пополам, и по обеим его скатам скользили вниз салазки и вылетали на другую его сторону. В овраге было черным-черно от шубеек и курток, санки
то и дело опрокидывались, и ребятишки кубарем катились вниз, зарываясь в пушистый снег. Заметив на краю оврага учительницу, ребята закричали наперебой:
— Дина Ивановна! Прокатитесь со мной! Ну пожалуйста!
— Погодите! Не могу же я кататься со всеми сразу... Пусть сначала меня покатает Зоря... Он же догадался позвать меня сюда!
Все окружили нас, смотрели, как учительница усаживается на мои санки, а я стоял рядом, испытывая прилив горделивого тщеславия, потом я согнулся, налег левой ногой на край санок, взялся обеими руками за боковые планки и оттолкнулся правой. Санки нырнули с горки, в ушах засвистел ветер, вышиб слезу, я старательно рулил правой ногой, бороздя снег, притормаживая, и ногу трепало из стороны в сторону. Но именно в этом и был весь шик, вся лихость и умение управлять санками, когда ты мог изменить их бег и полет или нарочно перевернуться, врезаться в рыхлый сугроб. Я был безмерно счастлив, щеки мои обжигал встречный ветер, а голову кружил запах духов, наплывавший от вязаной шапочки, в которую я то и дело тыкался носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169