Возок шел ровно и плавно, но на ухабах изредка встряхивало — мостовая еще была выложена не повсюду; несло мокрым снегом, над Невой, еще не застывшей, курился белый пар, словно река не желала уходить на зимний покой и наперекор злой погоде дышала; на берегах ее кучно суетились людишки, согнанные на трудовую повинность со всех концов России. Гулко бухали каменные бабы, забивая в болотистую хлябь толстые бревна, блекло и жидко горели костры, еле видимые сквозь наплывающую морось, около них ежились, грелись скупым теплом мужики, крытые дерюгами, сушились попеременке, совали чуть ли не в огонь мокрые лапти и, немного передохнув, бежали на окрик мастера волочить скользкое бревно.
Государь знал, что немало людей осуждает его за то, что он воздвигает северный парадиз на гиблом болоте, но в своем решении был непреклонен и упрям, хотя и ведал, что людишки мрут сотнями и тысячами, что место это давно проклято ими. Он был уверен, что не просто заложит город на голом месте, но и, расчертив собственной рукой прошпекты, построит столицу, ничем
не уступающую хваленому Амстердаму с его каналами. Будет город-крепость на зависть и удивление надменной Европе.
Едва свернули на третий по счету мост, как возок стал запрокидываться набок и наверное бы перевернулся, если бы сильная лошадь рывком не вытянула его из проломины. Государя мотнуло, стукнуло головой о туго натянутый кожаный верх возка, а Девиер очутился на обледенелом настиле.
— Тпру-у-у!—бешено заорал Петр.— Стой, сучье вымя!— Не дожидаясь, пока остановится норовистая лошадь, государь выпрыгнул из возка и саженными прыжками метнулся назад, туда, где в гнилом бревне чернела лохматая дыра. Девиер обмер, покрылся липким потом, со страхом следя за царем, мысленно прощаясь с царской службой. Петр обошел зияющую дыру со всех сторон, затем крикнул в мертвую стынь, и на его зов тут же отозвались чьи-то голоса. Не прошло и нескольких минут, как набежали мужики с берега, и скоро целая толпа сгрудилась на мосту, глазея на государя с немотным любопытством. Не обращая внимания на зевак, Петр отдавал краткие и сердитые приказы — кого послал за плотником, кого за пилами, кого за железными скобами. Он скинул кафтан и шапку, принял в руки топор, попробовал большим пальцем, остро ли лезвие, и, кивнув прибежавшему мастеровому, начал вместе с ним обтесывать принесенное бревно. Толпа молитвенно наблюдала за спорой и умелой работой царя, который ни в чем не уступал плотнику. Вдвоем они обтесали бревно, загнали кувалдами в пролом, укрепили скобами. Петр не отрывался от дела до тех пор, пока не собрали щепки, не смели к краю мусор, и лишь тогда повернулся к Девиеру.
— Трубку и трость!— приказал он.
Топтавшийся среди зевак полицмейстер кинулся
к возку исполнять приказ царя. Когда он вернулся, последовало следующее:
— Спиной ко мне! Чтоб ты запомнил сей мост на всю жизнь и детям наказал!
Девиер обреченно вздохнул и, понурясь, встал спиной к государю. Он не успел ни о чем подумать, как сильный удар ожег его спину. Кричать среди толпы было стыдно, однако, получив несколько страшных размашистых ударов, Девиер, хитрости ради, поскользнулся, упал на колени и рассчитал верно — государь
прекратил избиение, велел подать себе кафтан и шапку. Попросив у кого-то из толпы «козью ножку», он разжег трубку, пыхнул разок-другой, весело осклабился.
— Такая наука на пользу и смерду и боярину!— с присвистом дыша, проговорил он.— Та грамота, что на спине пишется, понятна всякому... Или я неправду молвлю, добрые люди?
— Правду, государь,— раздались разнобойные голоса в толпе.— Почаще их учи!
Толпа была сера, угрюма, кто-то бросал на Петра взгляды исподлобья, не поймешь, что в них,— укор, злоба или равнодушие и усталость, но, похоже, расправа с видным вельможей многим пришлась по душе; недаром, когда трость мелькала в воздухе, кто-то радостно гоготнул — не одних, значит, подлых людишек царь наказывает батогами и кнутом.
— А это тебе, брат, за подмогу!— Петр нашарил в кармане несколько медных монет, вложил в руку оторопевшему плотнику.— Ладно мы с тобой топорами помахали! Выпей за мое здравие, потешь Ивашку Хмельницкого!
— Не достоин такой милости, государь.— Мастеровой согнулся в поясе, но деньги положил за щеку.— Грех брать за такой пустяк, но, видно, ценишь ты нашу работу! Дай тебе Бог здоровья!
Петр повернулся и, сутулясь, чуть наклоняясь, точно навстречу ему дул упругий ветер, пошел к возку. Девиер еле поспевал за ним.
— Садись и правь дальше!.. Гляди, другого урока не будет!
Девиер счел за благо промолчать, тронул вожжи, и скоро мост и черневшая толпа на нем остались позади. Лошадь застоялась, шла крупной рысью, несла возок играючи. Проплывал мимо сырой промозглый город, кое-где уже одетый в камень, но больше — бревенчатый. И Адмиралтейство, и площадь, и особняки высоких вельмож — все, что сходилось к центру, уже напоминало малую Европу.
— Знавал ли ты раньше батоги и кнут?— неожиданно спокойно поинтересовался Петр.— После Голландии, чай, не свычно?
Вопрос таил в себе некую опасность — неведомо было, что хотел услышать государь, поэтому, прежде чем ответить, Девиер задержал в себе дыхание, пожал плечами:
— Бивали, тот же светлейший не раз замахивался...— Он выжал на свои губы улыбку и неожиданно решился на дерзкую шутку:— Сегодня я счастлив, что великий государь удостоил меня такой чести...
Петр покосился на Девиера, но глаза полицмейстера не таили насмешки, смотрели преданно, без скрытого лукавства.
— А в Голландии и Португалии не колотили тебя?
— То не в счет, государь... В малые лета отец и мать наказывали за баловство.
— Зачем же от нас побои терпишь?
— Все терпят, а я чем лучше?— Девиер отвечал с искренней готовностью, не чувствуя в голосе царя никакой угрозы, а лишь один живой интерес.— Конечно, я мог бы покинуть вашу страну, но за те годы, что я живу тут, она стала моей... Россия особая страна, может, другой такой нет и не будет, и я привык думать, что я здесь вроде и родился...
— А чем тебе Россия любезна?
— Мне любопытно жить в стране детей, потому как в России люди пока не стали взрослыми... Народ ваш как глина в руках гончара,— он мнется, как вашей душе угодно, им легко править...
— По-твоему разумению, в России легко быть царем?
— Быть царем в России нетрудно,— отважно ответил полицмейстер, не ведая, что толкает его на такую откровенность, граничившую с безрассудством.— Но вашему величеству править тяжко...
— Чем же я отличен от тех царей, что были до меня? Или токмо льстишь мне, чтоб быть в милости?
— Нет, ваше величество, я и не помышляю о том...— Девиер вдруг почувствовал, что приблизился к кромке обрыва и достаточно сказать неверное слово, как он полетит в неведомую бездну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169