- А когда надо...
Словно услышав, что о нем говорят, пес спрыгнул в раскоп и, огибая углы
фундаментов, выбежал на площадь.
- Кто-то идет, - сказал Николай Степанович, вставая. - Неужели выследили?
Нет, я бы понял. Кто-то посторонний.
- А кто нам свои... - махнул рукой Коминт.
Он проверил "калашников" и снова поставил его на предохранитель.
- Может, кладоискатели не унялись, - предположил Николай Степанович. -
Дай-ка посмотрю... - он закрыл глаза. Здесь, в безлюдье, могло кое-что и
получиться.
Коминт поежился. За много лет их совместной работы он так и не привык до
конца к жутковатым фокусам командира. - Так: Восемь человек, все с оружием.
И даже... ого! Гранатомет. Серьезные ребята.
- Теперь все серьезные, - проворчал Коминт. - Все с гранатометами. Одни
мы, как сироты...
- А зачем тебе гранатомет?- удивился Николай Степанович. - Ты, по-моему,
ножом и танк вскроешь, как жестянку.
- А на дистанции? - не унимался Коминт.
- Ладно, будет тебе и гранатомет... помолчим-ка пока.
Посыпалась земля. Где-то, невидимые простым глазом, в раскоп спускались
люди.
- Прятаться будем? - спросил Коминт.
- А смысл? Они нас и так не увидят. "Серая вуаль" - штука хитрая. Сиди и
слушай.
"Серая вуаль", конечно, не делала человека невидимым. Просто окружающие
как-то забывали на него посмотреть. А посмотрев, тут же забывали, что
посмотрели.
Появились - по их мнению, бесшумно - первые четверо.
- Нормально, командир, - вполголоса сказал один, оборачиваясь. - Только
собака бегает, прирезать бы...
Гусар повернул тяжелую башку и внимательно посмотрел на говорившего. Тот
осекся.
- Слу-ушай, Левка! - сказал другой. - А может, это ихняя собака? Вот мы и
придем: не вы ли собачку потеряли?
- Ага, - мрачно сказал Левка. - С гранатометом... Мозгом думать надо.
Был он немолод и усат. Наверное, за это его и называли командиром.
Одета группа была достаточно пестро: кто в зимнем камуфляже, кто в
летнем, кто в шинели, кто в кожане. Оружие тоже было разнообразное: три
"калашникова", ППШ, винтовка-тозовка, охотничий "медведь" и помповый
дробовик. Гранатомет несли в брезентовом чехле.
Ополченцы, как определил их для себя Николай Степанович, расположились в
другом углу площади и закурили. И он с удивлением понял, что не курил
сегодня вообще весь день... и, пожалуй, не курил и вчера. И позавчера. Это
был понастоящему дурной признак.
- Подождем, пока они там все перепьются, - сказал командир-Левка. - И
возьмем тепленькими. Прямо с баб сволочей поснимаем: - он зашипел, как бы
подбирая потекшую слюну.
- На воротах все равно кто-то будет, - сказал гранатометчик. У него был
резкий армянский акцент. - Я же говорил - с моря заходить надо. С моря
всегда прикрытие небольшое.
- На море у них катер с пушкой. И в катере два гаврика. Товар они на
катере возят или где?
- Катер-матер... - проворчал армянин. - Подплыли бы тихо - и никакого
катера.
Где катер? Не было катера. Никогда не видел катера. А вот где твой
поганый блядский мент, командир?
- Придет, рано еще...
- Что-то я ему не верю, - сказал армянин.
- А кому ты веришь?
- Маме верю. Генералу Погосяну верю. Ментам не верю. Никогда, понял? Еще
вот таким от пола был, не верил ментам. И папа мне говорил: последним
дураком будешь, если ментам поверишь.
Похоже, он тоже был не молоденький: если и младше Левки, то заметно
старше всех остальных бойцов. Лет тридцать, определил для себя Николай
Степанович.
И если дойдет почему-то до драки, то - самый опасный боец:
- Ну и правильно делаешь. Но это нужный мент, понимаешь, Тигран? Нужный.
Нам без него туда ни в жисть не сунуться.
- Ты - командир... - сказал Тигран и замолчал, оставаясь при своем
мнении.
Сидели тихо, изредка чем-то металлически брякая. Кто-то разбирал,
успокаивая себя этим, пистолет.
- Не нравится мне собака, - сказал парень в шинели. - Чего она тут ходит?
Будто следит. За мной раз кошки следили - жуткое дело...
- Кошки?
- Ну да. Куда ни пойду - следом кошка. Так с неделю за мной и ходили.
- Валерьянку на штаны пролил, - сказал Левка. - Или валокардин. Кстати,
никто не взял с собой валокардина?
- Что, сердце прихватило?
- У командира не бывает сердца.
- Идет, - сказал тот, который был с ППШ. - Слышу.
- Вояки, - сказал Тигран. - Слышит он... Я вот слышу, что машина какая-то
к лагерю свернула. Это я слышу.
Раздался шорох гальки, и появился девятый: в военного образца крытой
куртке и каскетке цвета маренго.
- Ну, слава Богу, - сказал Левка. - Докладывай обстановку, лейтенант.
- Чего докладывать! Пьют! - радостно сказал лейтенант. - Дато с Гвоздем
уже в отключке, водилы на рулях спят, бляди скучают, и даже охрана
потихоньку принимает. Я им в будку графин коньяка унес. Хороший коньяк,
одесский, забористый. Валит с ног, как пулемет.
- А Барон?
- Барон поет - что ему. Поет Барон. "Ай да кон авэла..."
- Гвоздь в отключке? - с сомнением спросил Тигран.
- Так он же на старые дрожжи льет! - закричал лейтенант. - Он на старые
дрожжи! Знаешь, как они вчера гудели!
- Сколько охраны? - деловито спросил Левка.
- Трое у Дато и столько же у Гвоздя. Полагается поровну. Давайте, парни,
покажите татарве, хохлам да цыганам, кто в Крыму хозяин! Мы же люди
официальные, нам нельзя...
Этого Николай Степанович не вынес. "Тот?" - прошелестел он Коминту, и
Коминт пожатием руки подтвердил: тот.
- Ну, если уж вы официальные, - сказал он, подходя сзади к лже-менту
поганому и накладывая длань на погон, - то я - сама Матильда Кшесинская.
Все вскочили, но Коминт негромко сказал:
- Не вздумайте стрельбу устраивать, козлы. Услышат.
- Да мы с тобой и вручную... - начал кто-то, но Гусар сбил говорившего с
ног и встал ему на плечи.
- Спокойно, господа, - сказал Николай Степанович. - Из ваших разговоров я
понял, что пришли мы сюда с одной целью. Заодно хочу вас предупредить, что
этот вот субъект отнюдь не лейтенант Сермягин, как он себя называет, а
глава службы безопасности УНО-УНСА Константин Иванов, он же Котик Перехват.
И в лагере сейчас не пьянка, как вам было солжено, а то, что в их кругах
именуют "стрелкой", а в высших - "саммитом". Пьяных там нет, дураков тоже.
Боюсь, что все дураки сидят здесь. Константин, потрудитесь осветить
обстановку надлежащим образом, - движением руки он развернул голову
"безпечнику" так, чтобы тот встретился с ним глазами. Испуг и бессильная
злость читались в этих глазах:
И панически-напряженным голосом Константин, подчиняясь чужой воле, начал
выкладывать все, как оно есть на самом деле. А на самом деле...
- Нам ведь что нужно? - торопливо говорил Котик. - Нам нужно, чтобы вы
там шум устроили, чтобы Дато на Гвоздя и Барона плохо подумал, а те на
него, ясно? Чтобы не сговорились они, потому как сговорившиеся они нам не
нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Словно услышав, что о нем говорят, пес спрыгнул в раскоп и, огибая углы
фундаментов, выбежал на площадь.
- Кто-то идет, - сказал Николай Степанович, вставая. - Неужели выследили?
Нет, я бы понял. Кто-то посторонний.
- А кто нам свои... - махнул рукой Коминт.
Он проверил "калашников" и снова поставил его на предохранитель.
- Может, кладоискатели не унялись, - предположил Николай Степанович. -
Дай-ка посмотрю... - он закрыл глаза. Здесь, в безлюдье, могло кое-что и
получиться.
Коминт поежился. За много лет их совместной работы он так и не привык до
конца к жутковатым фокусам командира. - Так: Восемь человек, все с оружием.
И даже... ого! Гранатомет. Серьезные ребята.
- Теперь все серьезные, - проворчал Коминт. - Все с гранатометами. Одни
мы, как сироты...
- А зачем тебе гранатомет?- удивился Николай Степанович. - Ты, по-моему,
ножом и танк вскроешь, как жестянку.
- А на дистанции? - не унимался Коминт.
- Ладно, будет тебе и гранатомет... помолчим-ка пока.
Посыпалась земля. Где-то, невидимые простым глазом, в раскоп спускались
люди.
- Прятаться будем? - спросил Коминт.
- А смысл? Они нас и так не увидят. "Серая вуаль" - штука хитрая. Сиди и
слушай.
"Серая вуаль", конечно, не делала человека невидимым. Просто окружающие
как-то забывали на него посмотреть. А посмотрев, тут же забывали, что
посмотрели.
Появились - по их мнению, бесшумно - первые четверо.
- Нормально, командир, - вполголоса сказал один, оборачиваясь. - Только
собака бегает, прирезать бы...
Гусар повернул тяжелую башку и внимательно посмотрел на говорившего. Тот
осекся.
- Слу-ушай, Левка! - сказал другой. - А может, это ихняя собака? Вот мы и
придем: не вы ли собачку потеряли?
- Ага, - мрачно сказал Левка. - С гранатометом... Мозгом думать надо.
Был он немолод и усат. Наверное, за это его и называли командиром.
Одета группа была достаточно пестро: кто в зимнем камуфляже, кто в
летнем, кто в шинели, кто в кожане. Оружие тоже было разнообразное: три
"калашникова", ППШ, винтовка-тозовка, охотничий "медведь" и помповый
дробовик. Гранатомет несли в брезентовом чехле.
Ополченцы, как определил их для себя Николай Степанович, расположились в
другом углу площади и закурили. И он с удивлением понял, что не курил
сегодня вообще весь день... и, пожалуй, не курил и вчера. И позавчера. Это
был понастоящему дурной признак.
- Подождем, пока они там все перепьются, - сказал командир-Левка. - И
возьмем тепленькими. Прямо с баб сволочей поснимаем: - он зашипел, как бы
подбирая потекшую слюну.
- На воротах все равно кто-то будет, - сказал гранатометчик. У него был
резкий армянский акцент. - Я же говорил - с моря заходить надо. С моря
всегда прикрытие небольшое.
- На море у них катер с пушкой. И в катере два гаврика. Товар они на
катере возят или где?
- Катер-матер... - проворчал армянин. - Подплыли бы тихо - и никакого
катера.
Где катер? Не было катера. Никогда не видел катера. А вот где твой
поганый блядский мент, командир?
- Придет, рано еще...
- Что-то я ему не верю, - сказал армянин.
- А кому ты веришь?
- Маме верю. Генералу Погосяну верю. Ментам не верю. Никогда, понял? Еще
вот таким от пола был, не верил ментам. И папа мне говорил: последним
дураком будешь, если ментам поверишь.
Похоже, он тоже был не молоденький: если и младше Левки, то заметно
старше всех остальных бойцов. Лет тридцать, определил для себя Николай
Степанович.
И если дойдет почему-то до драки, то - самый опасный боец:
- Ну и правильно делаешь. Но это нужный мент, понимаешь, Тигран? Нужный.
Нам без него туда ни в жисть не сунуться.
- Ты - командир... - сказал Тигран и замолчал, оставаясь при своем
мнении.
Сидели тихо, изредка чем-то металлически брякая. Кто-то разбирал,
успокаивая себя этим, пистолет.
- Не нравится мне собака, - сказал парень в шинели. - Чего она тут ходит?
Будто следит. За мной раз кошки следили - жуткое дело...
- Кошки?
- Ну да. Куда ни пойду - следом кошка. Так с неделю за мной и ходили.
- Валерьянку на штаны пролил, - сказал Левка. - Или валокардин. Кстати,
никто не взял с собой валокардина?
- Что, сердце прихватило?
- У командира не бывает сердца.
- Идет, - сказал тот, который был с ППШ. - Слышу.
- Вояки, - сказал Тигран. - Слышит он... Я вот слышу, что машина какая-то
к лагерю свернула. Это я слышу.
Раздался шорох гальки, и появился девятый: в военного образца крытой
куртке и каскетке цвета маренго.
- Ну, слава Богу, - сказал Левка. - Докладывай обстановку, лейтенант.
- Чего докладывать! Пьют! - радостно сказал лейтенант. - Дато с Гвоздем
уже в отключке, водилы на рулях спят, бляди скучают, и даже охрана
потихоньку принимает. Я им в будку графин коньяка унес. Хороший коньяк,
одесский, забористый. Валит с ног, как пулемет.
- А Барон?
- Барон поет - что ему. Поет Барон. "Ай да кон авэла..."
- Гвоздь в отключке? - с сомнением спросил Тигран.
- Так он же на старые дрожжи льет! - закричал лейтенант. - Он на старые
дрожжи! Знаешь, как они вчера гудели!
- Сколько охраны? - деловито спросил Левка.
- Трое у Дато и столько же у Гвоздя. Полагается поровну. Давайте, парни,
покажите татарве, хохлам да цыганам, кто в Крыму хозяин! Мы же люди
официальные, нам нельзя...
Этого Николай Степанович не вынес. "Тот?" - прошелестел он Коминту, и
Коминт пожатием руки подтвердил: тот.
- Ну, если уж вы официальные, - сказал он, подходя сзади к лже-менту
поганому и накладывая длань на погон, - то я - сама Матильда Кшесинская.
Все вскочили, но Коминт негромко сказал:
- Не вздумайте стрельбу устраивать, козлы. Услышат.
- Да мы с тобой и вручную... - начал кто-то, но Гусар сбил говорившего с
ног и встал ему на плечи.
- Спокойно, господа, - сказал Николай Степанович. - Из ваших разговоров я
понял, что пришли мы сюда с одной целью. Заодно хочу вас предупредить, что
этот вот субъект отнюдь не лейтенант Сермягин, как он себя называет, а
глава службы безопасности УНО-УНСА Константин Иванов, он же Котик Перехват.
И в лагере сейчас не пьянка, как вам было солжено, а то, что в их кругах
именуют "стрелкой", а в высших - "саммитом". Пьяных там нет, дураков тоже.
Боюсь, что все дураки сидят здесь. Константин, потрудитесь осветить
обстановку надлежащим образом, - движением руки он развернул голову
"безпечнику" так, чтобы тот встретился с ним глазами. Испуг и бессильная
злость читались в этих глазах:
И панически-напряженным голосом Константин, подчиняясь чужой воле, начал
выкладывать все, как оно есть на самом деле. А на самом деле...
- Нам ведь что нужно? - торопливо говорил Котик. - Нам нужно, чтобы вы
там шум устроили, чтобы Дато на Гвоздя и Барона плохо подумал, а те на
него, ясно? Чтобы не сговорились они, потому как сговорившиеся они нам не
нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145