- Запей, - он протянул ей стакан воды.
Светлана взяла стакан, сделала несколько глотков. Зубы ее стукнули о
стекло.
- Если:- она отстранилась. - Если что-то случится:
- О чем ты?
- Да нет, это я так: Бабка говорила:
Николай Степанович почувствовал почему-то, что сердце у него
останавливается.
- Что говорила бабка?
- Будто бы только старые цыгане могут прикасаться к драконьей крови:
- Я думаю, что знаю об этой субстанции все. Такого запрета нет. Я бы
слышал.
Нет.
- У цыган много тайн от белых людей, - грустно улыбнулась Светлана. -
Садитесь, а то остынет:
Николай Степанович одеревенело сел.
- А что произойдет, если: молодая?
Светлана посмотрела на него, пожала плечами.
Стол был сервирован празднично: белые салфетки, хрусталь: Он взял
шампанское, откупорил деликатно, разлил.
- А ведь у меня послезавтра день рождения.
- Поздравляю, - улыбнулась Светлана.
- Спасибо.
- И сколько же?
Николай Степанович хотел соврать, но внезапно застыдился.
- Много, Света, - сказал он. - Больше, чем стоило бы. Чем имело бы смысл.
- Не понимаю.
- Я сам не очень понимаю: И все-таки - чего ты испугалась?
- Ах, Николай Степанович: не будем об этом.
- Как хочешь.
Он встал, вынул из шкафчика свечу - большой пакет свечей, запасенных
Коминтом, был еще наполовину полон - зажег и поставил на стол. Погасил
верхний свет. И напрягся: за окном небыстро пронеслась бесформенная тень. И
тут же грохнуло и затрещало на лоджии!
- Ветер, - сказал Николай Степанович, останавливая взметнувшуюся
Светлану. - Всего-навсего ветер.
Он взял автомат и вышел на лоджию. Коврик, сушившийся у соседей сверху,
зацепился за перила. Он освободил его и позволил падать дальше.
- Не магрибский, - сказал Николай Степанович. - А гости нам сегодня нужны
другие:
Ветер, особенно неровный вблизи дома, принес и бросил в лицо пригоршню
брызг. Николай Степанович тщательно закрыл дверь.
Светлана сидела на кухне, прямая и тихая.
- Пусть льет, - разрешил Николай Степанович. - По улицам нам сегодня не
бегать.
- Вы и дождь заговариваете?
- Умел в детстве. Теперь - балуюсь. Для забавы.
- У вас очень необычная рука.
- Да вот: так получилось.
- А саламандру вы вызывать не умеете?
- Умею. Только это не истинные саламандры. Для истинной нужно другое
пламя.
А так - на газовой плите или в костре: это для детей. Каждому в детстве
нужно обязательно показать хоть маленькое, но настоящее чудо, чтобы он не
вырос свиньей.
- А что показывали вам?
- Мне? О, многое. В пруду у нас жила настоящая русалка. Как мы ее,
бедную, донимали своими военными играми! Но она была добрая и так никого и
не утопила. Во всяком случае, всех откачивали. А в доме был домовой. Он
любил черный хлеб с гречишным медом. Если давали липовый или, не дай Бог,
цветочный - такое начиналось! А когда имение продали, он поехал с нами в
Тифлис в старом валенке:
- К-куда?
- В столицу Грузии, - сказал Николай Степанович, помедлив. - Мы жили там
некоторое время. Первое, что я сделал - выучился объясняться в любви
погрузински. Чемо гули, чемо сэкварули, чемо ламази, мэквархар: Красиво,
да?
- Помогало?
- Представь себе, нет. Я был страшный, как смертный грех. И от
застенчивости казался еще страшнее. А барышни в Тифлисе, пока не взошли в
возраст, чрезвычайно прелестны:
- А как объясняться в любви по-цыгански, вы знаете?
Он проглотил комок.
- Да. Еще помню.
Грянул звонок.
Долгий, настойчивый.
Николай Степанович медленно встал, приложил палец к губам и, держа
автомат стволом вверх, скользнул в прихожую. Через несколько секунд звонок
грянул вновь, еще более требовательно.
- Ашхен! - закричали за дверью непонятно каким голосом. - Ашхен, это я,
Саша!
Открывай!
Николай Степанович ждал.
- Зараза, - сплюнули за дверью. - Тебе же хуже, первая бы узнала:
Зашлепали тапочки.
Николай Степанович выдохнул застоявшийся воздух, набрал новый - и только
тогда поставил автомат на предохранитель.
Светлана сидела неподвижно. Увидев Николая Степановича, она спрятала
чтото в сумочку.
- Это не нас, - сказал Николай Степанович.
- Налейте мне еще, - сказала Светлана.
- "Да здравствуют музы, да здравствует разум!" - согласился Николай
Степанович.
- Скорее уж - "Не гадая, в ад или в рай:"
- Пусть так.
Светлана выпила вино. Поднесла руку к лицу, внимательно посмотрела на
пальцы. Потом - провела пальцами по щеке. По губам.
- Николай Степанович:
- Да?
- Я: как была?
- Даже лучше. Шампанское творит чудеса с женской красотой.
- Ой, не о шампанском я: Говорила бабка: если молодой цыган драконью
кровь употребит, тут же стариком станет.
- О, Боже! И ты сидишь и ждешь? Все это время - сидишь и ждешь?
- Сижу и жду:
Николай Степанович протянул руку, чтобы погладить ее по голове, но рука
сама изменила траекторию и опустилась на бутылку:
Квартира Коминта казалась неестественно пустой, невзирая на старинную не
слишком компактную мебель (мещанский стиль начала века; тридцать лет назад,
когда начали расселять коммуналки, Коминт подбирал буквально на помойках
брошенные прежними владельцами предметы и реставрировал их) и валяющиеся
повсюду вещи. Просто не летали из угла в угол томагавки и бумеранги, а
также боевые вертолеты и марсианские треножники; не работали одновременно
три телевизора, демонстрируя футбол, "Мертвые долго не живут" и
"Санта-Барбару"; Ашхен никого не учила жить по телефону, Коминт не
размахивал гантелями, а железная дорога в детской замерла, как в годы
великой депрессии. Не сидели на кухне гости и не свистел вечный на плите
чайник:
Светлана провела рукой по экрану одного из телевизоров - старого,
громоздкого, тяжелого, как сундук пирата - и щелкнула выключателем.
Раздалось мерное гудение. Через пять минут экран замерцал.
- Его надо не только гладить, но и бить иногда, - сказал Николай
Степанович. - Вон туда, где крестик нарисован.
Светлана легонько стукнула по указанному месту, и тут же прорезались
изображение и звук.
- к этому часу, - сказал дребезжащий голос. - А сейчас я хочу представить
вам нашего гостя, художника, чье имя известно всему миру - Михаила
Шемякина.
Дребезжащий голос, как ни странно, принадлежал Леониду Парфенову. Точно
такой же дребезжащий голос раздался, когда собеседник его открыл рот.
- Добрый всем вечер. Я рад, что именно сегодня мне удалось встретиться с
вами.
Светлана осторожно села в глубокое продавленное кресло. Можно было
подумать, что она совершенно спокойна.
- Михаил, как известно, вы приехали в Петербург, чтобы присутствовать при
открытии памятника выдающемуся русскому поэту Николаю Гумилеву. Как автор,
что вы могли бы нам сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145