Тем
не менее, я - повторюсь - обязан свою часть долга исполнить, а уж Ваше дело
принимать решение. Суть проблемы в том, что один из моих многочисленных
кореспондентов, приятный молодой человек по имени Роберт Эрвин Говард,
проживающий ныне в городе Кросс-Плэйнс, штат Техас, располагает сведениями,
которые я после той нашей памятной беседы счел совершенно секретными,
сакральными, а он со свойственной молодости легкомысленностью делает их
достоянием гласности. Не знаю, из каких источников он почерпнул все это, но
то, что он пишет, совершенно совпадает с тем, что я не пишу. Он выпускает
книжки в ярких обложках, которые никто, кроме нас с вами, не может
принимать всерьез, но некоторые детали, которые Вы мне в свое время собщили
(так же, может быть, не подозревая даже о том, что важность их
чрезвычайна), говорят сами за себя. И я очень боюсь, что он уже взят на
прицел.
Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось, он весьма умен, неравномерно, но
глубоко образован и пользуется в своем городке заслуженным уважением.
Может быть, Вам имело бы смысл побеседовать с ним и предупредить его,
чтобы не писал лишнего? Боюсь, кроме Вас, сделать это некому, а мое
болезненное (и обострившееся за последний год) чутье подсказывает мне, что
речь идет о нешуточных проблемах. Как вы знаете, мое представление о
сокрытом мире сформировалось из ночей кошмаров и проведенных в библиотеке
дней - и так всю жизнь; мистер же Говард пользуется, как мне кажется, одной
только интуицией. Мы оба чувствуем опасность, угрожающую всему
человечеству, и понимаем, что исходит она не от людей - во всяком случае,
не только от людей. Наивными представлениями о том, что человечеству присущ
инстинкт самоубийства, нам только затуманивают разум.
Надеюсь, что письмо найдет Вас, а Вы найдете меня - разумеется, после
того, как повидаетесь с мистером Говардом. И, если Господь будет так
любезен, мы с Вами и с Натаниэлем проведем еще один чудесный день.
Искренне Ваш: Говард Лавкрафт."
Мне кажется, он перечитал письмо дважды, потом молча сложил, засунул в
конверт и подал мне. Здоровеный парень, на голову выше меня и вдвое шире в
плечах. Кремовая рубашка с короткими рукавами из того неровного хлопка,
который никогда не знает утюга, застиранные джинсы с побелевшими швами на
широком поясе и низкие сапожки из неокрашенной кожи. И, разумеется,
стетсон.
Этакий о'генриевский ковбой. Меньше всего похожий на писателя и
мыслителя.
- Все это совершенно непонятно,- сказал он.- Мистер Лавкрафт прислал мне
еще более взволнованное письмо: Понимаете, я его очень уважаю, считаю моим
учителем, но:
- Вы подозреваете, что он сошел с ума?
- Ну, не то чтобы так прямо, но что-то все-таки в этом роде: Ведь я-то
все придумываю просто так, для интереса: и драконов, и людей-змей, и этого
здоровенного дубину Конана. Просто чтобы напомнить мужчинам, что они
мужчины. А он, похоже, уверен, что это всерьез:
- Не только он. Я тоже.
Он посмотрел на меня с некоторой жалостью.
- Давайте поговорим об этом чуть позже. Тут очень жарко.
- Я успел заметить:
Хотя в помещении вокзала и тянуло сквознячком, жару это не могло
перебить. А когда мы вышли, то показалось, что навстречу нам распахнулась
дверца пылающей печи. На площади бил жидкий фонтан, но капли воды, мне
показалось, испарялись прямо в воздухе. Все было окутано мрачноватым
маревом.
У автостоянки молодой негр подогнал машину: темно-вишневый "плимут".
- Пожалуйста, мистер Роберт,- с белозубой улыбкой сказал он.- Как вы и
просили, держали в тени:
- Спасибо, Сэм,- Говард бросил ему монету.- Кто выиграл сегодня?
- "Мышонок" Брюстер.
- Это просто смешно:
В машине было еще более жарко, чем под солнцем. Пахло одеколоном, кожей и
бензином.
- Сейчас поедем, и будет легче, ветерок обдует:- говорил он, выруливая на
шоссе.- Представляете, какая-то сволочь сегодня утром исцарапала машину. И
добро бы какое-нибудь ругательство, а то - знак Иджеббала Зага! И откуда
они узнали, как он выглядит:
- Кто узнал?
- Мальчишки, кто же еще?
- Никогда не слышал о таком знаке:
- Разумеется: я ведь сам его придумал. Знак, подчиняющий животных: - и он
указательным пальцем изобразил на стекле замысловатый иероглиф.
- И вот такую штуку нацарапали мальчишки?..
- А кому это еще надо? Они вечно крутятся вокруг дома, свистят,
спрашивают, дома ли Конан: правда, машину до сих пор не трогали: и я вообще
полагал, что нахожусь как бы под их защитой.
- М-да. А вам не кажется, что машина - это современное животное?
- И вполне человекоядное. Тем приятнее его укрощать.
Мы неслись по прямой голубоватой ленте шоссе. Встречные машины пролетали
с визгом. По обе стороны тянулись кукурузные поля, где-то вдалеке,
окруженные пирамидальными тополями, краснели крыши и поднимались силосные
башни.
Наверное, именно здесь снимали советскую кинохронику:
- Это Техас. Он вам должен понравиться. Вы знаете, что Техас - свободная
страна? - спросил вдруг Говард.- Если все пойдет так, как идет, лет через
пять мы расторгнем договор со Штатами.
- Насколько я помню, это не так просто сделать,- сказал я.
- Штаты не устоят против нас: Нам даже воевать не придется. Впрочем, вам
это, наверное, не так уж интересно.
- Как сказать. Все, что задевает интересы одной приличной организации,
мне интересно. А выход Техаса из состава Штатов нас весьма бы озадачил. Это
противоречит нашим прогнозам.
- А какова роль во всем этом мистера Лавкрафта?
- Он вычислил нашего противника:
Говард внимательно посмотрел на меня, покачал головой, потом вновь
вернулся к созерцанию дороги. Поза его была напряженная.
- Николас, старайтесь не принимать меня слишком всерьез,- сказал он чуть
погодя.- Я недавно похоронил мать, и пока что:
- Извините, Роберт.
- Вы-то здесь при чем:
Минут десять мы ехали молча. Справа промелькнул поселочек из пяти-шести
домиков и открытой закусочной под полосатым навесом. Рекламные щиты
предлагали нам пить только "кока-колу", заправляться только у "Шелла" и
мыться только мылом "Спейс". И еще был плакат: "Это Техас! Люби его,
понял?". Дорога впереди начинала полого спускаться, уходя в тень аллеи из
могучих серебристых тополей. А еще дальше на вершине плавного холма
виднелись крыши городка:
- А ваша мать жива, Ник?
- Да. Но я давно не видел ее:
- Это вы зря. Так вот живешь, живешь, а потом: А главное - непонятно
почему:
Как интересно,- сказал Говард, оглядываясь.- Тот "фордик" может выжать
сорок миль, только падая с отвесной скалы. Тем не менее от нас он не
отстает.
Ганстеры или полиция.
- С вашей полицией я дела еще не имел,- сказал я, - а один знакомый
гангстер у меня уже есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
не менее, я - повторюсь - обязан свою часть долга исполнить, а уж Ваше дело
принимать решение. Суть проблемы в том, что один из моих многочисленных
кореспондентов, приятный молодой человек по имени Роберт Эрвин Говард,
проживающий ныне в городе Кросс-Плэйнс, штат Техас, располагает сведениями,
которые я после той нашей памятной беседы счел совершенно секретными,
сакральными, а он со свойственной молодости легкомысленностью делает их
достоянием гласности. Не знаю, из каких источников он почерпнул все это, но
то, что он пишет, совершенно совпадает с тем, что я не пишу. Он выпускает
книжки в ярких обложках, которые никто, кроме нас с вами, не может
принимать всерьез, но некоторые детали, которые Вы мне в свое время собщили
(так же, может быть, не подозревая даже о том, что важность их
чрезвычайна), говорят сами за себя. И я очень боюсь, что он уже взят на
прицел.
Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось, он весьма умен, неравномерно, но
глубоко образован и пользуется в своем городке заслуженным уважением.
Может быть, Вам имело бы смысл побеседовать с ним и предупредить его,
чтобы не писал лишнего? Боюсь, кроме Вас, сделать это некому, а мое
болезненное (и обострившееся за последний год) чутье подсказывает мне, что
речь идет о нешуточных проблемах. Как вы знаете, мое представление о
сокрытом мире сформировалось из ночей кошмаров и проведенных в библиотеке
дней - и так всю жизнь; мистер же Говард пользуется, как мне кажется, одной
только интуицией. Мы оба чувствуем опасность, угрожающую всему
человечеству, и понимаем, что исходит она не от людей - во всяком случае,
не только от людей. Наивными представлениями о том, что человечеству присущ
инстинкт самоубийства, нам только затуманивают разум.
Надеюсь, что письмо найдет Вас, а Вы найдете меня - разумеется, после
того, как повидаетесь с мистером Говардом. И, если Господь будет так
любезен, мы с Вами и с Натаниэлем проведем еще один чудесный день.
Искренне Ваш: Говард Лавкрафт."
Мне кажется, он перечитал письмо дважды, потом молча сложил, засунул в
конверт и подал мне. Здоровеный парень, на голову выше меня и вдвое шире в
плечах. Кремовая рубашка с короткими рукавами из того неровного хлопка,
который никогда не знает утюга, застиранные джинсы с побелевшими швами на
широком поясе и низкие сапожки из неокрашенной кожи. И, разумеется,
стетсон.
Этакий о'генриевский ковбой. Меньше всего похожий на писателя и
мыслителя.
- Все это совершенно непонятно,- сказал он.- Мистер Лавкрафт прислал мне
еще более взволнованное письмо: Понимаете, я его очень уважаю, считаю моим
учителем, но:
- Вы подозреваете, что он сошел с ума?
- Ну, не то чтобы так прямо, но что-то все-таки в этом роде: Ведь я-то
все придумываю просто так, для интереса: и драконов, и людей-змей, и этого
здоровенного дубину Конана. Просто чтобы напомнить мужчинам, что они
мужчины. А он, похоже, уверен, что это всерьез:
- Не только он. Я тоже.
Он посмотрел на меня с некоторой жалостью.
- Давайте поговорим об этом чуть позже. Тут очень жарко.
- Я успел заметить:
Хотя в помещении вокзала и тянуло сквознячком, жару это не могло
перебить. А когда мы вышли, то показалось, что навстречу нам распахнулась
дверца пылающей печи. На площади бил жидкий фонтан, но капли воды, мне
показалось, испарялись прямо в воздухе. Все было окутано мрачноватым
маревом.
У автостоянки молодой негр подогнал машину: темно-вишневый "плимут".
- Пожалуйста, мистер Роберт,- с белозубой улыбкой сказал он.- Как вы и
просили, держали в тени:
- Спасибо, Сэм,- Говард бросил ему монету.- Кто выиграл сегодня?
- "Мышонок" Брюстер.
- Это просто смешно:
В машине было еще более жарко, чем под солнцем. Пахло одеколоном, кожей и
бензином.
- Сейчас поедем, и будет легче, ветерок обдует:- говорил он, выруливая на
шоссе.- Представляете, какая-то сволочь сегодня утром исцарапала машину. И
добро бы какое-нибудь ругательство, а то - знак Иджеббала Зага! И откуда
они узнали, как он выглядит:
- Кто узнал?
- Мальчишки, кто же еще?
- Никогда не слышал о таком знаке:
- Разумеется: я ведь сам его придумал. Знак, подчиняющий животных: - и он
указательным пальцем изобразил на стекле замысловатый иероглиф.
- И вот такую штуку нацарапали мальчишки?..
- А кому это еще надо? Они вечно крутятся вокруг дома, свистят,
спрашивают, дома ли Конан: правда, машину до сих пор не трогали: и я вообще
полагал, что нахожусь как бы под их защитой.
- М-да. А вам не кажется, что машина - это современное животное?
- И вполне человекоядное. Тем приятнее его укрощать.
Мы неслись по прямой голубоватой ленте шоссе. Встречные машины пролетали
с визгом. По обе стороны тянулись кукурузные поля, где-то вдалеке,
окруженные пирамидальными тополями, краснели крыши и поднимались силосные
башни.
Наверное, именно здесь снимали советскую кинохронику:
- Это Техас. Он вам должен понравиться. Вы знаете, что Техас - свободная
страна? - спросил вдруг Говард.- Если все пойдет так, как идет, лет через
пять мы расторгнем договор со Штатами.
- Насколько я помню, это не так просто сделать,- сказал я.
- Штаты не устоят против нас: Нам даже воевать не придется. Впрочем, вам
это, наверное, не так уж интересно.
- Как сказать. Все, что задевает интересы одной приличной организации,
мне интересно. А выход Техаса из состава Штатов нас весьма бы озадачил. Это
противоречит нашим прогнозам.
- А какова роль во всем этом мистера Лавкрафта?
- Он вычислил нашего противника:
Говард внимательно посмотрел на меня, покачал головой, потом вновь
вернулся к созерцанию дороги. Поза его была напряженная.
- Николас, старайтесь не принимать меня слишком всерьез,- сказал он чуть
погодя.- Я недавно похоронил мать, и пока что:
- Извините, Роберт.
- Вы-то здесь при чем:
Минут десять мы ехали молча. Справа промелькнул поселочек из пяти-шести
домиков и открытой закусочной под полосатым навесом. Рекламные щиты
предлагали нам пить только "кока-колу", заправляться только у "Шелла" и
мыться только мылом "Спейс". И еще был плакат: "Это Техас! Люби его,
понял?". Дорога впереди начинала полого спускаться, уходя в тень аллеи из
могучих серебристых тополей. А еще дальше на вершине плавного холма
виднелись крыши городка:
- А ваша мать жива, Ник?
- Да. Но я давно не видел ее:
- Это вы зря. Так вот живешь, живешь, а потом: А главное - непонятно
почему:
Как интересно,- сказал Говард, оглядываясь.- Тот "фордик" может выжать
сорок миль, только падая с отвесной скалы. Тем не менее от нас он не
отстает.
Ганстеры или полиция.
- С вашей полицией я дела еще не имел,- сказал я, - а один знакомый
гангстер у меня уже есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145