— Прямо к блинам поспел.
— Да уж хватит на нашу с тобой долю, надо и порадоваться маленько!
— Твоя правда, Овыча, да и есть чему порадоваться — смотри, какие у тебя дети. Йывана так и не узнать — мужик! А это кто такая, наша Оксинья?— серьезно говорит старик, а глаза его смеются.
— Да, это наша Окся!
— Ну, если Окся, так вот тебе конфеты!
Большое спасибо, дедушка Тойгизя. Пусть будет
Из-под крыльца вылезла черная собака, потянулась, выгибаясь дугой, зевнула и вдруг, увидев Йывана, отпрянула назад и громко, дико взлаяла. И в доме сразу оборвались голоса. Йыван загремел кольцом и толкнул дверь.
За столом в избе и в самом деле сидел Каврий и его старший сын Яндывай. Дядя Каврий в радостном удивлении поднялся навстречу Йывану: какой мужик вырос, какой красавец!
Просто не верится дяде Каврию, что это тот самый Ванюшко, с которым они, бывало, ездили в Казань... Да, да, годы, молодые растут, старые старятся, так уже ведется на земле, таков порядок: старый должен уступать место молодому. Ну что ж, дядя Каврий такому земному обычаю перечить не будет. Вот выдаст замуж дочерей, и тогда можно на спокой, на вечный спокой. Да если еще такие женихи, как Йыван, почему бы и не выдать? Говорят, Йыван уже приказчиком у лесопромышленника Лебедева, так что пора и жениться, а? Нельзя же долго вести холостяцкую жизнь, это до добра не доведет, нет, и дядя Каврий то же говорит своему беспутному Мигыте, да разве теперешняя молодежь слушает отцов? Вот запряг лошадь и опять укатил в Царев, и когда приедет, один бог знает. Ох, пустая голова, пустая голова!.. А Йыван в Царев не ездит, нет?.. Ну, дело молодое, понятное, с кем греха не бывало, однако всему есть мера, правда? Разве дядя Каврий не этому его учил когда-то? Дядя Каврий плохому не научит, нет... Ну что, пошел? Ладно, а то и в самом деле, засылай сватов, ха-ха-ха!.. Любую — хоть эту, хоть ту, за такого парня не жалко. Правда, их уже сватают, одну в Нырьялы, другую в Кожлаялы, да ведь и ближе можно отдать, по соседству, ха-ха-ха-ха!.. Третья? Да, верно, на всякий случай есть и третья, дядя Каврий совсем о ней забыл, да ведь Йыван такой парень, приказчик лесопромышленника Лебедева, не возьмет за себя жену без роду и племени, ведь что ни говори, дядя Каврий принял ее по доброте сердца, и если бы не он, ходить бы ей за своей бабкой по миру куски собирать. Но ведь разве есть в людях благодарность? Ах, люди! Смотрит волчком, рил, как вы ездили в Царев, ха-ха-ха!.. Ну, не смущайся, дело молодое, кто в молодости не грешил!.. Пошел? Ладно, что со стариками сидеть, заходи, когда молодежь будет, заходи!..
3
Вот и наступил последний день масленицы... Хоть и длинный праздник, но и он кончается, и надо проводить его достойно. Парни с утра таскали на озеро солому из своих дворов и соорудили двухсаженного Великого Онара1. Даже с горы он кажется огромным, а когда сани летят к нему, так и кажется, что не миновать все возрастающих, мощно раскинутых рук.
Медленно сгущаются сумерки, долго не гаснет полоска прощальной багряной зари... Последние санки несутся с горы, но все уже словно притомилось, устало. Но все больше и больше народу на озере, уже старики и старухи, не смея спуститься вниз, показались на гребне горы. Можно начинать!
И Миклай Борода, сдернув шапку с лысой головы, кричит так, чтобы было слышно на горе:
— Уважаемые соседи, праздник наш прошел хорошо, и как хорошо мы его встретили, и так же проводим хорошо!
«Хорошо! Хорошо!» — эхом отдается в белых берегах.
— Мы просим у масленицы долгой жизни, здоровья, счастья. Пусть и скот у нас, и птицы будут плодовитыми, чтобы хлеба хорошие вырастали. А масленице мы дарим своего Великого Онара. Смотри, масленица, как он красив и могуч, так и ты дай нам красоты, силы и богатства!..
«Богатства-а!» — отдается эхом в белых берегах.
И еще не успевает угаснуть это эхо, как в солому летят спички, и вот она уже занялась во многих местах, белый густой дым поднимается вверх, точно огромный саван. Но уже внезапно резкие, белые и жаркие языки прорывают саван Онара, и все выше, выше, все огромней и огромнее. Господи, неужели весь день потом бить? .. И странно как-то качнулся в глазах солнце, плыли на верхушки сосен. Oчандр быстро оперся на лопату, чтобы не упасть. Медленно, спиннинг у меня в голове не было, но тяжелая, тупая боль в висках и шее не отходил от нее ...
Только в темноте люди вырыли рвы и кольца теперь выпас на поляне. Резко блестел на землю окурок упал по канаве сосны. Они, казалось, павшим на поле боя, - такой дух печали с картины поспешных рубок. И огонь подкрался к ним, павших солдат. В темноте он был особенно зловещим, это беспощадный огонь. Но люди уже настолько устали до смерти, что силы у них не было бояться. Кто лежал на земле, как мертвый, который сидел, тяжело дыша. Напряженные в темноте старый кашель. И никто не видел по их лицам, или на одежду. 1 голос не подавал.
Это кто-то встал на колени, встал - Oчандр увидел опаленное лицо, без бровей, бороды на месте - красный сожгли коры. Глаза лихорадочно блестеть в горле судорожно прогулки кадык. Кто это?
Он стоял, покачиваясь, и нерешительно шагнул и пошел, как только его ноги, к реке - это было рядом с этим местом.
Что кто-то встал и поплелся. И тем не менее, все больше людей начали расти. И тут она вспомнила о ребенке, оставленного в избе. Не думаю, права прийти после него?
- Иван! - Слабые воскликнула она, вставая. Одним из первых к ручью. Было уже
веселый. Вода и прохлада ночи вернулся людей к жизни. Слышать разговор. Победителей приветствовали люди более опытные напомнил страшного дня. Кто-то однажды сказал, что он выскочил из лесу медведя. У медведя тлели ухо, он стучал по нему лапой и умоляюще посмотрел на человека, как будто прося о помощи.
- Правда, правда, у него глаза, как у человека. "Медведь не мог просто сказать слова! .. Я даже забыл! ..
до сих пор пламя, которое вспыхнуло время от времени с особой силой - это стихает, должны быть высушены кроны поваленных деревьев. Но в самом ближайшем плещутся в воде ручья - это самая надежная защита людей, и усталые души притупляется геенну огненную. И тогда он услышал слова: дом, деревня ...
И лишь те, кто помнил, как земля лесной чаще бросился к реке людей. Брюки и рубашки он носил горели, волосы подписал, и лицо его, глаза его дико сверкали.
- Соседи, милые! - Он закричал, когда он увидел людей в огне .- помоги мне ..
Так ругались, кричали, проклиная все опять прижавшись друг к другу, как если бы это было, готовый растерзать эту несчастную посла, и он просто дико вопили:
- Ой, жги! Помогите! ..- И бросил от одного к другому.
Наконец, все двигались в направлении . Первый пришел лесу, потом начал газы, Земля была еще дымились во всех местах, на дороге лежали обугленные тлеющие деревья. Кто-то предложил подняться на деревне на реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Да уж хватит на нашу с тобой долю, надо и порадоваться маленько!
— Твоя правда, Овыча, да и есть чему порадоваться — смотри, какие у тебя дети. Йывана так и не узнать — мужик! А это кто такая, наша Оксинья?— серьезно говорит старик, а глаза его смеются.
— Да, это наша Окся!
— Ну, если Окся, так вот тебе конфеты!
Большое спасибо, дедушка Тойгизя. Пусть будет
Из-под крыльца вылезла черная собака, потянулась, выгибаясь дугой, зевнула и вдруг, увидев Йывана, отпрянула назад и громко, дико взлаяла. И в доме сразу оборвались голоса. Йыван загремел кольцом и толкнул дверь.
За столом в избе и в самом деле сидел Каврий и его старший сын Яндывай. Дядя Каврий в радостном удивлении поднялся навстречу Йывану: какой мужик вырос, какой красавец!
Просто не верится дяде Каврию, что это тот самый Ванюшко, с которым они, бывало, ездили в Казань... Да, да, годы, молодые растут, старые старятся, так уже ведется на земле, таков порядок: старый должен уступать место молодому. Ну что ж, дядя Каврий такому земному обычаю перечить не будет. Вот выдаст замуж дочерей, и тогда можно на спокой, на вечный спокой. Да если еще такие женихи, как Йыван, почему бы и не выдать? Говорят, Йыван уже приказчиком у лесопромышленника Лебедева, так что пора и жениться, а? Нельзя же долго вести холостяцкую жизнь, это до добра не доведет, нет, и дядя Каврий то же говорит своему беспутному Мигыте, да разве теперешняя молодежь слушает отцов? Вот запряг лошадь и опять укатил в Царев, и когда приедет, один бог знает. Ох, пустая голова, пустая голова!.. А Йыван в Царев не ездит, нет?.. Ну, дело молодое, понятное, с кем греха не бывало, однако всему есть мера, правда? Разве дядя Каврий не этому его учил когда-то? Дядя Каврий плохому не научит, нет... Ну что, пошел? Ладно, а то и в самом деле, засылай сватов, ха-ха-ха!.. Любую — хоть эту, хоть ту, за такого парня не жалко. Правда, их уже сватают, одну в Нырьялы, другую в Кожлаялы, да ведь и ближе можно отдать, по соседству, ха-ха-ха-ха!.. Третья? Да, верно, на всякий случай есть и третья, дядя Каврий совсем о ней забыл, да ведь Йыван такой парень, приказчик лесопромышленника Лебедева, не возьмет за себя жену без роду и племени, ведь что ни говори, дядя Каврий принял ее по доброте сердца, и если бы не он, ходить бы ей за своей бабкой по миру куски собирать. Но ведь разве есть в людях благодарность? Ах, люди! Смотрит волчком, рил, как вы ездили в Царев, ха-ха-ха!.. Ну, не смущайся, дело молодое, кто в молодости не грешил!.. Пошел? Ладно, что со стариками сидеть, заходи, когда молодежь будет, заходи!..
3
Вот и наступил последний день масленицы... Хоть и длинный праздник, но и он кончается, и надо проводить его достойно. Парни с утра таскали на озеро солому из своих дворов и соорудили двухсаженного Великого Онара1. Даже с горы он кажется огромным, а когда сани летят к нему, так и кажется, что не миновать все возрастающих, мощно раскинутых рук.
Медленно сгущаются сумерки, долго не гаснет полоска прощальной багряной зари... Последние санки несутся с горы, но все уже словно притомилось, устало. Но все больше и больше народу на озере, уже старики и старухи, не смея спуститься вниз, показались на гребне горы. Можно начинать!
И Миклай Борода, сдернув шапку с лысой головы, кричит так, чтобы было слышно на горе:
— Уважаемые соседи, праздник наш прошел хорошо, и как хорошо мы его встретили, и так же проводим хорошо!
«Хорошо! Хорошо!» — эхом отдается в белых берегах.
— Мы просим у масленицы долгой жизни, здоровья, счастья. Пусть и скот у нас, и птицы будут плодовитыми, чтобы хлеба хорошие вырастали. А масленице мы дарим своего Великого Онара. Смотри, масленица, как он красив и могуч, так и ты дай нам красоты, силы и богатства!..
«Богатства-а!» — отдается эхом в белых берегах.
И еще не успевает угаснуть это эхо, как в солому летят спички, и вот она уже занялась во многих местах, белый густой дым поднимается вверх, точно огромный саван. Но уже внезапно резкие, белые и жаркие языки прорывают саван Онара, и все выше, выше, все огромней и огромнее. Господи, неужели весь день потом бить? .. И странно как-то качнулся в глазах солнце, плыли на верхушки сосен. Oчандр быстро оперся на лопату, чтобы не упасть. Медленно, спиннинг у меня в голове не было, но тяжелая, тупая боль в висках и шее не отходил от нее ...
Только в темноте люди вырыли рвы и кольца теперь выпас на поляне. Резко блестел на землю окурок упал по канаве сосны. Они, казалось, павшим на поле боя, - такой дух печали с картины поспешных рубок. И огонь подкрался к ним, павших солдат. В темноте он был особенно зловещим, это беспощадный огонь. Но люди уже настолько устали до смерти, что силы у них не было бояться. Кто лежал на земле, как мертвый, который сидел, тяжело дыша. Напряженные в темноте старый кашель. И никто не видел по их лицам, или на одежду. 1 голос не подавал.
Это кто-то встал на колени, встал - Oчандр увидел опаленное лицо, без бровей, бороды на месте - красный сожгли коры. Глаза лихорадочно блестеть в горле судорожно прогулки кадык. Кто это?
Он стоял, покачиваясь, и нерешительно шагнул и пошел, как только его ноги, к реке - это было рядом с этим местом.
Что кто-то встал и поплелся. И тем не менее, все больше людей начали расти. И тут она вспомнила о ребенке, оставленного в избе. Не думаю, права прийти после него?
- Иван! - Слабые воскликнула она, вставая. Одним из первых к ручью. Было уже
веселый. Вода и прохлада ночи вернулся людей к жизни. Слышать разговор. Победителей приветствовали люди более опытные напомнил страшного дня. Кто-то однажды сказал, что он выскочил из лесу медведя. У медведя тлели ухо, он стучал по нему лапой и умоляюще посмотрел на человека, как будто прося о помощи.
- Правда, правда, у него глаза, как у человека. "Медведь не мог просто сказать слова! .. Я даже забыл! ..
до сих пор пламя, которое вспыхнуло время от времени с особой силой - это стихает, должны быть высушены кроны поваленных деревьев. Но в самом ближайшем плещутся в воде ручья - это самая надежная защита людей, и усталые души притупляется геенну огненную. И тогда он услышал слова: дом, деревня ...
И лишь те, кто помнил, как земля лесной чаще бросился к реке людей. Брюки и рубашки он носил горели, волосы подписал, и лицо его, глаза его дико сверкали.
- Соседи, милые! - Он закричал, когда он увидел людей в огне .- помоги мне ..
Так ругались, кричали, проклиная все опять прижавшись друг к другу, как если бы это было, готовый растерзать эту несчастную посла, и он просто дико вопили:
- Ой, жги! Помогите! ..- И бросил от одного к другому.
Наконец, все двигались в направлении . Первый пришел лесу, потом начал газы, Земля была еще дымились во всех местах, на дороге лежали обугленные тлеющие деревья. Кто-то предложил подняться на деревне на реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83