И загонят его в дом, нагрузят самовольно, не уплатив денег, и с хохотом, свистом домой.
Так было в прошлом году, и сошло с рук мужикам это самовольство. А этой зимой еше больше.
— Сказывала Стапани, что еще и завтра собираются мужики на кордон по утреннику...
— Ну?..
— Да ведь что, Ванюшко, вроде ведь ничего, не отбирают, может, думаю, не съездил бы ты тоже с мужиками... Чего молчишь-то?
— Так ведь лошади нет...
— Лошадь можно попросить у дяди Каврия, не откажет...
Молчит Йыван, думает. Ему и самому приходила в голову эта завистливая мысль разживиться леском, пусть немного, только бы двор поправить, да и на замену двух нижних венцов дома не мешало... Молчит Йыван. Возьмут ли мужики в свою ватагу? Да и как дело может обернуться?.. Дядя Каврий только головой качает в осуждение, глядя на это самовольство... Но, может, рискнуть?..
— А даст лошадь дядя Каврий?
— Никогда еще не отказывал для доброго дела.
— Сходить, что ли?— в раздумье сказал ,Йыван.
— Сходи, не за семь верст идти. Да и чего-то он залю-бил тебя после Казани,— сказала мать, довольно улыбаясь.— Чем ты ему угодил?..
— Ничего я ему не угождал, — буркнул Йыван.
3
Дверь в лавку была отворена, под потолком горела маленькая лампочка с надетой на стекло жестяной тарелкой. За прилавком, опершись на локти, стоял сам дядя Каврий, а перед ним какой-то человек, похожий со спины на Янлыка Андрия. И тут человек говорит:
— Слухи есть, Каврий, что утихает... поражается революция...
Йыван стоит в дверях, не зная, куда ему — туда или сюда. И дядя Каврий смотрит на него и ничего не гпвппит
— Не надо, Андрий,— спокойно говорит дядя Каврий.— Он парень ничего... Торговым человеком мечтает стать...— И зовет:— Проходи.
Йыван входит и останавливается у косяка, а дядя Каврий, будто забыв о нем, разговор с Янлыком Андрием продолжает:
— Царевской полиции приказ такой пришел: группу больше трех человек разгонять...
— Оно и верно,— бурчит Янлык.
— Сначала скажут: разойдись,— продолжал дядя Каврий,— если не слушают, хлестать нагайкой.
— Давно пора...
— У каждого револьвер, шашка и нагайка...
— Надо, надо, а то распустился совсем народ в городах.
— В городах распустить народ, так оно и до деревни дойдет.
Янлык Андрий покосился на Йывана.
— Да ведь уже распустились, сукины дети. Вон что удумали — в лесу самовольничать! — Спросил, грозно сдвинув брови: — А ты, Ваштаров, не был случаем в лесу?
— Нет,— сказал Йыван.
— А не собираешься?
— И... нет,— сказал Йыван.
— Правильно делаешь.
— Он на столяра учится, — сказал Каврий, замечая, как покраснели уши у парня.— Кришина, когда в церковь ездил в Нырьялы, встретил. Хвалил, хороший, говорит, у вас растет столяр.
— Вон как! — серьезно сказал Янлык Андрий, оглядываясь на Йывана.— Может, ко мне наймешься? Дом хочу ставить новый, старый-то совсем худой, мне работники понадобятся...
Лестно было слушать Йывану такие речи самых первых людей — век бы стоял в этом сладком запахе мыла, пеньковых веревок, льняного масла!.. Но дядя Каврий спросил:
— Тебе какого товару надо?
Но до матери внезапно заявились гости: кузнец Федор, Потап Исай, сосед Атлаш. Зажгли лампу. Тойгизю все узнали, и он узнал всех, хотя ведь минуло с тех пор, как
199
4
Понуро брел по завечеревшей деревне. Тихая обида червяком ожила в нем. На кого — он не знал. За то ли, что не посмел, как хотел, спросить лошадь, или за то, что соврал Янлыку, обманув самого себя, мать и — такое смутное ощущение — еще кого-то. И горько было, что хоть дядя Каврий хорошо к нему относится, да вот не остановил, не сказал: посиди с нами. Нет, не сказал...
— Эй, Ванюшко! — окликнул зычный голос дяди Федора.— Сказывают, Тойгизя пришел к вам. Правда — нет?
— Дядя Тойгизя?— встрепенулся Йыван.— Когда?
— Да вот баба моя будто его видала.
— Не знаю,— крикнул Йыван и бросился бегом по затвердевшей от вечернего холода дороге.
Да, у крыльца стоял знакомый березовый посошок Тойгизи.
Влетел в избу — на лавке возле окна сидел в сумерках старик с реденькой бородкой, с сухим, тонким лицом, с узкими костлявыми плечами.
— Дядя Тойгизя?..— несмело сказал Йыван, страшась ошибки. И каким родным, каким сладким звуком отозвалось:
— Я, Ванюшко, я...
Подошел, не удержался — ткнулся головой в твердое плечо старика. Тойгизя провел рукой по волосам, сказал дрогнувшим голосом:
— О, какой вырос!..— И спазма сдавила горло Той-гизе.
— Дядя Тойгизя,— опять сказал Йыван, и голова кружилась от свежего весеннего запаха, который исходил от мыжера на плечах старика. Едва уловимо, но так остро слышался Йывану и запах зимовья. И казалось: вот-вот позовет отец: «Ванюшко, где ты там?..»
— Ну, ну, не плачь,— сказал дядя Тойгизя. — Что делать, Ванюшко, что теперь делать...
Сели рядом на лавку, посидели молча, Йыван мало-по-
МЯ ТТЛ7 лтпттптгъ™
— Мать с Оксей, наверно, у дяди Демида — шерсть на сукно топтать дядя звал вчера...
Потом тихим спокойным голосом рассказывал про себя Тойгизя: как на сплаве был, как зиму опять с медведем жил в дальнем илеме, как в Казань ходил Сапая искать...
— Нашел?— быстро спросил Йыван.
— Нашел... — печально отозвался Тойгизя.— В тюрьму взяли Сапая моего...
— Ты видел его?
— Видел.
— Ну как?..
— Он — хорошо, — сказал, повеселев, Тойгизя, словно вспоминая о чем-то.— Он у меня молодец, не падает духом, говорит: надо, отец, бороться, мы все равно одолеем их.
— Так и сказал?
— Так. Он ведь крепкий у меня, Сапай!
— А где он сейчас?
— Далеко... В Сибири где-то... Но он сказал, что надо бороться,— повторил Тойгизя, будто эти слова давали ему какую-то силу.
— Да,— сказал Йыван, — поражается революция... Тойгизя молча покачал головой.
Совсем смеркалось, а они все сидели, не зажигая огня. Хорошо было на сердце у Йывана, точно груз, цепь какая-то спала с души. Он спросил, куда идет теперь Тойгизя.
— Никуда,— отвечал старик.— Вот пришел вас проведать, на родные места посмотреть.
— А ты у нас оставайся жить!
— У вас?— раздумчиво, но как будто и довольно сказал Тойгизя.— Спасибо на добром слове, Ванюшко, — и опять погладил Йывана по голове.— А не помешаю я вам?
— Да что ты! И мама рада будет, она часто тебя вспоминает.
— Ну ладно, вот придет мать, тогда и поговорим.
— воскликнул вдруг Федор, поглядев на Йывана.
Страшным усилием сдержал в себе Йыван просьбу взять и его в лес...
200
он жил в деревне, так много лет. Но Тойгизю помнили и по тем временам, когда был последний передел земель, когда они с Очандром ходили и меряли поля...
И спросили про Сапая,— откуда мужики все знали? Однако рассказывать про сына было лестно Тойгизе, он гордился им, и сейчас еще больше, чем одному Йывану, рассказывал о нем.
— Так и сказал: надо бороться?
— Да, так и сказал,— еще раз подтвердил Тойгизя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Так было в прошлом году, и сошло с рук мужикам это самовольство. А этой зимой еше больше.
— Сказывала Стапани, что еще и завтра собираются мужики на кордон по утреннику...
— Ну?..
— Да ведь что, Ванюшко, вроде ведь ничего, не отбирают, может, думаю, не съездил бы ты тоже с мужиками... Чего молчишь-то?
— Так ведь лошади нет...
— Лошадь можно попросить у дяди Каврия, не откажет...
Молчит Йыван, думает. Ему и самому приходила в голову эта завистливая мысль разживиться леском, пусть немного, только бы двор поправить, да и на замену двух нижних венцов дома не мешало... Молчит Йыван. Возьмут ли мужики в свою ватагу? Да и как дело может обернуться?.. Дядя Каврий только головой качает в осуждение, глядя на это самовольство... Но, может, рискнуть?..
— А даст лошадь дядя Каврий?
— Никогда еще не отказывал для доброго дела.
— Сходить, что ли?— в раздумье сказал ,Йыван.
— Сходи, не за семь верст идти. Да и чего-то он залю-бил тебя после Казани,— сказала мать, довольно улыбаясь.— Чем ты ему угодил?..
— Ничего я ему не угождал, — буркнул Йыван.
3
Дверь в лавку была отворена, под потолком горела маленькая лампочка с надетой на стекло жестяной тарелкой. За прилавком, опершись на локти, стоял сам дядя Каврий, а перед ним какой-то человек, похожий со спины на Янлыка Андрия. И тут человек говорит:
— Слухи есть, Каврий, что утихает... поражается революция...
Йыван стоит в дверях, не зная, куда ему — туда или сюда. И дядя Каврий смотрит на него и ничего не гпвппит
— Не надо, Андрий,— спокойно говорит дядя Каврий.— Он парень ничего... Торговым человеком мечтает стать...— И зовет:— Проходи.
Йыван входит и останавливается у косяка, а дядя Каврий, будто забыв о нем, разговор с Янлыком Андрием продолжает:
— Царевской полиции приказ такой пришел: группу больше трех человек разгонять...
— Оно и верно,— бурчит Янлык.
— Сначала скажут: разойдись,— продолжал дядя Каврий,— если не слушают, хлестать нагайкой.
— Давно пора...
— У каждого револьвер, шашка и нагайка...
— Надо, надо, а то распустился совсем народ в городах.
— В городах распустить народ, так оно и до деревни дойдет.
Янлык Андрий покосился на Йывана.
— Да ведь уже распустились, сукины дети. Вон что удумали — в лесу самовольничать! — Спросил, грозно сдвинув брови: — А ты, Ваштаров, не был случаем в лесу?
— Нет,— сказал Йыван.
— А не собираешься?
— И... нет,— сказал Йыван.
— Правильно делаешь.
— Он на столяра учится, — сказал Каврий, замечая, как покраснели уши у парня.— Кришина, когда в церковь ездил в Нырьялы, встретил. Хвалил, хороший, говорит, у вас растет столяр.
— Вон как! — серьезно сказал Янлык Андрий, оглядываясь на Йывана.— Может, ко мне наймешься? Дом хочу ставить новый, старый-то совсем худой, мне работники понадобятся...
Лестно было слушать Йывану такие речи самых первых людей — век бы стоял в этом сладком запахе мыла, пеньковых веревок, льняного масла!.. Но дядя Каврий спросил:
— Тебе какого товару надо?
Но до матери внезапно заявились гости: кузнец Федор, Потап Исай, сосед Атлаш. Зажгли лампу. Тойгизю все узнали, и он узнал всех, хотя ведь минуло с тех пор, как
199
4
Понуро брел по завечеревшей деревне. Тихая обида червяком ожила в нем. На кого — он не знал. За то ли, что не посмел, как хотел, спросить лошадь, или за то, что соврал Янлыку, обманув самого себя, мать и — такое смутное ощущение — еще кого-то. И горько было, что хоть дядя Каврий хорошо к нему относится, да вот не остановил, не сказал: посиди с нами. Нет, не сказал...
— Эй, Ванюшко! — окликнул зычный голос дяди Федора.— Сказывают, Тойгизя пришел к вам. Правда — нет?
— Дядя Тойгизя?— встрепенулся Йыван.— Когда?
— Да вот баба моя будто его видала.
— Не знаю,— крикнул Йыван и бросился бегом по затвердевшей от вечернего холода дороге.
Да, у крыльца стоял знакомый березовый посошок Тойгизи.
Влетел в избу — на лавке возле окна сидел в сумерках старик с реденькой бородкой, с сухим, тонким лицом, с узкими костлявыми плечами.
— Дядя Тойгизя?..— несмело сказал Йыван, страшась ошибки. И каким родным, каким сладким звуком отозвалось:
— Я, Ванюшко, я...
Подошел, не удержался — ткнулся головой в твердое плечо старика. Тойгизя провел рукой по волосам, сказал дрогнувшим голосом:
— О, какой вырос!..— И спазма сдавила горло Той-гизе.
— Дядя Тойгизя,— опять сказал Йыван, и голова кружилась от свежего весеннего запаха, который исходил от мыжера на плечах старика. Едва уловимо, но так остро слышался Йывану и запах зимовья. И казалось: вот-вот позовет отец: «Ванюшко, где ты там?..»
— Ну, ну, не плачь,— сказал дядя Тойгизя. — Что делать, Ванюшко, что теперь делать...
Сели рядом на лавку, посидели молча, Йыван мало-по-
МЯ ТТЛ7 лтпттптгъ™
— Мать с Оксей, наверно, у дяди Демида — шерсть на сукно топтать дядя звал вчера...
Потом тихим спокойным голосом рассказывал про себя Тойгизя: как на сплаве был, как зиму опять с медведем жил в дальнем илеме, как в Казань ходил Сапая искать...
— Нашел?— быстро спросил Йыван.
— Нашел... — печально отозвался Тойгизя.— В тюрьму взяли Сапая моего...
— Ты видел его?
— Видел.
— Ну как?..
— Он — хорошо, — сказал, повеселев, Тойгизя, словно вспоминая о чем-то.— Он у меня молодец, не падает духом, говорит: надо, отец, бороться, мы все равно одолеем их.
— Так и сказал?
— Так. Он ведь крепкий у меня, Сапай!
— А где он сейчас?
— Далеко... В Сибири где-то... Но он сказал, что надо бороться,— повторил Тойгизя, будто эти слова давали ему какую-то силу.
— Да,— сказал Йыван, — поражается революция... Тойгизя молча покачал головой.
Совсем смеркалось, а они все сидели, не зажигая огня. Хорошо было на сердце у Йывана, точно груз, цепь какая-то спала с души. Он спросил, куда идет теперь Тойгизя.
— Никуда,— отвечал старик.— Вот пришел вас проведать, на родные места посмотреть.
— А ты у нас оставайся жить!
— У вас?— раздумчиво, но как будто и довольно сказал Тойгизя.— Спасибо на добром слове, Ванюшко, — и опять погладил Йывана по голове.— А не помешаю я вам?
— Да что ты! И мама рада будет, она часто тебя вспоминает.
— Ну ладно, вот придет мать, тогда и поговорим.
— воскликнул вдруг Федор, поглядев на Йывана.
Страшным усилием сдержал в себе Йыван просьбу взять и его в лес...
200
он жил в деревне, так много лет. Но Тойгизю помнили и по тем временам, когда был последний передел земель, когда они с Очандром ходили и меряли поля...
И спросили про Сапая,— откуда мужики все знали? Однако рассказывать про сына было лестно Тойгизе, он гордился им, и сейчас еще больше, чем одному Йывану, рассказывал о нем.
— Так и сказал: надо бороться?
— Да, так и сказал,— еще раз подтвердил Тойгизя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83